— Выходим из боя! — приказал он. — Мы вернемся в нашу берлогу и займемся ремонтом корабля. Эта добыча подождет другого дня.
— Эльдарское судно отступает! — радостно крикнул Филотас, и Тибериус, отвернувшись, облегченно вздохнул.
— Очень хорошо, — произнес он. — Берем курс на Павонис. Когда окажемся в зоне безопасной связи, проинформируйте управление флота о способности эльдаров выдавать себя за имперские суда.
— Есть, лорд адмирал.
Тибериус потер мозолистой рукой свой череп. Эльдар застал их врасплох и преподал хороший урок. Этот урок смирения стоил дорого, но был хорошо усвоен. Постучав по столику, адмирал назначил себе в наказание тридцать вечеров поста и тактических занятий — за свою неспособность предвидеть нападение. Приняв это решение, Тибериус спустился на развороченный командный пункт.
Арио Барзано сидел на корточках у основания помоста, стирая кровь с брови Перджеда, и улыбнулся, когда Тибериус преклонил перед ним колено.
— Отлично, лорд адмирал. Ваш быстрый маневр спас нас.
— Давайте не будем преувеличивать мои заслуги и преуменьшать ваши, эксперт Барзано…
— Арио.
— Очень хорошо… Арио. Если бы не ваше предупреждение, мы все уже были бы мертвы.
— Возможно, — согласился Барзано. — Но я уверен, вы очень скоро сами бы догадались, что они замышляют.
При этих словах эксперта Тибериус скептически поднял бровь и заметил:
— Как это получается, что штатский чиновник Администратума знает о вражеских судах так много?
Барзано хитро улыбнулся:
— Я много где побывал, Ласло, встречал много интересных людей, и я хороший слушатель. Я учусь везде и у всех. — Он пожал плечами и продолжил: — По роду службы я часто сталкиваюсь с информацией, доступной лишь немногим, и стараюсь все запомнить. Но послушайте, лорд адмирал, настоящий-то вопрос не в том, как я что-то узнал, а в том, как наши враги выяснили, где нас найти. Я полагаю, что вы привели нас сюда путем, лежащим в стороне от проторенных маршрутов.
— Разумеется. Барзано поднял брови:
— Тогда как же они узнали, что мы окажемся здесь? Я сообщил только губернатору Павониса.
— Вы подозреваете, что она в союзе с эльдарами?
— Мой дорогой лорд адмирал, я бюрократ. Я подозреваю всех, — рассмеялся Барзано, но тут же лицо его вновь обрело серьезное выражение. — Но вы правы, вопрос о преданности губернатора — один из многих, которые меня беспокоят.
Не успел Тибериус задать очередной вопрос, как Лортуэн Перджед, застонав, поднес ко лбу руку, покрытую пятнами крови. Барзано помог ему подняться на ноги и коротко поклонился Тибериусу:
— Лорд адмирал, извините, но мне нужно отвести Лортуэна к. своему врачу. Во всяком случае посещение вашего мостика было для нас очень познавательным. Нужно будет как-нибудь повторить его, вы не против?
Тибериус кивнул, не зная, как следует относиться к этому говорливому эксперту. Чем больше он рассуждал о случившемся, тем ближе подходил к мысли, что Барзано ожидал атаки на крейсер «Горе побежденному». Почему же иначе он заявился на мостик именно в этот момент, заявился единственный раз за все время путешествия? А когда внезапно разразился смертельный бой, Барзано четко сориентировался на мостике корабля. Странно все это…
«Какие еще сюрпризы ожидают меня в этом путешествии?» — угрюмо размышлял адмирал.
5
В операционной, представлявшей собой восьмиугольную комнату без окон, было холодно, дыхание присутствовавших в ней облачками белого тумана повисало в воздухе. Двое ответственных за операцию плавно и грациозно перемещались в полумраке палаты. Освещение поддерживалось на минимальном уровне, поскольку глаза Хирурга были непривычны к яркому свету и многие считали, что так или иначе, но наилучших результатов он добивался в почти полной темноте.
К полу в центре палаты был привинчен гофрированный металлический стол, окруженный загадочными устройствами, увешанными скальпелями, длинными иглами и пилами для кости. Третий из присутствовавших в палате — обнаженный мужчина — неподвижно лежал на холодной поверхности стола. Никаких механических приспособлений, удерживающих его на месте, не было, только наркотики.
Хирург ввел их как раз столько, сколько нужно для достижения именно такого эффекта, и в то же время не так много, чтобы тот в ходе операции вообще ничего не почувствовал.
Где же искусство, если удостоенный чести не сможет ничего почувствовать?
