и деру задал, к себе на колокольню – вон как рубь-то ему вышел.
Сидит на скамеечке, подвывает, бока зашибленные, колотые потирает, а рядом Тявка вьется, радуется – хозяин нашелся. Отпихнул ее Федька, кулачком в сторону терема царского погрозил:
– Ну, Андрошка, сочтемся. Я те припомню еще, друг сердешный!..
А Квака мечется по комнатушке Ивановой, за голову хватается, волосы пальцами топорщит, чего делать не знает. Лягушки за ней прыгают, квакают. Андрон на скамеечку у окошка присел и затих – только бы ему еще не перепало за глупость Федькину.
Бегала, бегала Квака, потом вдруг замерла посредь комнаты, на Андрона глянула. Тот аж сжался весь.
– Чаво, государыня? – спрашивает.
– Чаво, чаво! Волшебство придется тратить, вот чаво! – процедила сквозь зубы Квака.
– Энто как? – заинтересовался Андрон.
Гроза, кажись, миновала, и непохоже было, что Квака мстить ему решила. Хотя кто ж ее, лягушку дурную, поймет, чего у нее в голове.
– А так! – взмахнула пышными светлыми ресницами Квака.
Сорвала она бусинку с бус своих, зашептала чего-то, забубнила. Пасы руками производит, глазищами сверкает. А как голос-то до предела возвысила, бросила она бусинку вперед себя. Завертелось чтой-то, закружилось, радужным сиянием пошло: спиралями вьется, воронкой закручивается.
Совсем боязно Андрону стало. С лавки на пол сполз, за край ее держится, на диво невиданное круглыми глазами глядит. Не то что перекреститься, дыхнуть боязно. А в глубине воронки уж и болото протаяло, будто здесь оно, рядом совсем, рукой подать, а не за две версты отсюда. Пошарила воронка радужная по болоту, словно глазом повела, лягушку крупную нащупала и замерла. Сидит лягушка Василиса на кочке, слезы горючие роняет, лапкой мордочку трет. Корона на ее голове не блестит, будто золотой блеск погас или притух немного. Почуяла она взгляд чужой и к воронке обернулась.
– Чвего надво, мымра болотная? – грубо так спрашивает. – Али не до квонца потешилась на до мной?
– Цыц, Василиска, – Квака ей отвечает. – Дело у меня до тебя, серьезное.
– А у меня дел с твобой никваких не было и не будвет! – опять грубит Василиса.
– Выгодное дело, – пытается раззадорить Квака царевну.
– Надуешь ведь, квак пить двать. Чвестности в твебе…
– Да какой мне в том резон? – развела руками Квака.
– Не знаю, квакой, а толькво нет твебе кверы! Квот скважи: на квой твебе Икван-то сдался?
– Как на кой? А власть? А деньги?
– Твак ты ж болотная жабва, на квой твебе власть и деньги?
– Прям к корень зришь, – хитро прищурилась Квака. – Ладно уж, скажу: хочу владения свои расширить. Больно уж болото маленькое, не по мне.
– Не выйдет у твебя ничвего! – квакнула лягушка Василиса.
– А то уж мое дело – не твое.
Как услыхал Андрон про болота, жутко ему стало, все мечтания его разом прахом пошли: вон чего жаба-то болотная удумала! Мало ей трона, так решила его Тришестое родимое в болотво поганое обратить. Представил эту картину Андрон, и передернуло его. Сбежать куда захотелось от лягушки дурной, да куда убежишь, коли оборотень колдовской то, а не лягушка вовсе. Вот же связался с нечистью на свою голову!
А Квака меж тем голоском медовым продолжает:
– Ты, Василиска, пироги делать умеешь?
– Чвего?! – уставилась на нее лягушка из воронки, так необычен поворот дела оказался.
– Пирог, говорю, сотворить сможешь?
– А на чтво твебе?
– Надо!
– Могву! Толькво, чвего мне с твого будвет?
– Тебе какой срок был? – прищурилась Квака.
