Ему же, должно быть, я казалась забавной маленькой девочкой, интересовала его только в качестве члена семьи Трессидор, с которой Лэндоверы соперничали. Мне хотелось поразить его, заставить помнить о себе после моего ухода так же, как я буду помнить о нем.
О старинной вражде между нашими семьями он говорил очень похоже на то, что сказала мне о ней кузина Мэри.
— Мне эта вражда не кажется очень серьезной, — заметила я. — Вот я, член одного клана, мирно беседую с членами другого.
— Мы никак не могли бы стать вашими врагами, верно ведь, Яго? — сказал Поль.
Яго заявил, что все это чепуха. В наши дни никто о таких вещах и не помышляет. Люди для этого теперь слишком разумны.
— Не думаю, чтобы это зависело от разума, — возразил Поль. — Эти конфликты просто кончаются сами собой, за недостатком пищи. Но в старину они были, должно быть, достаточно яростными. Борьба за превосходство между Трессидорами и Лэндоверами. Мы говорили, что Трессидоры выскочки. Они утверждали, что мы не выполняем нашего долга по отношению к соседям. Вероятно, у обеих сторон были основания для подобных высказываний. Но сейчас нашим противником является грозная леди Мэри, слишком благоразумная для того, чтобы отдаваться этой борьбе с должным увлечением. А по другую сторону барьера стоим мы, занятые собственными печальными обстоятельствами.
— Я чувствую, — сказала я, — что вы найдете выход из ваших затруднений.
— Вы в самом деле так думаете, мисс Трессидор?
— Уверена в этом.
Он поднял свою чашку.
— Я пью за это.
— А мне кажется, — вставил Яго, — что покупателя просто не найдется.
— О, но ведь дом такой замечательный! — воскликнула я.
— Понадобится целое состояние, чтобы привести его в порядок, — ответил Яго. — Этим я и утешаю себя. Человек, который захочет вдохнуть жизнь в эту старую развалину, должен быть сказочно богат.
— Все закончится благополучно, вот увидите, — настаивала я.
Нужно было уходить, но мне не хотелось покидать их. Впечатления переполняли меня.
— Вы должны снова прийти, — произнес Поль.
— Мне самой этого хочется, — ответила я.
Поль взял мою руку и задержал в своей, потом взглянул мне в лицо.
— Боюсь, — сказал он, — что мы переутомили вас нашими мрачными проблемами.
— Нет, нет… В самом деле, нет. Мне польстило… что вы заговорили со мной откровенно.
— Это было непростительно. Мы никудышные хозяева. Обещаю, что в следующий раз мы справимся.
— Нет, нет, — с жаром повторила я. — Я все понимаю, в самом деле, понимаю.
Он продолжал сжимать мою руку. Я почувствовала радостный трепет.
Поль не был похож ни на кого. Благодаря его присутствию и великолепию их дома этот день стал для меня незабываемым.
Его внешность приковывала к себе внимание. Эта сила, смягченная грустью, пробудила во мне самые романтические чувства. Мне захотелось быть очень богатой, чтобы купить Лэндовер, а потом вернуть поместье ему.
Я была молода и впечатлительна. Поль Лэндовер казался мне самым интересным человеком из всех, кого мне доводилось встречать. При одной мысли, что я еще увижу его, меня охватывало волнение.
Яго проводил меня домой.
— Поль сегодня был непохож на себя. Обычно он такой сдержанный. Меня удивило, что он так откровенно высказался… в вашем присутствии… о доме и всех этих делах. Очень это было странно. Должно быть, вы произвели на него впечатление, говорили именно то, что ему хотелось услышать… или что-нибудь в этом роде.
— Я говорила только то, что думаю.
— Обычно он не бывает таким приветливым.
— Значит, я произвела на него хорошее впечатление.
— Я думаю, что вы и Корнуолл произвели друг на друга хорошее впечатление.
Приехав домой, я захотела сразу рассказать кузине Мэри, где я была. Я нашла ее в гостиной. Она показалась мне подавленной.
— Вы никогда не догадаетесь, — выпалила я, — где я сегодня была. Яго повез меня в Лэндовер, чтобы показать дом, и я там снова встретилась с Полем. Он был очень любезен и угостил меня чаем.
Я ожидала, что она удивится, но она продолжала сидеть неподвижно и только пристально посмотрела на меня.
— Боюсь, — наконец сказала она, — что я получила не очень приятные известия из Лондона, Кэролайн. Твой отец прислал мне письмо. Он пишет, чтобы ты немедленно возвращалась. Мисс Белл приедет за тобой на следующей неделе.
Эта новость повергла меня в отчаяние. Значит, все кончилось. Я чувствовала себя здесь такой свободной, привязалась к кузине Мэри, оценила ее по достоинству. Мне хотелось поближе познакомиться с Джеми Макджиллом и его пчелами, более подробно узнать о его дурном брате Дональде. Но больше всего мне хотелось подружиться с Лэндоверами.
Яго был мне симпатичен, однако новая встреча с Полем пробудила во мне совсем особые чувства. Я вспоминала о нем после того, как мы познакомились в поезде, но часы, проведенные вместе в этом замечательном доме, стали для меня своего рода вехой. Как мог человек, которого я едва знала, начать вдруг играть такую роль в моей жизни?
Я ничего не понимала, но чувствовала, что он излучает какой-то необыкновенный магнетизм. По обычным меркам его нельзя было назвать красивым: казалось, он склонен к мрачности, но, возможно, это объяснялось отчаянным положением, в котором он теперь очутился. Я глубоко переживала эту трагедию, сознавала, как он должен страдать при мысли, что потеряет родовое имение. Как мне хотелось помочь ему! Он переживал неминуемую утрату дома гораздо тяжелее, чем его брат. Яго по своей природе был беспечным, а может быть, и более жизнерадостным человеком. Я подумала об их отце: как ему, должно быть, сейчас тяжело.
Почему я позволяла их неприятностям влиять на свою собственную жизнь? Ведь мы были почти чужими, и тем не менее… Я всей душой желала, чтобы непоправимое не случилось, чтобы нашелся какой-нибудь выход…
Я быстро взрослела. Этот процесс начался в тот день, когда мы наблюдали юбилейное шествие из окон квартиры капитана Кармайкла.
Я понимала теперь, что он и мама были любовниками, что отец это обнаружил, а я, в каком-то смысле, выдала их. Отец, вероятно, подозревал их и раньше, я только представила ему окончательное доказательство. Все постепенно становилось для меня более ясным. Даже мой вид стал для отца невыносимым — я была вестником катастрофы, открыла ему глаза на правду, и он отослал меня, решив, что я вернусь, когда он снова будет в силах видеть меня.
Да, я взрослела, делалась более восприимчивой к чувствам — совершенно особым чувствам, которые может пробудить только представитель другого пола.
Мне хотелось остаться одной и все обдумать.
Кузина Мэри тоже была расстроена. Очевидно, мое присутствие было ей приятно. Думаю даже, что она хотела бы, чтобы я постоянно жила в Трессидоре. Я с радостью согласилась бы на это, так как начинала понимать: то, что я так долго считала своим домом, не было им в действительности, если слово «дом» означает для детей любовь и чувство безопасности. Этого я никогда раньше не испытывала, однако нечто подобное нашла у кузины Мэри.
