Она улыбнулась.
— Интересно, как Баптиста относилась к таким играм в саду?
— Она не была против. Самое главное, чтобы в этом саду царило счастье, говорила она. — Они дошли до розовой беседки и присели на деревянную лавочку. — По вечерам я часто заставал ее сидящей здесь с закрытыми глазами.
— А ты когда-нибудь задавался вопросом, почему? — осторожно спросила Хизер.
— Ты хочешь спросить, знаю ли я про Федерико? Да, мне рассказал эту историю главный садовник. Он работал здесь долгие годы и все знает. К тому же, когда молодой человек так неожиданно исчез, было много слухов.
— Это было для Баптисты самым тяжелым, — сказала Хизер. — Неизвестность. Ты не думаешь…
— Сомневаюсь, дедушка не терпел непослушания.
Они ужинали в библиотеке рядом с открытыми окнами во французском стиле. Ренато рассказывал про виллу, какой помнил ее с детства.
— Я всегда знал, что в мамином сердце она занимает особое место. Наверное, поэтому я тоже очень сильно полюбил ее. Резиденция всегда была просто зданием, а «Белла Розария» — чем-то необычным.
— Так возьми ее себе.
Он иронично взглянул на нее.
— Есть только один способ сделать это.
— Никакой свадьбы, — тут же ответила она. — Мы же уже договорились.
Он пожал плечами.
— Моя мама очень властная женщина, а я человек с сильно развитым чувством долга.
Она поставила локти на стол и посмотрела ему в глаза.
— Чушь! — сурово сказала она. — Я не знаю, что за игру ты затеял, но можешь о ней забыть. Никакой свадьбы. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Считай это окончательным решением.
Он улыбнулся.
— А мое мнение не спрашивается?
— Перестань! Я знаю, что ты просто придуриваешься, но нечестно распускать слухи по деревне. Думаешь, я не понимаю, почему они так усиленно наблюдали за нами весь вечер? А священник, можно сказать, дал нам свое благословение. Ты должен прекратить это. Это несправедливо.
— По отношению к кому?
— По отношению к ним. Им, очевидно, нравится эта идея.
— Да, ты пользуешься здесь популярностью. А то, что ты смыслишь в овцеводстве, облетит сего дня всю округу. Все видят уместность нашего брака так же ясно, как и мама.
Хизер не попалась на эту удочку.
— Я иду спать, — сказала она.
— Правильное решение. А завтра начнем пораньше. И не опаздывай. Я не люблю женщин, которые заставляют меня ждать.
Эта фраза была столь провоцирующей, что она сказала, подтрунивая:
— Я обязательно займусь твоим воспитанием.
— Желательно, как советовала мама, днем и ночью. Видишь, мы уже ведем себя как счастливая женатая пара.
Не в силах сдержаться, она рассмеялась. Ей надо было хотя бы попытаться держаться от него на расстоянии. Но чудесное вино и компания мужчины, который, несмотря на свое несносное поведение, оставался для нее самым загадочным и привлекательным в мире, делали свое дело.
— Сегодня ты смеешься куда лучше, чем в последний раз, — одобрительно отметил он.
Та ночь, вспомнила она, когда ее смех срывался на рыдания, и он поцеловал ее с такой нежностью, ощущение от которой с тех пор не покидало ее. Он поймал ее взгляд, но она тут же отвернулась, смутившись. Она уже не знала, чего хотела.
Они вместе поднялись по лестнице. Около ее двери он взял ее за руку и нежно сказал:
— Спокойной ночи, Хизер.
И не дожидаясь ответа, отправился в свою комнату.
Закрыв за собой дверь, она еще долго стояла, слушая единственный звук, нарушавший тишину, — биение своего сердца. Он придет к ней этой ночью. Она в этом не сомневалась. Подумав об этом, она повернула ключ в замке, оставив дверь незапертой.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Когда они встретились за завтраком, она была не в лучшем настроении. Он и не пытался попасть к ней в комнату.
Та легкость, с которой он устоял перед ней, была вариантом расчета. И причем более оскорбительным. Хизер покраснела, вспомнив, как оставила свою дверь открытой, а он даже не попытался зайти. Плюс ему. Если она сейчас расслабится, он возьмет контроль над ситуацией в свои руки. А этого она не должна позволить.
Он, казалось, не замечал ее напряжения. Да и он сам был чем-то раздражен. За завтраком говорил и улыбался мало, вообще выглядел усталым.
Лошади были готовы. Вскоре после того, как они отправились в путь, Хизер поняла, что Ренато был прав вчера, говоря, что история с овцами облетит всю округу. Все жители деревни считали, что помолвка уже состоялась, и одобряли выбор своего хозяина.
Красота дня скоро сказалась на них обоих, улучшив настроение и сняв напряжение. Они остановились у фермы и расположились на солнышке, попивая терпкое домашнее вино с козьим сыром. Сицилия очаровала Хизер с самого первого момента. И каждый день она открывала в этой чудной стране новые интересные вещи.
— Как это красиво, — сказала она, указывая на руины греческого храма, вокруг которого мирно паслись козы и овцы. — Великая, древняя цивилизация бок о бок с современным миром. Храм не пугает овец, и овцы не портят прекрасный вид храма.
— Ты говоришь сейчас как истинная сицилийка, считая Сицилию отдельной страной, а не частью Италии.
— Сицилия больше чем просто отдельная страна. Это отдельный мир, не похожий ни на какую другую часть света. Такого нигде больше не найдешь.
— И ты сможешь оставить все это? Повернуться спиной, забыв о гостеприимстве, которое оказала тебе эта страна?
— Ты очень умный человек, — вздохнув, сказала Хизер. — Ты снова смог обвести меня вокруг пальца. Твоя мать приняла решение, жители деревни одобряют выбор, отец Торрино уже рассказывает мне, во что обойдется починка крыши церкви… И все это потому, что ты дал им понять: все уже решено. Я чувствую себя как последний элемент в этой мозаике.
— Хорошее сравнение, — отметил он, тактично обходя все ее обвинения. — Это и есть мозаика, в которой все части вместе составляют одно целое. Ты приходишь в нашу жизнь из другой страны. У тебя другие ценности, другой язык. Но в нашей мозаике есть пустующее место, которое по контурам как раз подходит тебе и которое ждет тебя. И то другое, что ты принесешь с собой, только обогатит нас. Все видят это. Почему ты не хочешь этого признать?
— Возможно, потому, что ты вошел в мою жизнь, играя другую роль, — угрюмо сказала она.
Он одарил ее своей улыбкой, которая только сбивала ее с толку.
— Я же не такой уж плохой.
— Нет, ты плохой!
— Нет, не плохой.
— Плохой!
Они вместе рассмеялись. Так приятно было сидеть и весело болтать под ярким теплым солнышком. Еще чуть-чуть, и она сдастся. Но вдруг какой-то вредный бесенок заставил ее спросить:
