Летом, видимо, донесла казачья «агентурная» разведка, разбросанная по всему Черноморью, что в 1639 году турки на Азов не пойдут. Казаки осмелели и заговорили, что живали де они, атаманы и казаки, «в плетяных городках, и тогда их взяти и из городков выгнати было не уметь, а ныне де взяли они Азов и в Азове укрепились, и турским де ратным людям ничего над ними будет не иметь, только де лишь ратных людей потеряют»[26].
На русской границе тоже было тихо, но в степи летом татары все равно спокойно жить не давали. 12 июля ездили с Яблонова в Азов с грамотами служилые люди, сын боярский Анофрий Кожухов и корочанский полковой казак Данила Болдырь. Уже за Донцом у речки Кундрючьей чуть не схватили их татары, еле ушли. В челобитной потом честно указали, что пострадали. У одного татары отбили седло, епанчу и кафтан, у другого — епанчу, котел и шапку. Видно, сели ребята пообедать, а потом пришлось удирать на неоседланной лошади, бросив одежду и котел.
Да и осенью казаки, оберегаясь татар, писали, что через степь «поехать малыми людьми невозможно».
А вот ногайцы, подумав, стали от крымчаков переходить под высокую руку русского царя. 4 августа подошли к Азову с крымской стороны два ногайских мурзы, стали спрашивать, где им дальше жить, а 28 сентября прикочевали к Азову ногайцев тысяч тридцать. Казаков в Азове было в то время мало, они забеспокоились, как бы эти гости каких дел не натворили. Но ногайцы вели себя смирно, некоторые мурзы вообще в Азов жить приехали. Стали казаки собирать по всему Нижнему Дону струги, перевозить орду через Дон на ногайскую сторону, чтоб согласно царской воле шла она под Астрахань. А тех мурз, что в Азове жили, должны были казаки как послов кормить за свой счет, собирали меж собой им деньги на мясо и вино и, «збирая себя», оскудели. Немало, видно, ногайские мурзы в Азове мяса поели и вина попили, даром что мусульмане.
Наконец, переправилась орда и стала по речку Кагальнику. Однако долго стоять тут ногайцам не пришлось — казаки, опасаясь татарского прихода со стороны Тамани, выжгли всю степь до Кумы, ни лошадям, ни коровам корму не стало. Пришлось ногайцам дальше уходить, к Астрахани.
Но ногайские дела не дали казакам отвлечься от важнейших — турецких.
1 августа пришел к Азову турецкий корабль, но оказалось, что это попавшие в плен в прошлом году казаки отбили у турок каторгу, на которой приковали их гребцами. Выбрали они время, около Тамани порезали спящими торговых людей — владельцев корабля, перебили охрану и, подняв паруса, явились в Азов вместе со всем товаром, который хозяева хотели было переправить из Тамани в Темрюк. Всего так из турецкого рабства вышли 140 человек, были среди них русские, были греки, были местные «арапы», отданные на галеры за пьянство, но были и 60 казаков, попавших в плен в Адахунском лимане.
Снарядили казаки новые экспедиции с целью взять языка, выведать турецкие планы. Флотилия, вышедшая к крымским берегам была удачной. Меж Керчью и Темрюком отбили донцы 123 человека русских пленных. А ходившая под Царьград вернулась поздно, уже в октябре, из 9 стругов в бурю потеряли два, а языков так и не взяли.
Но и без этих языков стало на Дону известно, что на 1640-й год готовят турки большой поход на Азов.
Как оно было на самом деле, вопрос спорный. Вряд ли турки были готовы на два похода в разных направлениях, поскольку еще не завершили подготовку к десанту на Мальту. Вполне возможно, что большую роль сыграла специально распространяемая дезинформация, на что турки были большие мастера.
Тем не менее, 7 октября отправил Наум Васильев от имени атаманов и казаков с Дона в Москву отписку с атаманом Сидором Елфимовым (прибыл 3 ноября). Сообщалось в той отписке о приходе под Азов ногайцев (и 17 ногайцев направили вместе с Елфимовым в Москву), но главное — об ожидаемом весной турецком походе. Жаловались казаки, что стены Азова местами обвалились, и башни стоят непокрыты, а крыть нечем, средств нет, и своей войсковой казны нет тоже, «да и самим, государь, нам к осадному делу, или не к осадному, тоже есть и носить нечего: всем скудны». И Сидор Елфимов в расспросных речах подтвердил, что с припасами скудно — осьмина ржаной муки стоит 2 рубля.
Вслед за Сидором Елфимовым 16 декабря явился в Москву сам Иван Каторжный с Нефедом Осиповым с подтверждением, что турки помирились с персами и точно ожидаются весною под Азов. Привез он челобитные о жаловании, а в челобитных было прописано: «А теперь, государь, около твоей государевой отчины Азова города в ином месте стены обвалялись, а башни все непокрыты, а обломы, государь, и в башнях мосты все обломились: пройти по городу человеку нельзя, все обломалось». А у казаков де и средств не стало, последнее раздали ногайцам, и мастеров — горододельцев и каменщиков — в Азове нет. Что касается прошлого жалования, что получили они с Тимофеем Яковлевым, то ушло оно на ремонт азовских стен после недавней осады — «и мы, холопы твои, то твое царское жалование издержали на городовую поделку, а иное городовое дело осталось в недоделке: по городу обломы и по башням деревянные мосты погнили и обвалялись, и в приступное, государь, время на башнях боевого ружья поставить нельзя и не на чем».
