О, муж мой! Вижу!..
Тело Кухулина.
Я развеял тьму,
Что от очей твоих его скрывала,
Но он тебя не видит.
Эмер.
Муж мой! Муж мой!
Тело Кухулина.
Не видит и не слышит. Это призрак,
Слепой, глухой, лишенный осязанья,
Замкнутый сам в себе. Мольбы и плач
Его сюда принудили вернуться,
Но ни единый звук ему не внятен:
Вы лишь из забытья исторгли призрак
И ввергли в грезы, в беспокойный сон;
И в этом сне, подобно всем теням,
Еще к своей свободе не привыкшим,
Он вновь обрел привычное обличье,
Но затворен в себе, не зная, где он
И рядом с кем.
[Тем временем входит Сида и останавливается около двери.]
Эмер.
Но кто же эта дева?
Тело Кухулина.
Из Царства-под-Волной она явилась
И в грезы облеклась, чтоб он сверкнул
В ее корзине. Сиды ведь рыбачки:
Мужчин в два счета ловят на крючок,
А грезы им — наживка.
Эмер.
Так она
Обманною личиною прикрылась,
Виденьем лживым!
Тело Кухулина.
Грезы — тоже тело;
Умерший вспять идет, к младенчеству без грез;
Кто грезить перестал, уж не вернется;
А всех священней — тени, что не жили
Среди живых, но в грезах к вам нисходят.
Эмер.
Ее породу знаю я давно.
Когда мужчина спит, войною истомлен,
Они, склонясь над ним, целуют в губы,
Окутывают облаком волос;
Проснувшись, он не помнит ничего,
Но затворен в себе и на объятья
Душой не отзовется.
[Выхватывает нож из-за пояса.]
Тело Кухулина.
Нет, ножом
Воздушный облик не пронзить. Молчи и слушай.
На то я дал тебе глаза и уши.
[Сида, постепенно ускоряя шаг, кружится в танце вокруг Духа Кухулина, скорчившегося у края сцены. Дух Кухулина тем временем постепенно пробуждается. Сида порой задевает лицо Духа волосами, но не целует его. Танец сопровождается струнными, флейтой и барабаном. Маска и одеяние Сиды отливают золотом, бронзой, медью или серебром, так что она подобна скорее идолу, чем человеку. Это сходство может отражаться и в ее движениях. Волосы ее тоже блестят металлом.]
Дух Кухулина.
Кто здесь, во тьме, передо мной
Сияет славой неземной,
Как в торжестве уединенья,
Пройдя ступени возрожденья,
Венчает долгий труд сполна
В ночи пятнадцатой луна?
Сида.
Я не полна: поныне страсть
Имеет надо мною власть.
Но что гнетет тебя к земле,
И что тебя укрыло мглой,
И отчего лицо во мгле
Скрываешь?
Дух Кухулина.
Память о былом
Меня гнетет: о днях блаженных
Жены, не ведавшей измены,
О мертвых женах и мужах
И обо всем, что ныне — прах.
Сида.
Ты, возлюбивший стольких жен,
Чей круг на день не довершен,
Полюбишь ли теперь иную,
Чье сердце бьется и тоскует,
Как и у тех, но от вершины
В последнем часе?
Дух Кухулина:
Вспомнил ныне,
Что я с тобой давно знаком!
Иссохший терн над родником,
Туманный холм, и дева-птица
То в танце яростном кружится,
То реет ястребом крылатым…
Я распахнул тебе объятья,
Но ты исчезла в тот же миг.
Сида.
Забудь и холм, и тот родник
И распахни объятья снова!
Ты был смелее, право слово,
Пред полуптицей! Я твоя:
Не ястреб — дева.
Дух Кухулина.
Ну а я -
Не тот юнец в порыве страсти.
В тебе огонь последней части
Горит на грани полноты,
Но застит мне твои черты
Воспоминаний тяжкий гнет
И распрямиться не дает.
Сида.
Так поцелуй меня в уста!
Хотя и меркнет красота
Пред памятью, но губ моих
Коснись — и все забудешь вмиг
Пред совершенной красотой.
Дух Кухулина.
И жало совести слепой
Не уязвит меня отныне?
Сида.
Теченье времени застынет,
И долгий мой круговорот
Слиянье наших уст замкнет
В безбрежной грезе. Утолит
Любую жажду, усмирит
Любое сердце — и твое,
Кухулин! — это забытье.
Так не противься — напои
Мои уста!
Дух Кухулина.
Уста твои!
