Последние слова Вячеслав Михайлович произнес, уже входя в комнату отдыха. Он торопливо сдернул с вешалки пуховик с глубоким капюшоном, накинул на плечи, поднял капюшон, открыл створку шкафа, шагнул в него и уже оттуда, из сумрака, поинтересовался, глядя прямо перед собой:
— Ты уже отдохнул, Пустынник? Ищешь новой работы?
— Где моя кошка, Славутич? — наклонился к шару заокеанский маг, ловя в хрустальных гранях черты Великого. — Куда вы спрятали Око?
— Неужели ты думаешь, Пустынник, что оно у нас?
— Я знал, я чувствовал! — зашипел Пустынник. — Вы заманили меня сюда, чтобы украсть мой амулет!
— Ты забыл, на какой земле находишься, Пустынник, — усмехнулся Славутич, прикрывая дверцу шкафа, и лицо его стало еще темнее. — Здесь не принято красть и обманывать. Если мы захотим отнять, то сделаем это в честной схватке. Захотим купить — так и скажем. Мы были честны с тобой, Пустынник. Ты должен был провести разведку в северной столице и получить оплату тремя черепами. Ты не принес ничего и ничего не получил. Тебе было сказано, что оставлять Око в Петербурге опасно. И Великий Изекиль принял меры к тому, чтобы оно не могло достаться Северному Кругу.
— Какие меры?!
— Я не знаю, Пустынник, — покачал головой Великий, — не интересовался. Но уверен, северяне до Ока не доберутся. Это точно.
— Что вы с ним сделали?!
— То, что необходимо.
— Вы убили его, твари!!! — Пустынник, не в силах сдержать ярости, хлопнул ладонями по шару и сорвавшийся с пальцев импульс энергии заставил хрусталь вскипеть и взорваться мельчайшим стеклянным порошком. — Вы убили амулет, который берегли десятки магов почти шесть тысяч лет! Проклятые гиперборейцы! Ради минутной выгоды вы готовы истреблять редчайшие артефакты, за которые настоящие колдуны платят веками рабства, которые передают только излюбленнейшим и доверенным из учеников! Кем вы себя воображаете? Нефелимами? Хранителями истины? Будьте вы прокляты! Ничего, настанет час, когда вострубят ангелы, раскрывая врата страданий. Мы сотрем вас в порошок вместе со всей вашей историей, истиной и верой! Русские будут пылать сальными свечками наравне со смертными ближних и дальних миров, моля о смерти, как о милости, а православный крест станет пропуском к мукам десятикратным, по сравнению с прочими…
Пустынник заметался по комнате, круша все, что попадалось на его пути.
Великая Амамат, как он ненавидел всю эту Гиперборею и ее Великих! Он ненавидел ее темной наследной ненавистью колдунов, тысячи лет назад изгнанных из здешних пределов за поклонение силам смерти и стремление к власти, ненавидел ненавистью слабого, которого беспричинно ткнул мимоходом в грязь лицом сильный бугай и, смеясь, пошел дальше, ненавидел ненавистью ограбленного к обидчикам, скрывшимся за высокими стенами, за крепкой стражей. Он ненавидел, ненавидел, ненавидел…
Славутич его ярости, разумеется, не видел: едва хрустальная сфера рассыпалась в прах, как контакт немедленно разорвался. Однако особой проницательности в данном случае и не требовалось. Вячеслав Михайлович Скрябин вышел из шкафа, небрежным жестом стряхнул несуществующую пыль, снял пуховик, остановился перед зеркалом: одернул пиджак, пригладил волосы. Слабо улыбнулся кончиками губ:
— Однако, кажется, наш гость немного огорчился…
* * *
Пустынник к этому времени уже успокоился, замерев над графином с оплавленным горлышком.
Да, с волевым ударом по шару он поторопился. Глупо. Теперь местные Великие будут знать, что он затаил обиду. И ударил энергией тоже зря. Все равно подобное нападение бесполезно против мало-мальски приличного мага. Волевой импульс хорош против обычных смертных — когда какой-нибудь невежа толкнет в лифте или подрежет на дороге. Вот тогда это срабатывает отлично: просто указываешь на него пальцем, и смертный тут же испытывает острую боль в боку или животе, а то и валится от внезапного сердечного приступа. Это уже как его здоровье позволяет. Кое-кто и помирает. Либо сразу, либо через пару дней, во сне — из-за нарушения энергетических потоков в организме и общей слабости.
Что же касается Великих — то их ни одно проклятие не проймет, и никакая порча не пробьется через защиту. Слишком сильны потоки, что находятся в их распоряжении, слишком опытны сами колдуны… Но и оставлять без ответа столь наглое уничтожение древнего амулета Пустынник тоже не собирался.
Он открыл форточку, выкинул в нее бесполезный теперь графин, наскоро прибрал в комнате, потом нашел на полке телефонный справочник:
— А, б… е, ж… и, к… Ага, вот. Кафе, квартиры, кинотеатры, кислород… Кладбище. Улица Головинское. Бред какой-то. Хотя ладно, поехали.
Он вернул справочник на полку, сунул в карман ключи от машины и побежал вниз.
* * *
Головинское кладбище не представляло собой ничего особенного: густая зеленая шапка леса, возросшего среди могил, железная решетка, часовня возле входа. Первым делом Пустынник завернул в храм, купил десяток церковных свечей. Жизнь простых смертных настолько переполнена верой в бога, что в большинстве житейских обрядов не обойтись без христианских атрибутов, энергетика которых тесно сплетается с энергетикой людей. Небрежно сунув свечи в карман, маг вошел в ворота, остановился перед нищим, в шляпе которого валялась зеленая бумажка и несколько монет.
— Слышь, родной, — Пустынник достал из кармана десятитысячную бумажку. — Я у тебя две пятидесятки куплю. Уж очень нравятся…
Он кинул в шляпу десять тысяч, взамен выбрав две желто-белые монеты по пятьдесят рублей. Пожертвованные на кладбище, они являлись собственностью земли мертвых — как раз то, что требуется.
— Проклятый сатанист, — пробормотал нищий, но денежку моментально загреб в карман.
Маг, в мыслях которого уже начал созревать некий план, двинулся по тенистой дорожке, бросая взгляды на надписи на могильных плитах. Май, декабрь, август… Ага, вот и то, что надо. Гена Кимов, дата рождения — восемнадцатое сентября шестьдесят восьмого года.
Воровато оглянувшись, Пустынник черпнул с могилы горсть земли и торопливо направился к выходу.
* * * Санкт-Петербург, Смольный, столовая, банкетный зал, 14 сентября 1995 года. 17:45
Высокие окна банкетного зала были задернуты тяжелыми парчовыми шторами, и вечерним лучам удавалось пробраться внутрь только через узкую щель между карнизом и потолком, рассеиваясь в неясном полумраке. Света в помещении никто не включал, а потому очертания собравшихся за столом людей больше угадывались, нежели различались. Все они были в деловых костюмах: галстуки, рубашки, короткие стрижки. Даже обе женщины предпочли платьям юбку и пиджак.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