Видно, прижало донских казаков, что объявили они город Азов царской «отчиной». И мирная жизнь у них в Азове никак не могла наладиться. В чем-то даже хуже стало. Раньше, когда в Азове турки сидели и местные азовские обыватели, брали у них донцы в обмен на мир рыболовные сети и котлы, а теперь, когда стал Азов казачьим, и большая часть населения разбежалась, нить на рыболовные снасти стали в Москве просить…
Подтверждая отписки и речи донских атаманов и казаков, прислал из Воронежа вести воевода Вельяминов.
Ездили де его люди, человек 20, в Азов, прожили там четыре недели и за это время многое проведали. Дня за три до Святого Николая пробрался в Азов бурным осенним морем из Керчи комягою некий Тохтамыш и рассказал, что турки делают большие и малые суда, четыре «борчи», каторги и разные мелкие, чтобы весною идти под Азов. А турецкий султан «бусурманил невольников с каторг», русских людей, литовских и греков, «и хочет де их взять с собою ж под Азов». Еще султан запретил торговать хлебом в Керчи, Кафе и Тамани, чтоб тот хлеб был для войска, которое под Азов собирается.
Проведав все это, поскакали воронежские служилые люди зимним путем к своему воеводе, но выше Чира у речки Черной напротив казачьего городка Вёшки перехватили их человек двести татар. Потеряли воронежцы 20 лошадей и об один конь отошли к крепкому месту, где и засели на три дня. Два дня приступали к ним татары пеши, прикрываясь щитами, на третий, потеряв человек десять убитыми, ушли.
Московские власти под впечатлением услышанного дали казакам 6 тысяч деньгами и остального всего, что просили, и отпустили обе станицы — 62 человека — 18 марта из Москвы на Дон. Дали много. Когда добрались донцы до Воронежа и 30 апреля уже Доном решили грести на Низ, то понадобилось под обе станицы и под царское жалование 17 стругов.
Зимой все же в Азове стало полегче. Вести пришли обнадеживающие. 4 января прибыло в Азов посольство от персидского шаха «Сафея Сафеевича», человек 40 во главе с Маратканом Шах Мамедовым. С трудом перебралось это посольство через русские заставы на Тереке, а дальше черкесский мурза Муцал дал персам проводников, двух узденей, Еналука и Бута, которые и привели посольство к Азову. Посольство привезло донцам грамоту, в которой шах благодарил донцов и просил прислать в Персию послов от Войска Донского, жалование обещал. А если надо на помощь в Азов войско прислать, то обещали персы тысяч десять, а то и двадцать ратных людей.
Подумали казаки, прикинули. Посольство к шаху послать можно. Но пропустят ли это посольство через Терек русские воеводы без особой царской на то грамоты — вот в чем вопрос. Потому и решили обо всем известить Москву и перса одного туда же отправить. Пусть русские почешутся. Азов ведь можно не только русскому царю, но и персидскому шаху пообещать. Лишь бы помощь от турок дали.
Но и в 1640 году турки под Азовом не появились. В начале года Мурад IV умер, причем, как писал Челеби, умер, когда был подготовлен поход на Мальту. Азовский поход, видимо, был для Мурада более дальней перспективой.
Донцам о смерти султана сообщили выходившие из Крыма беглые пленные. Еще сообщили, что крымского Нурадина Сафей-Гирея не стало, и теперь когда и на кого у турок и татар «подъем будет» никто не знал.
С этими успокоительными вестями и с персом Миралеем Махмарзаговым прибыла 8 мая в Москву станица атамана Григория Митрофанова Бородина.
На Москве всех выслушали и отпустили 3 июня, пообещав милостиво: «А мы, великий государь, вас пожалуем, смотря по вашей службе».
Со смертью султана Мурада турки об Азове не позабыли.
Преемник Мурада, султан Ибрагим, человек слабый, вверил правление верховному визирю Магмеду-паше. Соседи Турции приободрились. «На этот раз все кяфиры подняли головы, подобно семиглавому дракону, — писал Челеби, — и начали простирать свою власть на области османские. Прежде всего русы, именуемые московитами, стали грабить и разорять области Крыма и Азова». Своевольные янычары, от которых не могла укрыться слабость нового султана, тоже сразу же начали мятежи. Челеби отмечал, что «после кончины султана Мурада начались мятежи в войсках, и они возымели полную власть над великим везиром. А тот был преисполнен желания начать поход в любом направлении, придерживаясь мнения, что „военный поход обламывает нос рабу“».
