У Билля вертелся на языке резкий ответ наглецу, но привычная вежливость содержателя гостиницы взяла верх над его непосредственным чувством, и он, промолчав, ответил на вызывающие слова гостя вежливым, уклончивым жестом руки.
— Таково в действительности мое намерение, — продолжал незнакомец, — и если бы я не питал к вам особого уважения, я бы не стал тратить с вами так много времени, а поступил бы круто, как я часто это делаю, без лишних церемоний и проволочек… Вы, кажется, гордитесь тем, что безотлучно прожили в этом углу всю свою жизнь, и что ничто на свете не может вас заставить покинуть вашу мельницу и вашу долину, потому что вы когда-то решили никогда не покидать их; ну, а я решил иначе, я решил, что вы сегодня уедете со мной отсюда в моей колымаге и что мы славно с вами прокатимся; мало того, говорю вам, что прежде чем вы успеете допить эту бутылку, вы отправитесь со мной в дальний путь.
— Удивительно странно было бы это, сударь! — возразил, саркастически усмехаясь, Билль. — Ведь я здесь вырос, можно сказать, врос в эту почву, как вон те старые дубы, и сам дьявол, думается мне, едва ли сумел бы выманить меня отсюда, до того крепко я пустил здесь корни. Но судя по тому, что я от вас слышу, вы, сударь, презабавный и презанятный господин, и я готов, пожалуй, поспорить на еще одну бутылочку моего доброго вина, что на этот раз вы даром тратите со мной время.
Между тем зрение Билля как будто все больше и больше затуманивалось, но это не мешало ему все время чувствовать на себе упорный, леденящий и вместе с тем испытующий взгляд незнакомца, который одновременно и раздражал, и подавлял его.
— Не думайте, пожалуйста, — вдруг вырвалось у Билля с какой-то лихорадочной запальчивостью, удивившей и встревожившей его самого, — не думайте, что я такой упорный домосед из боязни чего-то неизвестного! Нет, я ничего решительно не боюсь во всем Божьем мире, могу вас уверить! Видит Бог, я достаточно устал жить, и когда придет наконец мой час отправиться в более продолжительное путешествие, чем то, которое вы решили мне навязать, то к нему я буду готов, могу вам поручиться за это!
Незнакомец допил свой стакан и отодвинул его от себя. С минуту он внимательно смотрел на Билля, а затем, облокотясь обеими руками на стол, он трижды фамильярно ударил Билля одним пальцем по руке, немного повыше кисти.
— Ваш час пришел, — сказал он негромко, торжественно и внушительно.
Неприятная дрожь пробежала по всему телу Билля от того места, которого коснулся своим пальцем незнакомец, а звук его голоса, глухой и жуткий, как-то странно отдавался в сердце Билля.
— Прошу извинить меня, сударь, — сказал он, несколько взволнованный и расстроенный, — я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать?
— Хм!.. — промолвил гость. — Посмотрите на меня, и вы убедитесь, что ваше зрение изменяет вам; подымите руку, и вы почувствуете, что она смертельно тяжела. Говорю вам, что это ваша последняя бутылка вина, и это последняя ваша ночь на этом свете, мастер Билль.
— Разве вы врач? — дрожащим голосом спросил Билль.
— Я лучший из врачей, когда-либо существовавших, — ответил незнакомец. — Я излечиваю разом и дух, и тело одним и тем же средством; я сразу прекращаю все страдания и отпускаю все прегрешения; а в тех случаях, когда моими пациентами являются люди, которым, жизнь не улыбалась, которых постигали постоянные неудачи, везде и во всем встречались затруднения, я для них сглаживаю все и вывожу их победителями из самых запутанных и тяжелых обстоятельств!
— Это, конечно, прекрасно, но, благодарение Богу, я в вашей помощи нисколько не нуждаюсь! — сказал Билль.
— Для каждого человека приходит такое время, мастер Билль, — возразил странный врач, — когда у него из рук берут руль, и когда другой берется за него и правит его ладьей. Потому что вы в течение всей своей жизни всегда были разумны, спокойны и осторожны, эта пора пришла для вас не скоро, много позднее, чем для других; вам дано было довольно много времени подготовиться к этому моменту. Вы теперь видели все, что можно было увидеть близ вашей мельницы; вы всю жизнь просидели здесь, не сходя со своего места, просидели, как крот в своей норе, ну, а теперь довольно! Эта ваша миссия кончена, — добавил страшный посетитель, вставая из-за стола. — Теперь вы должны встать и идти за мной.
— Вы странный господин, — сказал Билль, глядя в упор на своего гостя, — и страшный врач.
— Я не только врач, я закон природы! — возразил собеседник. — Люди называют меня «Смерть».
— Так почему же вы не сказали мне этого сразу?! — воскликнул Билль. — Я ждал вас все эти долгие годы; протяните мне вашу руку, и с Богом в путь!
