Конан усмехнулся.
– Многих людей доводилось мне спасать – и далеко не все из них даже снисходили до того, чтобы быть благодарными…
Дуглас изогнул брови – очень похоже на то, как делала это «девица Мерлина».
Конан сказал:
– В таком случае, запомни мои слова, молодой граф Мак-Гроган. Никогда не думай о своей матери как об этой гадкой, похожей на раздавленный гриб старухе. Она – Азалия, красавица, беззаветно любившая твоего отца. Она любила его так, что предпочла уйти, скрыться с его глаз прежде, чем с ней произойдут необратимые перемены, в которых бедная женщина не была виновата. Помни о ней лишь это. Красота и любовь. Все прочее не имеет к тебе никакого отношения.
Дуглас крепко сжал руку киммерийца.
– Я благодарен тебе, Конан, и твой совет сберегу у самого сердца!
* * *
Они закопали тело старухи в русле ручья, надеясь на то, что бегучая вода смоет ядовитые споры и не позволит им стать основанием новой грибницы.
Но где-то под землей сохранялась та древняя грибница, которая некогда исторгла из себя младенца, похожего на ребенка людей. И Конан решил, что непременно вернется и покончит со всем вредоносным родом Бааван.
Однако сперва ему требовалось доставить домой юного графа Дугласа. И спутники пустились в обратную дорогу.
Они, как и прежде, не спешили, и все-таки путь к дому оказался гораздо короче, нежели путь из дома. Это открытие радостно удивило Дугласа. Он утратил свою всегдашнюю меланхолию, как будто все случившееся совершенно исцелило его. И встречные женщины перестали от него отворачиваться, напротив – все они бросали ему веселые взгляды и провожали улыбками.
Граф Мак-Гроган не верил собственным глазам, когда ему доложили о возвращении сына. Дуглас вернулся совершенно другим человеком. Он больше не грезил о несбыточном, но радовался жизни и всему, что могли предложить ему великолепный замок и любящие подданные его отца.
Кода встретил своего друга-«верзилу» восторгами и плаксивыми излияниями: он все время порывался рассказать о том, как скверно с ним обходились без Конана и какие ужасные испытания пришлось претерпеть несчастному пустынному гному. Конан почти не слушал его: в мыслях он снова находился в горах. Он твердо намеревался вернуться, найти доброго пастуха и с ним вместе отыскать грибницу, чтобы выжечь ее. Сейчас новая затея занимала киммерийца куда больше, чем все остальное.
Гэлант, впрочем, проявил настойчивость в расспросах и добился своего: он вытянул из Конана множество подробностей касательно недавнего путешествия и всего, что имело отношение к природе и обычаям Бааван. Для этого ему пришлось изрядно подпоить киммерийца, да и сам он выпил тоже немало. К финалу разговора языки у обоих заплетались, хотя головы оставались ясными и детали рассказа сходились между собой: и Конан, и Гэлант в этом отношении были профессионалами.
– В конце концов, – заключил Конан, когда длинное повествование о гибели Бааван было закончено, – разве не стоило отправиться в опасное путешествие и встретиться лицом к лицу с чудовищем, чтобы понять, что ты – всего лишь человек. Не меньше, но и не больше?
И Гэлант, усмехаясь, призвал слугу, чтобы записать эти слова в свою книгу.
– Я всегда говорил, Конан, что из тебя получился бы превосходный сказитель, – объявил Странник.
Киммериец поморщился.
– Во-первых, ты никогда этого не говорил, Гэлант, – сказал он, – а во-вторых, я предпочитаю зарабатывать себе на жизнь совершенно другим способом.
OCR: де Монфор
WWW.CIMMERIA.RU
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