[Собираются поцеловаться, но он отворачивается.]
О Эмер, Эмер!
Сида.
Значит, вот
О ком тоска тебя гнетет!
Дух Кухулина.
Как будто вижу вдалеке:
Плечо к плечу, рука в руке,
О Эмер, снова мы вдвоем
Вступаем в твой наследный дом!
Сида.
Как умер, так зовешь ее,
А был живым — ни в грош ее
Не ставил!
Дух Кухулина.
Эмер, Эмер, где ты?
Сида.
Ты преступил свои обеты:
Любую девку-неумеху,
Любого друга-пустобреха
При жизни ты ценил дороже,
Чем кров ее, и стол, и ложе.
Но ни одна из смертных жен
Над тем не властна, кто рожден
Для мира, где обет любви -
Всего лишь прах воспоминаний,
Где взор омытый не туманит
Земная грязь.
Дух Кухулина.
Уста твои!
[Сида выходит; Дух Кухулина следует за ней.]
Тело Кухулина.
Кричи, что ты навеки отвергаешь
Его любовь! Не мешкай, поспеши!
Эмер.
Нет, ни за что не крикну.
Тело Кухулина.
Ну и дура!
Я, недруг Фанд, явился помешать ей,
А ты стоишь и зря теряешь время!
Ты слышишь стук копыт на берегу?
Прислушайся, как бьют копытом кони!
Она уже взошла на колесницу,
Но он еще не с нею. Торопись же!
Последний миг настал — кричи, кричи!
Отринь его — и власти Фанд конец.
Уже одной ногой на колесницу
Ступил Кухулин — крикни, что велю!..
Эмер.
Любовь Кухулина навеки отвергаю!
[Тело Кухулина падает на ложе, наполовину задергивая занавеску. Этне Ингуба входит и опускается на колени у ложа.]
Этне Ингуба.
Вернись ко мне, любимый! Это я -
Я, Этне!.. О, смотри! Он возвратился,
Он с нами вновь, на ложе шевельнулся!
Я, я одна его отвоевала
У моря, я его вернула к жизни!
Эмер.
Он просыпается.
[Тело на ложе поворачивается. На нем снова героическая маска Кухулина.]
Кухулин.
О руки, эти руки!
Этне Ингуба!.. Знаешь ли, я был
В каком-то странном месте, и мне страшно.
[Первый Музыкант выходит на авансцену, остальные два подходят к нему с обеих сторон и поют, развертывая полотнище.]
— Отчего так гулко и странно
Бьется сердце твое, открой?
— Я увидел в гостях изваянье -
Одиночества лик роковой.
Дышит статуя, движется мимо,
И в груди ее сердце стучит
Громче наших бесед у камина.
Когда же оно замолчит?!
О, скорбная награда
Безвременных могил!
Мы пред тобой без сил
Склоняемся в молчанье,
Не подымая взгляда, -
Оброним вздох случайный
И отойдем без сил.
Для волненья не видно причины,
Дверь закрыта и крепок сон,
И не сыщется в свете мужчины,
Что красою твоей не пленен,
Но и тот, кто грезил тобою
Дольше многих, верней других, -
О, бессильно сердце земное! -
Позабудет бессмертный лик.
О, скорбная награда
Безвременных могил!
Мы пред тобой без сил
Склоняемся в молчанье,
Не подымая взгляда, -
Оброним вздох случайный
И отойдем без сил.
Что же сердце не знает покоя?
Кто избранником стал твоим?
Расцветешь совершенной красою -
Мысль растает, как легкий дым;
Но и это тоже опасно:
При трех четвертях бледны
Звезды в небе — совсем угаснут
Пред сияньем полной луны.
О, скорбная награда
Безвременных могил!
Мы пред тобой без сил
Склоняемся в молчанье,
Не подымая взгляда, -
Оброним вздох случайный
И отойдем без сил.
Туманные воды
Посвящение
леди Августе Грегори[82]
Среди семи лесов бродил я в Кулэ:[83]
Шан-валла,[84] где тенистый пруд меж ив
Скликает диких уток зимним утром;
Кайль-дорта[85] темный; Кайль-на-но[86] лучистый,
Где сотни белок счастливо резвятся,
Как будто скрылись меж зеленых веток
От старости и смерти; Парк-на-ли,[87]
Где глушат тропы ясень и орешник;
Парк-на-карраг,[88] где в воздухе зеленом
Разлит медвяный запах диких пчел;
Парк-на-таррав,[89] где взор, подвластный чарам,
