— Ты чого сюды прийшов? Ты чого его тута шукаешь? У сучек ваших пошукай, сволота кобелиная!
Насколько Виктор знал из полковых сплетен, отношения у нее с комэском были более чем близкие и такая реакция любовницы Шубина была непонятна. Майор Никифоров, шубинский сосед, который тихо сидел в углу и с большим удовольствием слушал этот монолог, поймав гневный взгляд хозяйки, моментально стер с лица улыбку и сразу убрался в свою комнату. Хозяйка же продолжала бушевать:
— От же клоп блудливый. Щоб ноги його больше в моий хати не було. Так йому и передай. Кобелина похотливый.
Трясясь от злости, она схватила лежащий на полке фанерный чемодан и швырнула его в Виктора. Тот увернулся и чемодан, с треском открыв дверь, свалился на крыльцо. Манька силой вытолкнула Виктора на улицу и ногой зафутболила многострадальную фанерину в снег.
— И щоб ноги не було, — взвизгнула она, с грохотом захлопывая дверь у Виктора перед носом.
"Это что еще за Шекспировские страсти в отдельно взятом авиаполку? — недоумевал Саблин, поднимая избитый чемодан. — Всего четыре часа отсутствовал, а тут такое"…
В тамбурочке задумчиво курил Шишкин, увидев Виктора, он с ревом кинулся обниматься:
— Я знал, я знал, что ты придешь! — он облапил его, обдавая запахом табачно-водочного перегара. Остальные летчики выскочили из комнаты на шум, присоединяясь к поздравлениям. Когда страсти немного улеглись, его огорошили новостью.
— А ты еще не слышал? — у Нифонта в глазах была плохо скрытая зависть. — Про бой над Миллерово?
— Нет, а что там?
— Вы улетели, а тут из дивизии давай пытать, кто над Миллерово дрался, требовали подробности. Оказалось, что ваш бой видел сам товарищ Хрущев – член Военного Совета фронта. Говорят, что приказал наградить всех участников. В штабе до сих пор на ушах стоят.
Вид у него был настолько печальный и завистливый, что Виктор рассмеялся.
— Да ладно тебе, Валера завидовать. Вот скажи, когда ты от Вальки своей выходишь, разве мы тебе завидуем?
Летчики чуть не подавились смехом. Смеялись все, даже Нифонт, немного помявшись, присоединился к веселью. Запах перегара усилился, смешиваясь с табачным духом и не выветрившимися самогонными парами, он создавал в комнате непередаваемое амбре.
— А что отмечали, — спросил Саблин, когда все отсмеялись.
— Да снова тэбя поминали, — Вахтанг снова захохотал, прижимая к животу забинтованную руку. — Привычка такая, слушай.
— Ага, — к Нифонту вернулась его печаль, — а потом пришел комиссар и реквизировал последний литр самогона. И мы перестали отмечать.
— Ясно. А где мне Шубина найти? — Виктор потряс зажатым в руке чемоданом.
— А что это ты с его чемоданом? Его Манька выгнала? — летчики недоуменно переглянулись, послышались смешки и похабные комментарии.
— Третий дом с краю, — разрешил его вопрос Вадим, — может он там будет. Но смотри, командир сегодня, скорее всего… уставший.
…Комэск был пьян. Он расселся, на высокой кровати, прямо в нижнем белье, перед заполненным закусками столом. Выглядел Шубин неважно, серое от усталости лицо, глаза мутные. Вокруг него суетилась Галка, накладывала в тарелку самые вкусные кусочки, заботливо вытирая жирные губы платком. Она разоделась, накрасилась, голову венчала сложная, но очень красивая прическа.
— Да, — подумал Виктор, — вот это красавица. Ее хоть сейчас можно на подиум выставлять. Запросто может в конкурсе "Мисс Россия" участвовать. Как быстро она преобразилась.
— Витя! — казалось, что Шубин даже не удивился его появлению. — Садись! Галя, налей ему. Больше давай, тута, до краев. Ну, давай!
— Ты, Витя, молодец, — сказал он, когда они выпили и принялись неспешно закусывать, — срубил "месса" грамотно. Сразу видно – моя, тута, школа. Что с самолетом?
Выслушав ответ, вяло махнул рукой. — Херня. Завтра починят. Понял, тута, каково оно в облаках? — Шубин устало потер виски. — А я уже думал все, бак разворотило капитально, хорошо, что в нем бензина мало оставалось. Разогнался и скольжением пламя сбил. Мотай тута, на ус, может, пригодится когда. Когда в облаках летишь, на приборы смотри, им верь. Хотя с крылом дырявым даже мне такое тяжко… Ты из облаков вываливался – время потерял. Потом аэродром пролетел, а в снегопад и потемках, найти его, тута, дело гиблое. Галя, давай еще, лей – не жалей. Он мне сегодня жизнь спас, так что грех не выпить.