– Десять лет, деквять уж прошло. С хвостиком.
– Так вот, – качнула головой Квака, – управишься с моими поручениями, я Кощею-батюшке шепну, снимет он с тебя остаток срока.
– А не врешь? – Лягушка переступила на кочке с лапки на лапку.
– А смысел?
– Догвовор будвет?
– Мы – серьезные бабы! На кой нам договора какие-то?
– Догвовор посерьезней будвет, – стоит на своем Василиса-лягушка. – А Кощвею шептать о сквоих бабьих делах будвешь.
– Договор, договор, – недовольно проворчала Квака.
Видит Андрон, мнется лягушка проклятая, видать, не больно-то ей хочется обещанное сполнять. И смекнул он: ждет его участь выкинутым быть за ненадобностью, будто портянку изношенную, как только Квака делишки свои черные свершит. Нет ей веры. А Василиска-то поумнее Андрона оказалась!
– Будет тебе договор! – решилась Квака. Больно уж ей место теплое при Иване Царевиче покоя не давало.
– Двавай! – вытянула лапку Василиса-лягушка.
– Прыгай сюды! Тут все и порешим, – хмурится Квака, да, видать, ничего другого ей не остается, как Василисе уступить.
– Быть по сему.
Примерилась лягушка, на кочке хорошенько раскачалась и как скакнет в воронку. И тут же вывалилась на пол посредь комнатушки.
– Ну? – спрашивает. – Догвовор где?
– Вот же привязалась! – Квака нашла глазами Андрона и ткнула в пол пальчиком. – Пиши!
– Чего, государыня, писать-то? – похлопал себя по одеже Андрон, а ни пера, ни бумаги, ни чернил нет.
– Ох ты ж, раззява! – вспыхнула Квака. – Толку от тебя – нуль без палочки. На!
Бусинку еще одну сорвала, об стол ее грохнула. Заклубилась бусинка туманом, завертелась, а как туман разошелся, глядь – ан тебе пергамент чистый и принадлежности писчие.
Обрадовался Андрон, подсел к столу, перо схватил, в чернильницу обмакнул и на Кваку со всем вниманием уставился.
– Пиши: Сим соглашением Квака Кощеева обязуется зачесть остаток срока до единого дня Василисе Царевне, даденного ей Кощеем Бессмертным, с соизволения евойного, коли Василиса Царевна все пожелания Кваки Кощеевой…
– Не-е, – проквакала Василиса, головой качая, – не пойдет твак.
– Это с чего же?
– Да с твого, чтво желаний твоих квовек не убудвет.
– Как же тогда быть? – растерялась Квака.
– Три желания сполню, – выставила Василиса три перепончатых пальца – и как только у нее это вышло, непонятно!
– Не жирно ли будет? – повела головой Квака.
– В самый раз! А кволи нет, твак я обратно пойду, – и Василиса обернулась к вертящейся воронке. – Не велик срок, гводик еще квак-нибудь отсижу.
– Хорошо! – хлопнула Квака ладонью по столу. – Пиши: коли Василиса Царевна три пожелания Кваки Кощеевой исполнит. Дату поставь.
Андрон, вывалив язык от усердия, вывел последнюю завитушку на договоре странном, посыпал песком, встряхнул и Кваке протягивает. Выхватила Квака из рук его бумагу, еще одну бусину сорвала, зубами от злобы скрипнула и к договору бусину ту прихлопнула. А замест бусины проступила на договоре печать Кощеева: два мосла крест-накрест и корона зубчатая над ними. Передала договор лягушке. Василиса лапку приложила, оттиск оставила. Озарился договор сиянием призрачным – в силу, значит, вступил.
– Все? – нетерпеливо притопывает Квака.
– Все. – Лягушка договор подмышку себе упрятала и куда-то дела. Был договор – и нету.
– Тогда готовь мне пирог! – топнула ногой Квака. – Немедля.
– Как скажешь!
– Эй, Андрон, тащи ей платье!
– Ага, айн
