Вокруг нас кипела, обмывала и захлестывала с головой людская волна…
– И куда мы теперь?
– Смотрим на карту и ориентируемся.
После недолгого изучения карты мы поняли, что где-то неподалеку в переулке находится самое знаменитое кафе Рима – «Эль Греко», и решили двинуть туда – выпить по чашке кофе. Мы сели за столик на бархатный красный диван; напротив висел роскошный пейзаж, мы только-только удобно расположились и заказали по чашке кофе, как у меня завибрировал сотовый. Я посмотрела на экран – номер был подавлен. Не ожидая от этого звонка ничего хорошего, я сказала:
– Алло! – Почему-то я думала, что меня разыскал Володя. Но я ошиблась. Это был синьор Парчелли! Он хорошо говорил по-английски и сносно по-русски. Он поинтересовался, зачем я звонила.
Я представилась и сказала, что мне нужно обязательно встретиться с ним.
Голос Парчелли был по-старчески скрипучим. Как древний пергамент или высушенные осенние листья.
– Хорошо, – выдавил Парчелли после недолгой паузы.
Я невольно подтянулась – я ждала этого момента и была готова сию минуту, нет – секунду, сорваться с места и ехать к нему. Но вместо этого я, стиснув зубы, спросила:
– Когда и во сколько?
Голос пропал. Я уже подумала, что ветер унес эти сухие листья и они растворились в осенней ночи, как около моего уха прошелестело:
– Сегодня. В семь.
– А пораньше? – вырвалось у меня.
Голос снова пропал. Я терпеливо ждала.
– Завтра в пять. – И он дал отбой.
Я повернулась к Муське:
– Мне надо сегодня ехать.
– Куда?
– На кудыкину гору.
– А если серьезно? – Пенка от кофе нарисовала Муське бело-сливочные усы.
– Секрет.
– Опять! – патетически воскликнула подруга. – Слушай! Мне порой хочется прирезать тебя из-за всех этих секретов. Сколько можно? Ты просто водишь меня за нос. Обещаешь вот-вот все рассказать, а потом неожиданно срываешься с места и снова молчишь. Так, в конце концов, нечестно. Мы – подруги или нет?
– Подруги! – меланхолично откликнулась я, но она сидела, отвернувшись от меня и делая вид, что рассматривает картину на стене. Судя по Муськиной закушенной губе – рассердилась она не на шутку, и я решила сменить тактику. – Ну, Мусь, – заканючила я. – Ну, прошу, не сердись. Просто я сама еще не во всем разобралась и поэтому совершенно не хочу тебя ни во что втягивать. А потом – это опасно. Довольно опасно.
– Как?! – зашипела Муська, подпрыгнув на стуле. – Ты подвергаешься опасности и молчишь! Рискуешь в одиночку. А я не могу тебе ничем помочь?! Колись сию минуту.
– Нет, Мусь. Не могу. К тому же и тайна принадлежит не мне. А моему отцу. Он умер… – Голос мой задрожал.
– Ладно. Замнем, – сдалась Муська. – Но я все равно на тебя в обиде… Правда.
– Не обижайся. Кофе понравился?
– Еще бы!
– Давай я тебе десять чашек кофе закажу. Чтобы ты не сердилась.
Муська не выдержала и прыснула.
– Три, и хватит.
– Йес!
Внезапно я помрачнела. События недавних дней были еще свежи в памяти, и я не могла от них избавиться, как ни хотела. Смерть Никиты, Шашковой, нападение на меня… в деревне со смешным названием Опятки… я тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания.
– Что с тобой? – Муська дотронулась до моей руки.
– Ничего, – процедила я сквозь зубы. – Мусь, ты можешь здесь остаться еще на неделю. Я все оплачу!
– Нет. Без тебя не хочу. Лучше как-нибудь в другой раз.
– Не глупи, Мусь. Хочешь, поезжай в Римини, отдохни там, покупайся в море.
– Что я, моря не видела! Я его в своем родном Геленджике накушалась! Поеду-ка я на работу… А то Вазген и так меня неохотно отпустил: сама понимаешь – лето, место у нас бойкое; клиенты так и прут.
– Понимаю… Но все равно, глупость это, Мусь. Я бы на твоем месте отдохнула-покупалась. Работа, сама знаешь, не волк – в лес не убежит. Что-то я раньше за тобой особого рвения не замечала…
Но Муська заупрямилась, и переубедить ее я не смогла, как ни старалась. Мы разыскали кассу «Аэрофлота» и взяли ей билет на первый же рейс до Москвы. Расцеловавшись и простившись с Муськой, я ощутила чувство невольной грусти. Теперь я снова оставалась одна, а Муськина поддержка была мне очень нужна и важна. И только когда самолет взлетел, я поняла, что Муська стала мне по-настоящему родным и близким человеком.
Я выпила чашку кофе в здании аэропорта и задумалась. Теперь мой путь лежал во Флоренцию, и мне оставалось только гадать, увенчается ли мой визит к Матео Парчелли успехом. Или я напрасно возлагаю на него такие надежды. Оставалось совсем немного времени до того, чтобы я могла утвердительно или отрицательно ответить на этот вопрос, который так мучил и волновал меня в последние дни. Есть ли какая-то связь между моим отцом и этим загадочным Матео Парчелли и почему мой отец хотел все бросить и уехать один? Была ли на то серьезная причина? Очевидно, была… Я знала отца как спокойного уравновешенного человека, который ничего не делает второпях, а все тщательно обдумывает и прикидывает, прежде чем предпринять очередной ход. Я иногда думала, что мой отец был бы неплохим шахматистом, и когда я однажды сказала ему об этом, он долго смеялся. Нет, нет, решительно покачал он головой, шахматы, все эти интеллектуальные заморочки – не для меня. А когда он перестал смеяться, легкая улыбка скользнула по его губам. Я так и не поняла: чему он улыбался, но очевидно, мое умозаключение показалось ему забавным. А хорошо ли я знала отца? Эта мысль, без конца вертевшаяся в моей голове в последнее время, не давала мне покоя. Получается, я знала его очень плохо или совсем не знала. А если Матео будет молчать? Что тогда? У меня нет никакого способа разговорить его… Я подавила вздох и решила, что занимаюсь крайне неблагодарным делом: строю заранее разные версии. А все может быть гораздо проще – Матео сделает вид, что меня не понимает, и станет играть в молчанку. Этот вариант был самым плохим и безнадежным и мне совершено не нравился.
Я вернулась в отель, быстренько собрала вещи и, сдав ключи на ресепшн, решительно толкнула стеклянную дверь на улицу.
Билет до Флоренции стоил 70 евро, я ехала первым классом и пыталась сосредоточиться на предстоящем визите. Я даже не знала, сколько лет этому Матео Парчелли. Молод он, стар или мужчина в расцвете сил! За окном расстилались бесконечные поля и виноградники. Ближе к Флоренции пейзаж стал заметно меняться. Равнины сменились ярко-зелеными холмами со стройными деревьями.
Флоренция совсем не походила на Рим; она была элегантной, надменной и аристократичной. И ритм жизни был не таким суетливо-шумным, как в Риме. Флоренция напоминала даму, у которой все в прошлом, и она изо всех сил старается сохранить остатки былой роскоши и красоты. От архитектуры же Флоренции захватывало дух.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
