– Надо быть снисходительным к человеку, которого любишь!
Сама Стивен нашла умиротворение в мысли о снисходительности. Пожалуй, это была самая светлая и радостная идея из всех, что посещали ее за время построения сложных планов о замужестве. Однако сама цель и в данный момент не казалась ей совершенно недостижимой или ненужной. Стивен даже не попыталась усомниться в ней.
– Леонард, скажи серьезно: как ты думаешь, почему я попросила тебя взять на себя труд и прийти в это уединенное место?
– Отвечаю совершенно искренне, Стивен: понятия не имею.
– По-моему, ты даже не пытаешься понять, только шутишь, в то время как я совершенно серьезна! – слова ее были горькими, но интонация мягкой, почти ласковой, что сильно смягчало смысл фразы.
Леонард лениво взглянул на нее и пожал плечами:
– Мне нравится шутить.
– Но можешь ты хотя бы попытаться угадать причину моей просьбы?
– Не могу. Сейчас так жарко, и трактир с напитками еще не построен.
– Возможно, никогда и не будет построен!
Он снова взглянул на нее с тем же полусонным, скучающим видом.
– Никогда? И почему же?
– Потому что это зависит от тебя, Леонард.
– Ну, ладно. Давай попробуем. Зови архитектора и мастера-каменщика.
Щеки Стивен снова вспыхнули. Слова Леонарда показались ей исполненными тайного смысла, хотя тон об этом никак не свидетельствовал. Но все же – хорошая новость! Но не надо спешить, немного терпения. Она выдержала небольшую паузу, прежде чем ответить, но Леонард опередил ее, добавив:
– Надеюсь, ты позовешь меня с советом, прежде чем твой планируемый муж возьмется за дело? Вдруг он будет такой солидный человек, что вообще не пожелает устраивать приют на холме?
Стивен снова ощутила, как ее окатывает ледяной волной. Нет, он думал и чувствовал совершенно иначе. Его легкомыслие снова брало верх над ее прямотой, а его почти безграничная слепота обезоруживала и не давала ей подойти к цели разговора. Даже простота его слов обескураживала. Несколько секунд она оставалась в нерешительности, но упрямство вновь заставило ее искать обходные пути к поставленной задаче. Слова застревали в горле, но Стивен заставила себя их произнести:
– Я бы построила его для тебя, Леонард!
Он мгновенно отреагировал с откровенным удивлением:
– Для меня?
– Да, Леонард. Для тебя и меня! – она резко отвернулась, чувствуя, что снова краснеет и просто не может посмотреть ему в глаза.
Когда Стивен вновь взглянула на Леонарда, он уже стоял, причем развернувшись к ней спиной. Она тоже встала. Некоторое время он молчал – так долго, что Стивен было невыносимо ждать, и она не выдержала:
– Леонард, я жду!
Он медленно обернулся и сказал очень спокойно, без определенного выражения на лице и глядя ей в глаза, пока она не побелела:
– Не думаю, что мне стоит об этом волноваться!
Стивен Норманн всегда была отважной, никогда не пасовала перед трудностями. Но в этот момент Леонард не выглядел слишком располагающе. Лицо его стало жестким, в глазах сверкал гнев. Как ни странно, именно последнее обстоятельство облегчило девушке задачу. Она тихо и почти спокойно ответила:
– Хорошо. Думаю, я поняла.
Он отвернулся от нее и уставился куда-то вдаль. Только теперь вся тяжесть ситуации навалилась на Стивен. Гордость и упрямство бунтовали, не желая смириться с очевидным. Она никак не могла принять его отказ. Нет, не должно оставаться ни малейших сомнений, которые будут терзать ее впоследствии. Ясность должна быть полной! Надо исключить любую, самую случайную ошибку! Прижав руку к неистово бьющемуся сердцу, она сжалась внутренне, словно готовилась к удару, а потом слегка коснулась его руки – нежно, лишь кончиками пальцев.
– Леонард, ты уверен, что не ошибаешься? – мягко произнесла она; слова «Ты ведь понимаешь, что я прошу тебя стать моим мужем?» застряли в горле, и Стивен едва слышно выговорила: – Ты ведь понимаешь, что я хотела бы стать твоей женой?
Как только эти слова слетели с ее губ – простые, недвусмысленные, нагие и откровенные, – все внезапно и бесповоротно изменилось. Словно молния полыхнула во мраке ночи, обратив правду и искренность против нее. Кровь новой жаркой волной прилила к лицу Стивен, сжигая ее чувством острого стыда. Закрыв лицо руками, девушка опустилась на скамью и беззвучно заплакала горькими слезами, которые потоком потекли по пылающим щекам, не принося облегчения.
Леонард был в ярости. Когда он понял окончательно, что собиралась сказать Стивен, было слишком поздно. И он был по-настоящему шокирован. Сильнее всего его поражало пренебрежение правилами приличия! Как только женщина осмелилась на такое бесстыдство! Кроме того, его гордость была задета. Почему его поставили в столь нелепое, унизительное положение? Он не был влюблен в Стивен, и она должна была знать это. Он не давал ей никаких оснований предполагать нечто иное. Она нравилась ему как соседка, подруга по играм и развлечениям, но какое право она имела требовать от него любви?! Гнев спровоцировал самые явные слабости его характера: Леонард чуть не расплакался от обиды, совсем по-детски, понимая всю недостойность таких слез. От этого его злость только усилилась. Стивен давно должна была понять его чувства и намерения, а она нарочно издевалась над ним, унижала его, как могла!
– Что ты за девушка, Стивен! – воскликнул он в откровенной досаде. – Ты всегда ставишь других в нелепое и унизительное положение! Выставляешь всех в дурном свете! Я думал, ты шутишь, но это скверная шутка! Честное слово, не могу вообразить, что я такого сделал, что ты решила сосредоточить на мне свой пыл. Я хотел только хорошего…
Если прежде Стивен испытывала страх, теперь, когда он говорил все это, ее охватил самый настоящий ужас. Дело было не в уязвленной гордости, не в унижении, а в чем-то более глубинном и неопределенном, таящемся в самых темных уголках ума и души. При обычных обстоятельствах ей бы захотелось высказать свои мысли и чувства, но теперь не было ясных мыслей, не было определенных чувств, мозг затопил поток смутных образов, обрывочных фраз и невнятных, спутанных эмоций, как будто множество людей заговорили разом, наперебой на неведомых ей языках. В горле пересохло, язык онемел. Ей хотелось отмщения, защиты, избавления, но она лишь стояла на месте, неподвижно и молча, терзаемая новыми для нее страданиями души, силясь осознать происходящее.
Самым унизительным было то, что ей хотелось успокоить человека, который нанес ей столь глубокую рану. Острая вспышка любви сменилась ясным пониманием простой и очевидной истины: она никогда не любила его по-настоящему. Если бы она любила, даже удар не мог бы разом покончить с ее чувствами, но теперь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