Виктор увидел, что Галка, наливая Шубину водку, незаметно разбавила ее водой. — Дмитрий Михайлович, вы кушайте, кушайте. Вот замечательные огурчики, картошечки вам положить? Кушайте… вот так. А что это, Витенька, у вас за чемодан? — обратилась она к Саблину.
— Дак это… — Виктор растеряно почесал затылок, — товарища капитана искал, зашел к нему домой, а там хозяйка разоралась как потерпевшая. Чемодан вручила, сказала, чтобы вы, товарищ капитан, там больше не появлялись.
Шубин, снова вяло махнул рукой. — Херня. К ребятам перееду.
Зато Галка всплеснула руками, заахала. — Как же так можно?! Ночью, на мороз, выгнать боевого командира. Ни капли совести. Как у нее язык не отсох, такое говорить. Ай-яй-яй. Как ее земля носит?
— Давай, Витя, вздрогнем! За Победу, — прервал ее комэск. Галка быстренько сунула ему огурец, закусить, ловко вытерла мокрое лицо платочком. — Вам, Дмитрий Михайлович, отдохнуть надо, вон как устали сегодня. Как же завтра летать будете?
Тот отмахнулся, достал из пачки папиросу, задымил. — Не будем летать. Погоды нет, бензина нет. Давай, Витя еще. Наливай, Галка… мне, тута, поменьше. Ты, Витька, меня держись. Тогда не пропадешь. Я научу. Эти мудаки на КП окопались, ждут когда война кончится. Уроды.,— он говорил тихо, зло, голос уже немного заплетался.
— Зачем вы так, Дмитрий Михайлович, — Галка подвинулась к нему ближе, принялась успокаивающе гладить Шубина по голове. — Вдруг скажет кто…
— Кто скажет-то? — комэск пьяно засмеялся. — Тут таких нет. Ты думаешь, они не знают? Да я им в лицо говорил! И ничего мне за это не было и не будет. Потому, что с ними, — он кивнул головой в сторону Виктора, — должен кто-то летать. Так что держись меня, Витя, тогда, тута, не пропадешь. Ты боец зубастый, злой и головой думаешь. Таких мало. Ладно, давай по крайней и будем собираться. Хватит хозяйку обременять…
— Ой, что вы такое говорите, Дмитрий Михайлович? Чем же вы меня обременяете? Куда вы на мороз, уставший – заливалась соловьем Галка. Она сидела с ним в обнимку, гладя его по голове и знаками, показывая Виктору, чтобы поскорее убирался. — Вы отдохните немного. Столько летать-то, кто выдержит…
Виктор, все понял и тихо, по-английски, ушел. "Вот баба-то, — думал он по дороге домой, — как все ловко провернула. И наготовила и приоделась, водкой где-то разжилась. И все ради комэска. Такой надо армией командовать или даже фронтом. Переманивание комэска – чем тебе не операция фронтового масштаба".
На душе было хорошо. Выпитая водка грела, картошка давала приятную тяжесть желудку. Насыщенный событиями, день заканчивался.
— А не так уж в прошлом и плохо, — думал он, укладываясь спать, — сегодня и "мессера" сбил и даже, вроде как, к награде представили. Девушки меня любят – вон, какая красавица поцеловала. И вообще, люди здесь хорошие…
С этими мыслями он заснул.
Глава 6
Второй день стоит нелетная погода. Серое свинцовое небо, часто срывается снег. Кажется, что низкие облака цепляются за верхушки деревьев. Летчики забились в землянку, здесь было дымно и темно, только коптилка на столе светила тусклым желтым язычком. Все спали, прислонившись друг к другу, расположившись в самых живописных позах, добирали после раннего подъема.
Заскрипела дверь, напуская внутрь холодный воздух и в землянку зашел комиссар. Крупного телосложения, одетый в коричневый летный комбинезон, Давид Соломонович напоминал вставшего на дыбы медведя. Он махнул летчикам рукой. — Сидите, сидите, — и, раздвинув Шубина с Петровым, уселся ближе к печке. Подбросил пару стеблей в буржуйку, подкурил папиросу от заботливо поднесенной Щубиным зажигалки и немного подумав начал беседу:
— Вот хочу поговорить с вами, не как командир, а как старший товарищ. Читали сводки? За неполные три недели наш фронт освободил сотни населенных пунктов, уничтожено больше двадцати тысяч фашистских солдат, захвачены большие трофеи. Тысячи советских людей бьются насмерть. А у нас что? Пьянство процветает буйным цветом.
— Вы, товарищ комиссар, несправедливы, — дипломатично начал Петров, — только за последнюю неделю, одна наша эскадрилья, без потерь уничтожила пять самолетов фашистов.
— Уничтожать противника это наша работа! Мы же истребители. А вот в моральном плане, вы, товарищи летчики, распустились окончательно. Кто позавчера ломился в дом к официанткам?