На Хирурге был красный халат, на руки он натянул толстые прорезиненные перчатки, пальцы которых оканчивались изящными скальпелями и прочими поблескивающими хирургическими инструментами. За его изощренными приготовлениями из полумрака наблюдала помощница; на ее лице читались почтительность и вялая скука одновременно.
Она уже не раз наблюдала за работой Хирурга и видела, сколь велико его мастерство. Да, Хирург делал вещи поистине поразительные, но помощницу больше интересовало собственное наслаждение. Хирург кивнул ей, и она, обнаженная, быстрыми шагами на цыпочках пошла к столу; на полных красных губах женщины заиграла плотоядная ухмылка.
Ухватившись за края стола, она оттолкнулась вперед и вверх, медленно поднимая ноги, пока не приняла вертикальное положение. Она прошла на руках над распростертым мужчиной, затем взвилась в воздух, развернувшись при спуске так, чтобы опуститься, раздвинув ноги, на неподвижно лежащее тело.
В глазах пациента она заметила недоумение и даже страх, вызванный этой столь странной процедурой, и про себя помощница Хирурга улыбнулась. Именно этот страх всегда возбуждал ее. Возбуждал и отталкивал. Подумать только, этот человеческий самец может вообразить, что она, изучившая тысячу девять Наслаждений Тьмы, может на самом деле получать от этого удовольствие. Осознав, что действительно наслаждается, она отчасти наполнялась ненавистью к самой себе и лишь усилием воли удерживала себя от того, чтобы, вонзив ядовитые когти в умоляющие глаза мужчины, не добраться до его мозга. Она содрогнулась — мужчина ошибочно принял это за возбуждение — и, наклонившись вперед, провела языком по его груди, ощущая, как напрягаются его соски. Дойдя до шеи, она слегка прикусила кожу, пронзив ее своими заостренными зубами, и ощутила горьковатый привкус его плохой крови.
Мужчина застонал, когда ее зубы двинулись вверх по его лицу, покусывая его вдоль линии челюсти. Длинные кроваво-красные ногти женщины блуждали по его ребрам, оставляя после себя отвратительные дымящиеся следы. Ее бедра сжались над его чреслами, и она поняла, что он готов. Кровь звенела в его податливых жилах.
Бросив взгляд через плечо, она кивнула Хирургу. Хотя человек и не мог двигаться, она ощутила, как в нем нарастает ужас. Женщина изящно перепрыгнула через его голову, приземлившись позади стола с грацией гимнастки, и сплюнула на пол кровь, покрывавшую ее зубы. Хирург надавил первым из своих пальцев-клинков на живот человека и мастерски вскрыл его, разрезая кожу и мускулы, словно гнилую картофелину.
Хирург проработал целых три часа, проворно вскрывая каждый сантиметр тела человека до кости, превращая его кожу и внутренние органы в кровавые ленты мяса. Как легко было бы просто продолжать вивисекцию, оставив лишь бесплотный скелет! Искушение было велико, но Хирург изо всех сил сопротивлялся ему, понимая, что Архонт Кешарк тысячу раз подвергнет таким же точно страданиям его собственное тело, если он позволит кайерзаку умереть слишком быстро.
Жужжащая аппаратура — резиновые трубки, шипящие воздушные мехи и булькающие бутыли — вся эта дьявольская техника, окружавшая стол, спокойно снабжала еще живое тело необходимыми жидкостями. Отвратительная металлическая конструкция, напоминающая зубчатую виселицу, раскачивалась над столом, поддерживая блестящий, смахивающий на жука организм, который вибрировал от скрежещущего дыхания. Тонкие черные хитиновые иглы тянулись из его раздутого брюха и работали над каждым ободранным куском плоти. Двигаясь слишком быстро для невооруженного глаза, они тем не менее болезненно медленно сдирали тягучее вещество с каждого органа и куска мяса, взамен вплетая новые прозрачные пряди органического вещества.
Как только пульсирующий безглазый организм завершал свои манипуляции с очередным фрагментом плоти, Хирург осторожно поднимал его назад и тщательно вставлял в тело субъекта, пока оно вновь не стало целым, каким и было до операции.
Только голова несчастного оставалась невскрытой и рот кривился в беззвучном вопле. Зубчатая виселица опустила «жука» на лицо человека. Вновь выдвинулись черные иглы, плавно заскользили по щекам и вошли в череп сквозь нос, уши, рот и глаза. Мозг человека пронзили бесчисленные струи чудовищной боли, когда каждый нерв, капилляр и кровеносный сосуд был ободран и создан заново.
