иную культуру, в которой существует понятие о субординации и гранях дозволенного. А шпана, с которой сейчас приходится учиться, никого особо не уважает. И, что досадно, я сейчас не гениальный Орочимару, а прижитая бестолочь Охеми. Не то чтобы я какой-то брюзга и спесивец, но когда ко мне на «эй, ты, придурок», то становится немного обидно. Пусть и для местных это вполне нормальное обращение, они и с учителями на ты. А иногда и на «эй, ты». В местном языке все эти особенности хорошо выражены, со всем тщанием присущей азиатам многоуровневой вежливости.
— Охеми! — звонко прокричали у меня над ухом, попутно от души припечатав ладонью по плечу. — Пошли в баню!
А вот и моя новая мамочка объявилась.
— Какая еще баня в такую жару, Анко? — устало спросил я, оборачиваясь. — Я хочу домой и…
И я не успел договорить, потому что увидел саму Митараши. Девчонка сейчас, хоть и старше физиологического возраста Охеми, была с моим клоном одного роста. Поэтому мой взгляд сразу же зацепился за отекший правый глаз Анко, ссадину на правой же скуле и распухшую щеку. Еще ее волосы цвета тусклой фуксии стали еще более блеклыми из-за пыли. Да и вся одежда, и так поношенная, явно нуждалась в стирке и ремонте.
— Ладно, пойдем в баню, — со вздохом согласился я, решив, что купаться в горячем бассейне вовсе не обязательно, а освежиться, облившись холодной водой из шайки пару-тройку раз, мне тоже не помешает.
— Ура! — просияла девчонка. — Скорее домой за мылом!
И чего ей одной не сходить, интересно?
Я невольно поймал на себе веселые взгляды близняшек Узуки, которые весело зашушукались, наблюдая за моим с Анко общением. Наверняка мои одноклассницы сейчас поделились друг с другом шуткой в духе «тили-тили-тесто». В плане юмора местные детишки не слишком оригинальны. Вон, кажется, и Ирука со своим корешем Угаем ржут промеж собой. Вот идиоты. У Ируки до сих пор лицо обмотано бинтами после неудачного практикума в сюрикендзюцу, а все лыбится.
А вот и фиг с вами. Я гордо выпятил грудь и пошел наравне с Анко. Если так хочется, пусть завидуют. А придурку Дзюну, незнамо каким чудом ставшему учителем, я это еще припомню. Именно он первым обозвал нас с Митараши парочкой. Ну, живем мы вместе. Ну да, не родственники вообще ни разу. Ну, Анко таскает меня везде с собой. Что такого-то? У девочки потребность в семье, вообще-то, после смерти родителей. Только не мужа ей надо, а братишку или папку.
Вообще, когда я попал в детский дом Конохи, то думал, что задержусь в нем лет на пять, прежде чем смогу попасть в Академию. Обычно в нее сирот принимают после того, как те заработают хоть несколько тысяч рё на аренду общежития при школе шиноби. Да, приютские дети здесь работают на свое будущее в меру своих сил: помогают работникам детского дома и ирьенинам, убирают улицы, полигоны, ту же Академию и другие общественные учреждения. В общем, детский труд здесь широко распространен и вполне приветствуется. Однако Охеми удалось этой участи избежать.
Мне повезло встретить Анко, которая сама провела пару лет в приюте, прежде чем поступила в Академию. Тогда за счет доставшегося наследства от родителей Конохой для нее была арендована квартира и назначена повышенная стипендия до окончания школы. Правда, халупа была немногим лучше общежития, даже квартирка Наруто в каноне поболее выглядела — там хоть кровать было куда поставить.
Ну, не мне, конечно, жаловаться. Я, вообще, просто втерся Митараши в доверие, внушив ей идею, что со мной жить ей будет лучше. А чухнувшие работники приюта меня поддержали — им меньше ртов кормить. Так вот мы теперь с ней и делим квартирку в десять квадратных метров. Отличное жилье, учитывая нынешние расценки на жилплощадь в Конохе. Есть пол, где поспать, есть кухня в прихожей, и есть ванная, которая и отличает квартиру от комнаты в общежитии. Еще из плюсов отсутствие коммунальных платежей, наличие холодильника в квартире и прачечной на первом этаже, а также входящие в арендную плату услуги уборщиц, то есть все просто замечательно. Похоже, родители Анко были весьма состоятельны, раз она сейчас может позволить себе так шиковать.
— Это ты сегодня так в тайдзюцу тренировалась? — неодобрительно пройдясь взглядом по грязной одежде, спросил я у Митараши. — Снова в паре с тем Акимичи.
— Ого! Как догадался?
— Он у вас там один левша в классе, — снова оценив степень помятости правой стороны лица Анко, ответил я. — Ты головой думать научишься? Или тебе все мозги уже отбили? Он в два раза тяжелее тебя и левша. Учись с теми, кто в одной весовой категории с тобой, дура.
— Ты сам говорил, что тяжело в учении — легко в бою, — надулась Анко.
— Еще раз полезешь к этому парню, я буду всю еду заливать табаско, — с угрозой произнес я.
Быстро оценив свои перспективы остаться, фактически, без ужинов и обедов, Митараши серьезно заявила:
— Простите эту глупую слугу, Охеми-сама, более она не совершит столь глупого поступка.
Шебутная она, конечно, но дрессируемая.
— Давай попробую подлечить тебя, — смилостивился я над болезной.
— Мои раны излечат только воды горячих источников, — убежденно сказала Анко.
— Угу, — я скептически посмотрел на медленно наливающийся синевой фингал под глазом Митараши. — Постой-ка.
Кажется, у меня в подсумке была какая-то дешевенькая гадость из Канпо Ияко. Не знаю и знать не хочу, из чего ее сделал тот похожий на постаревшего Чена хмырь, но, кажется, она должна помогать при ушибах и гематомах. Все равно на себе ее применять я не стану никогда в жизни, тем более в этом теле, но интереса ради проверить эффективность местной народной медицины можно. Я ее и покупал-то, чтобы при случае было чем оправдать неоправданно быстро заживающие на Охеми раны. Регулировать способность к регенерации Хаширамы не так-то просто, особенно когда нужно понизить ее эффективность.
Налепить компресс с помощью пластыря было делом нескольких секунд, так что вскоре Анко щеголяла неаккуратной повязкой на одном глазу.
— Ого, смотреть на мир одним глазом, оказывается, так необычно! — удивленно выдала Митараши, оглядываясь по сторонам.
Оставив это ее крайне ценное замечание без внимания, я сложил средства первой