— Так обопритесь на меня сильнее, — сказала гостья, — Ваши силы уходят. Опирайтесь крепче. Я хотя и стара как мир, но все еще очень сильна, сильнее всех и сильнее всего! Здесь не более трех шагов до моей колымаги, а там окончатся все ваши заботы и печали. Право же, — добавила гостья, и голос ее звучал теперь тепло, сердечно и дружелюбно, — я тосковала по вас, как по родному сыну; из всех людей, за которыми я прихожу и приходила весь свой долгий век, за вами я пришла с наибольшей радостью! Я и зла, и насмешлива, и часто огорчаю людей в первый момент моего приближения к ним, но, в сущности, я для большинства из них добрый друг, особенно же для таких людей, как вы, мастер Билль.
— С тех пор, как Марджери скончалась, — сказал Билль, — Бог свидетель, что вы были для меня единственным другом, которого я ждал и которого я горячо желал увидеть у своих дверей.
И хозяин и гостья пошли вместе, рука об руку, через двор к воротам. Один из слуг проснулся в это время и услышал конский топот у самых ворот, но повернулся на другой бок и тотчас же опять заснул. В эту ночь вдоль всей долины от мельницы вниз слышался мягкий, ласковый шелест, словно приятный и нежный тихий ветерок несся с гор по направлению к равнине, а наутро, когда все кругом вновь пробудилось к жизни, Билль с мельницы отправился наконец в свое первое и последнее путешествие, в страну, откуда никогда не возвращаются.
УБИЙЦА
Markheim, 1885
— Да, — сказал антиквар, — наши барыши возрастают от разного рода обстоятельств. Одни покупатели бывают невежественны, не понимают толк в вещах, и тогда мы наживаемся на их невежестве, то есть взымаем с них известный дивидент за свое превосходство в знании; другие люди бывают сомнительной честности, — и при этом антиквар поднял свечу так, что свет ее упал прямо на лицо его посетителя, — и в таких случаях мы тоже извлекаем пользу из своей высшей добродетели, — добавил он.
Маркхейм только что вошел с улицы, где было еще совершенно светло, и глаза его не успели еще освоиться со светом свечи и окружающим мраком лавочки антиквара, и потому при последних словах этого человека, вероятно, от близости поднесенной к самому его лицу зажженной свечи, он невольно болезненно заморгал и отвернулся.
Торговец странно захихикал.
— Вы явились ко мне в самое Рождество Христово, — продолжал он, — в такое время, когда вы знаете, что я один в целом доме, что я закрываю ставнями окна моей лавочки и ни под каким видом не делаю никаких сделок или торговых операций; ну, разумеется, вам придется заплатить мне за это! Вы должны заплатить мне за потраченное мною с вами время, которое я должен был употребить на сведение балансов в моих книгах, и, кроме того, вам придется заплатить мне еще и за ту странную манеру, которая сегодня особенно ярко сказывается в вашем обращении со мной. Я, видите ли, все учитываю! Как вам известно, я — сама скромность, и никогда не задаю никому неприятных и щекотливых вопросов, но когда мой клиент не может смотреть мне прямо в глаза, и я соображаю, что тут что-то не совсем ладно, то и за это ему тоже приходится несколько приплачивать.
Тут антиквар еще раз хихикнул и лукаво и многозначительно прищурился, но затем перешел на свой обычный деловой тон, в котором, однако, все еще слышалась ироническая нотка.
— Ну, вы, конечно, как всегда, можете весьма точно и подробно объяснить, каким образом к вам попала та вещь, которую вы предлагаете мне купить? Вероятно, она все из той же богатой коллекции вашего дядюшки, не так ли? Удивительный это был коллекционер, надо отдать ему справедливость!
И маленький, бледный, тщедушный и сутуловатый антиквар приподнялся при этом на цыпочки и смотрел поверх своих золотых очков на своего посетителя, с видимым недоверием покачивая головой.
Маркхейм ответил на это взглядом, полным бесконечной жалости и непреодолимого отвращения, но отвечал сдержанно и спокойно:
— На этот раз вы ошибаетесь; я пришел не предложить вам купить что-нибудь у меня, а наоборот, я пришел купить у вас сам то, что мне приглянется. В данный момент у меня нет таких редкостей, которые я мог бы предложить вам или от которых я хотел бы отделаться; дядюшкина коллекция совершенно исчерпана; в его кабинете не осталось ничего, не исключая резной дубовой панели, но даже в том случае, если бы там еще сохранилось кое-что, я сегодня скорее прибавил бы к ней что-нибудь, чем убавил из нее. В последнее время мне повезло на бирже, и сейчас я при деньгах. Сегодняшнее мое дело к вам очень простое: мне нужен интересный рождественский подарок для молодой особы, — пояснил он, становясь все более и более красноречивым по мере того, как он добирался до заранее приготовленной им маленькой басни. — Я, конечно, очень извиняюсь, что обеспокоил вас в такое неурочное время и по столь маловажному делу, но суть в том, что вчера я забыл позаботиться о подарке, а между тем я должен сделать это маленькое подношение непременно сегодня за обедом. Как вам известно, в наше время богатые невесты — такого рода вещь, которой пренебрегать никак нельзя.
