— А сегодня ты не заметил ничего подозрительного?
— Ничего. Конечно, меня не приглашали пошнырять вокруг дома. И у меня сложилось впечатление, что я вроде как прошел допрос. Впрочем, может быть, я показался ему не тем типом, которому следует шнырять в его владениях — похоже, он счел меня радикалом.
— Ну, на копа ты не похож, это точно.
— Да уж.
— Ручаюсь, им это понравилось.
Келсо что-то пробурчал, и Элли не разобрала слов. Он начал рыться в карманах, ища сигареты.
— Ты слишком много куришь, — сказала она.
— Да, мамочка.
Он протянул пачку ей, но Элли покачала головой.
— Хочешь есть? — спросил Келсо.
Она кивнула:
— И пить. Мне сегодня не удалось толком пообедать. Надеюсь, тебе больше повезло.
— Гм, нет.
— Тогда дай мне привести себя в порядок, и я что-нибудь приготовлю.
— Зачем беспокоиться? Давай поедим в городе.
— Идет. И я плачу. У меня сегодня что-то вроде праздника, и вряд ли следует праздновать на средства полиции.
— Не будем отвлекаться, Элли. — Келсо принял серьезный тон. — Может быть, мы просто выдаем желаемое за действительное. У нас нет реальных улик.
— Знаю, знаю. Но согласись: с тех пор, как я здесь появилась, дела пошли живее, а?
Келсо рассмеялся:
— Да, должен признать. — Он помолчал, потом сказал: — По пути из Эшли-холла я звонил в штаб-квартиру.
— Да? — встрепенулась она.
— Элли, я снова пытался отключить тебя от расследования.
— О, господи, почему? — рассерженно спросила она. — Я некомпетентна, да? Я тебе мешаю? Какого черта, что ты им сказал?
— Неважно. Все равно они отказали. Повторили то же, что и раньше: ты хороший оперативный работник, и наши департаменты должны сотрудничать. И сказали, что мне пора повзрослеть.
— Повзрослеть?
— Я сказал, что неудобно делить фургончик с женщиной.
Она закатила глаза:
— И они сказали, что тебе пора повзрослеть?
— И извлечь из этого максимум.
Элли на мгновение вспыхнула.
— Ты доложил о нападении на меня?
— Нет.
— Но... — начала она.
Положив локти на стол, он подался вперед, тыча в нее сигаретой, словно этим мог снять все возражения:
— Если бы я сообщил об этом, они бы прислали сюда целую команду. И потихоньку все бы испортили. Ты знаешь, как они действуют, когда дело касается женщин — наших или ваших. Они выходят из себя, даже когда нападают на мужчин. Я не мог дать им шанса сорвать эту операцию. Понимаешь?
— Да, конечно. И я согласна. Так вот почему ты придумал эту глупость, что неудобно делить фургончик с женщиной?
— Я чувствовал себя идиотом.
— И не только чувствовал. Ну ладно, забудем об этом, хорошо? Я уже говорила, что ты от меня не отвяжешься, так что смирись с этим фактом. А теперь дай мне собраться, и я устрою тебе пир. Кстати, ты выглядишь не лучшим образом.
— Ты не сердишься?
Элли стояла, собираясь выйти из-за стола, и сверху посмотрела на него:
— Сержусь, но это неважно. — Она положила руки на стол. — Ты еще что-то задумал, Джим? Тебя еще что-то тревожит?
«Давай выкладывай», — подумала Элли. Ты не приносишь несчастья, это все людские выдумки.
Келсо вытащил сигарету, избегая смотреть девушке в глаза:
— Нет, ничего. Что еще?
— Хорошо.
Она отвернулась и задвинула дверь между кухонной и спальной секциями. Келсо пригладил свои густые черные волосы и прислушался к ее движениям. Лицо его было мрачно.
~~
Ресторан, на самом деле бывший частью гостиницы, располагался у тихой дороги, выходящей к шоссе на Лондон. Посетителей было мало, и атмосфера располагала к отдыху, была непринужденной — неяркое освещение, ненавязчивое обслуживание.
Элли посмотрела через стол на Келсо и улыбнулась его поглощенности огромным ромштексом на тарелке. Он сосредоточенно ел, хотя поедание мяса вряд ли требовало такого внимания и целеустремленности. Лампа на столе под красным абажуром излучала теплый свет, придавая лицу округлость и мягкость, обычно незаметные. С приглаженными волосами и единственным галстуком — Келсо признался, что когда он его покупал, узкие были в моде; потом, с появлением более широких, галстук устарел, а теперь снова вошел в моду, — он выглядел совсем не тем небритым взъерошенным типом, которого она встретила сначала. У него был нос с горбинкой, в меру твердый подбородок, почти прямые губы, но внимание Элли привлекли глаза. Они отличались глубочайшей синевой, почти черные в неярком освещении ресторана, и были одновременно мягкими и настороженными, когда прямо смотрели на нее. Темным ресницам позавидовала бы любая девушка, и только брови, острым углом изгибаясь над переносицей и опускаясь к скулам, придавали чертам жесткость, что было привлекательно, но немножко устрашающе. Потянувшись к бокалу с вином, Келсо поймал ее взгляд.
Подняв бокал, он улыбнулся, и Элли быстро взяла свой, чувствуя, что краснеет, как школьница, на этот раз от смущения, а не от злости.
— Как твой Строганов? — спокойно спросил Келсо.
— Отлично. А твой ромштекс?
— Хорошо. Я и не знал, что так проголодался.
— Мне казалось, тебе это чувство незнакомо.
Он пригубил вино, глядя на девушку через край бокала.
— Ты так и не объяснила мне, почему, — сказал он, ставя вино на стол.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Почему не замужем, — сказал Келсо, снова принимаясь за свой ромштекс.
— Ох.
— Есть какая-то причина?
— Обычная. Все жду подходящего спутника. Наверное, я слишком наивна.
— Не думаю. Ты хорошо искала?
— И не пыталась. Наверное, я слишком люблю свою работу, она занимает все время. Джим, я хочу задать тебе вопрос и буду благодарна, если ты ответишь честно.
— Положить руку на Библию?
— Побудь серьезным хоть минуту.
Он оставил свой ромштекс и положил нож и вилку.
— Давай.
Поколебавшись, Элли сказала, будто нырнула:
— Когда мне рассказали о твоей работе, я кое-что разузнала самостоятельно. О тебе.
Он снова взял нож и вилку и принялся за мясо. Но это не остановило ее:
— Один друг из полиции сказал, что у тебя странная репутация.
— Давай оставим это, Элли.
— Не сердись. Я просто хочу выяснить, не потому ли ты хочешь отстранить меня от расследования. Или просто потому что я женщина и не соответствую твоим стандартам?
— Твой друг сказал, что я приношу несчастье? Иона — так меня называют.
— Он сказал, что несколько операций, в которых ты участвовал, плохо кончились.
— Лишь несколько? Да, пожалуй, лишь несколько, но этого достаточно, чтобы люди поверили в мою способность приносить несчастье. Почему, ты думаешь, меня направили сюда? Моя последняя операция — с нападением на бронированный фургон — провалилась. Один полисмен погиб, а он был всего лишь шофером.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
