Американский писатель не знает русской детской рифмованной считалки "Один американец засунул в жопу палец". В его американском детстве были совсем иные считалки.
Русский писатель страшно боится этой считалки. До сих пор. Давно кончилось русское детство русского писателя, когда он эту считалку услышал. Давно русский писатель вырос. Но до сих пор русский писатель мучается, русский писатель переживает, русский писатель не знает - в какую именно жопу засунул проклятый американец своей ебаный палец? В свою или в какую другую?
Прошлой ночью американскому писателю приснилось, что он обосрался. Американский писатель проснулся в холодном поту и долго не мог понять произошло это с ним во сне или наяву? Трясущимися руками он проверил простыню, проверил трусы, проверил анус - вроде все чистое. "Слава Богу, что это было только во сне! - воскликнул американский писатель. - Приснится же такое!" Но все равно - американский писатель еще долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок.
И русскому писателю приснилось, что он обосрался. Но русский писатель не обратил на это никакого внимания и просыпаться не стал. Обосрался, не обосрался - какая разница? Обосрался - ну что ж теперь поделаешь, жена утром постирает, у жены есть сильные стиральные порошки, а если не обосрался значит, у жены будет меньше забот. Все-таки русский писатель любит свою жену. По-своему, но любит.
Американскому писателю приснилось, что его преследует сексуальный маньяк. Опять американский писатель проснулся в холодном поту и опять потом долго не мог заснуть.
И русскому писателю приснилось, что его преследует сексуальный маньяк. Но русский писатель прямо во сне этого маньяка так отхуячил, что маньяк забыл навсегда, как сексуально преследовать русских писателей.
Американскому писателю приснился сон на сюжеты из греческой мифологии: будто бы американский писатель теперь совсем не американский писатель, а девушка Европа - дочь финикийского царя, и его (ее?) тащит на остров Крит через море огромный бык. Американский писатель растерялся. Ему было очень страшно на быке, но в то же время и немного приятно. Он даже не хотел просыпаться. "Ведь бык влюблен в девушку Европу, - понял американский писатель, - и он тащит ее на остров Крит не просто так, а для совершения полового акта". Ведь в реальной жизни американский писатель с быками еще не ебался, и ему очень хотелось узнать, как хотя бы это происходит во сне.
И русскому писателю приснился подобный сон: сидит, мол, русский писатель на быке, а бык тащит русского писателя хуй знает куда хуй знает зачем. Но русский писатель не растерялся и прямо во сне сначала дважды хорошо дал быку по ебалу, а потом вырвал у быка с корнем хуй и яйца, чтобы быку было неповадно в следующий раз тащить хуй знает куда русских писателей.
Когда американскому писателю приснилось, что он - Красная Шапочка, которую собирается съесть серый волк, то американский писатель от страха едва не обосрался.
Когда же русскому писателю приснилось, что он - совсем еще маленькая девочка в красной шапочке, которую собирается съесть большой серый волк, то русский писатель тут же дал волку промеж глаз, потом оторвал у волка хуй и засунул волку же в рот, потом завязал волку хвост бантиком и в таком виде отправил гулять по лесу, чтобы ни один волк даже близко больше не подошел к русскому писателю.
Американскому писателю приснилось, что он - Сталин! От страха американский писатель весь дрожал не только остаток ночи, но и на следующий день.
А когда русскому писателю приснилось, что он - Сталин, то русский писатель воспринял это совершенно нормально. Ведь прямо во сне русский писатель догадался, что он не тот Сталин, который реальный Сталин, а какой-нибудь метафизический Сталин. "В конце концов, - подумал русский писатель, - в каждом из нас сидит свой Сталин, и пусть лучше этот Сталин проявит себя во сне, чем наяву".
Под утро американскому писателю приснилось, что он - гномик и его собирается мучить злой великан. От страха, ужаса и безнадежности ситуации американский писатель во сне заплакал.
И русскому писателю под утро приснилось, что он - гномик и его вот-вот начнет мучить злой великан. Но русский писатель тут же сбегал домой за романом "Доктор Живаго", вернулся и навесил злому великану таких мощных пиздюлей, что злой великан сам стал гномиком, а русский писатель превратился в великана.
Американский писатель к Ельцину относится хорошо. Ельцин для американского писателя - знамя реформ в России. Но как только американский писатель серьезно задумался о Ельцине, он тут же подумал о другом: ах, как было бы сейчас хорошо схватить за хуй юношу-уругвайца, ведь какой хуй у юноши-уругвайца, ах, какой хуй! Ведь это не хуй, а сказка, прелесть, чудо, молодой, нервный, горячий, упругий, когда такой хуй держишь в руках, то словно держишь не один хуй, а целых два хуя! А впрочем, все русские политики для американского писателя на одно лицо - что Иван Грозный, что Сталин, что Ельцин. Русская политика - это исключительно русское дело. Вот пусть русские в ней и разбираются сами.
Русский писатель сам не знает, как он относится к Ельцину: хорошо или плохо. Поэтому русский писатель относится к Ельцину по-разному - то хорошо, то нет, то снова хорошо.
Американский писатель генерала Лебедя уважает. Но генерал Лебедь человек военный, американский же писатель военных не любит априори.
Русский писатель генерала Лебедя боится. Генерал Лебедь для русского писателя - американец из детской злой считалки, который придет, засунет русскому писателю в жопу палец и начнет этот палец там вращать.
Американский писатель русского премьера Черномырдина не любит. Американский писатель лучше встанет рядом с писающим турком, чем с Черномырдиным. Американский писатель любит более худых политиков. Дело не в том, что Черномырдин похож на бегемота. Это не беда. Беда в другом - он совсем не похож на писающего турка.
Русский писатель Черномырдина не уважает. Русский писатель с ним бы за один стол не сел, из одного стакана пить бы не стал, одной бы шинелью не укрылся.
Американский писатель, когда сходит в туалет, тут же моет за собой унитаз и брызгает дезодорантом. Хотя ему даже и не надо брызгать дезодорантом; после американского писателя и так не остается никакого запаха.
А вот после русского писателя, когда он сходит в туалет, остается такой мощный запах - что никакой дезодорант тут уже не поможет. Вот точно так же и в жизни, и в литературе русский писатель оставляет после себя только одно дерьмо.
Американский писатель, когда выпьет, то обычно ведет себя тихо и спокойно. Но в последний раз, когда американский писатель выпил больше обычного, он решил исполнить свое давнее тайное заветное желание попробовать вьетнамское национальное блюдо: жареную селедку. Вьетнамский ресторан американский писатель по пьяни найти уже не мог, поэтому он сам купил где-то две селедки, пришел домой и стал готовить. И жена-лесбиянка, и старый слуга-негр умоляли американского писателя не жарить селедки, а выкинуть их на хуй, но американский писатель, не обращая внимания на мольбу жены и слуги, продолжал готовить селедки по-вьетнамски. Конечно же, у него ничего не получилось: одну селедку американский писатель недожарил, другую пережарил. Обе селедки пришлось выбросить, но вонь от них была такая, что и у жены, и у слуги настроение было испорчено на неделю вперед. И жена, и слуга долго не могли простить американскому писателю жареную селедку по-вьетнамски.
К чести русского писателя надо сказать - что только русский писатель не вытворял в пьяном виде, но до жареной селедки он никогда не опускался.
Американскому писателю под Новый год приснилось, что он - Дюймовочка и его вот-вот раздавит большая склизкая жаба. От страха американский писатель спрятал голову под подушку.
И русскому писателю приснилось под Новый год, что он - Дюймовочка и его собирается раздавить какая-то мерзкая жаба. Но русский писатель тут же въебал мерзкой жабе по голове романом "Доктор Живаго", и так хорошо въебал, что от жабы не осталось даже пятна.
А под светлый праздник Рождества Христова американскому писателю приснилось, что он - Алиса из умной сказки английского писателя Кэрролла, которая совсем заблудилась в Зазеркалье. Американский писатель так и не понял, как же ему теперь из страны зеркал выбраться в реальный человеческий мир.
И русскому писателю под светлый праздник Рождества приснилось, что он Алиса, напрочь заблудившаяся в Зазеркалье. Но русский писатель долго по этому поводу не переживал. Русский писатель разбил все зеркала, расхуячил все зеркальные подставки и, немного порезавшись, прошел по осколкам сквозь бывшие зеркала в реальный человеческий мир.
Под Первое же мая американскому писателю приснилось, что он - Одиссей и его запер в пещере сволочь циклоп. От абсолютной безнадежности ситуации американский писатель замер. Ведь сволочь циклоп - это американскому писателю не красивый юноша-уругваец; его так просто за хуй не схватишь.
