Египтяне также любили ловить антилоп живыми – не для того, чтобы селить их в своих парках, а чтобы откармливать вместе со своим скотом.
Похоже, что в горах они ловили каменных козлов голыми руками[168], но в пустыне пускали в ход лассо – длинный аркан с петлей на конце[169]. Умелый охотник бросал лассо так, что веревка обвивалась вокруг ног и туловища животного. После этого охотнику достаточно было одного сильного рывка, чтобы сбить беспомощного зверя с ног.
Мы почти можем предположить, что египтяне относились к стрелковому оружию с тем презрением, которое испытывали к нему очень многие народы; во всяком случае, изображения охоты с луком и стрелами встречаются гораздо реже, чем изображения других видов охоты. Даже при стрельбе из лука египтяне использовали собак, которые вспугивали дичь, и, возможно, загонщиков с палками, которые подгоняли зверей к охотникам. Мощный лук и стрелы длиной в метр вполне позволяли убивать даже львов.
Страстный охотник, как правило, бывает большим любителем животных, и ему доставляет наслаждение возможность в собственном доме самому присматривать и постоянно наблюдать за теми зверями, которые вне дома проносятся мимо него в качестве дичи, когда он охотится. Поэтому богатые египтяне во все времена имели зверинцы, в которых содержали животных, пойманных в пустыне с помощью собак или лассо, а также зверей, привезенных в Египет по торговым путям или в качестве дани. Из соседних пустынь, полупустынь и саванн они доставляли львов и леопардов (которых привозили к хозяевам в больших клетках) (а также африканских слонов. – Ред.) и там же отыскивали гиен, газелей, каменных козлов, зайцев и дикобразов, из «стран благовоний» и с верховьев Нила прибывали леопарды и гепарды, бабуины и жирафы, а из Сирии – медведи и индийские слоны, последние доставлялись с Индостана. Восторг египтян был еще больше, когда эти звери были ручными: когда эфиопский зверь каери был обучен танцевать и понимать слова, или когда лев был выдрессирован так, что побеждал свой дикий нрав и ходил следом за своим хозяином, как собака. Рамсес II имел ручного льва, который сопровождал его в сражениях, а в военном лагере по ночам спал перед палаткой своего царственного хозяина. Во все времена существовали ручные обезьяны, которых привозили из чужих стран[170]. Небемехут, египетский придворный в царствование фараона Хафры (Хефрена), имел двух внешне неуклюжих длинногривых бабуинов и в их сопровождении вместе со своей женой инспектировал работу своих ремесленников; несомненно, этот вельможа испытывал величайшее удовольствие от надзора над подвластными ему людьми, которых обезьяны принимали за своих сородичей[171]. Однако большинство египтян довольствовались одной маленькой обезьянкой, и мы иногда видим, как она, сидя под столом, разрывает на части луковицу или вываливает содержимое из корзинки.
Хотя ручные обезьянки были, как правило, домашними любимицами у женщин, некоторые мужчины благородного звания также имели ручных обезьян, которых они приказали изобразить рядом с собой в своих гробницах[172].
Мы хорошо понимаем, что египтяне с их любовью к животным должны были во все времена испытывать особую привязанность к самому верному спутнику человека – к собаке. Вероятно, богатый дом не был полностью обустроен, если в нем отсутствовали великолепные большие гончие и борзые[173]. Похожих собак до сих пор используют в Судане, где эту породу называют слуги. Они были для охотника величайшей драгоценностью, потому что были быстрее, чем газель, и не боялись даже льва. Если египтянин не увлекался охотой, ему тоже нравилось иметь рядом с собой красивых собак; они сопровождали его, когда он выезжал в кресле-седле, и лежали под его стулом, когда он был дома. Если мы можем верить рисункам из одной мемфисской гробницы, то Птаххотеп, высокопоставленный сановник, живший при V династии, настаивал на том, чтобы три его борзые были с ним, даже когда он слушал игру своих музыкантов на арфах и флейтах, несмотря на вой, которым, похоже, сопровождали музыку эти собаки времен Древнего царства. Эта порода борзых называлась «тесем» и, очевидно, возникла не в Египте; во всяком случае, в эпоху Нового царства их, кажется, привозили из «стран благовоний» – с берегов Красного моря. Тем не менее эта разновидность собак всегда была популярна в Египте, и в одной повести времен XX династии говорится о принце, который предпочел умереть, но не расстаться со своей верной борзой.
Во времена Древнего царства мы обнаруживаем, кроме породы тесем, маленьких безухих собак, которых использовали как гончих для охоты на зайца; возможно, в более ранние времена египтяне приручали и луговых собачек[174]. При XIII династии в Египте, несомненно, существовали три различные породы собак, а позже пород, видимо, было еще больше. Интересно, что имена, которые египетские охотники давали своим собакам, часто были иностранными. Из четырех собак, изображенных на стеле древнего царя Антефа, двух первых звали Бехкае и Пехтес, что, как сообщают нам сопроводительные надписи, значит, соответственно, «газель» и «черный»; что означает четвертое имя, Текеру, не вполне ясно, а третье имя – Абакеро; и Масперо с большой вероятностью узнал в нем слово «абайкур», которым кочевники-берберы из Сахары до сих пор называют своих борзых[175].
В Египте, стране скотоводства, бык в давние времена занимал в поэзии то место, которое у нас занимает лев: «могучий бык» в Египте был воплощением силы и неодолимой мощи, и поэты подробно описывали, как он, опустив рога, бросается на врага и топчет его ногами.
Поэтому вполне естественно, что египтяне получали огромное удовольствие от боев между быками и держали для этой цели специальных быков. На арене боевые быки имели собственные имена; из тех, которые изображены ниже, одного зовут «любимец», а имя другого может означать «широко ударяющий». Пастухи с короткими палками присутствовали при схватке в качестве судей и «освобождали» быка, который терпел поражение из-за того, что рог противника вонзился ему в подгрудок. Когда схватка между двумя короткорогими быками подходила к концу, приводили могучего, украшенного по случаю праздника яркой тканью быка длиннорогой породы, и он сражался с победителем.
Удовольствие и волнение, которые египтяне получали от схватки быков, были еще сильнее во время гимнастических состязаний, изображения которых сохранились от всех эпох. Одной из любимых игр был «морской» бой на палках, при котором лодочники для развлечения своих хозяев старались ударить один другого длинными шестами, стоя в своих тростниковых суденышках. Мужчины с той же целью состязались также в борьбе, и при этом так честно выполняли свою задачу, что многих участников приходилось уносить с поля. Были и бойцы, сражавшиеся за награду; они бились короткими палками и привязывали к левой руке маленький кусок дерева, которым защищались от ударов противника.
Рисунок эпохи Среднего царства. Из Бени-Хасана (согласно W., ii. 77)
Женщины тоже выступали перед своими господами как исполнительницы гимнастических упражнений или как танцовщицы, причем во второй из этих ролей – чаще, поскольку ни один праздник не считался полноценным без танцев. В представлении египтян танец был естественным выражением радости: слова «радоваться» и «танцевать» в их поэзии были синонимами. Когда урожай был убран и земледельцы приносили первые плоды Мину, богу Коптоса, крестьянин танцевал, чтобы выразить свою радостную благодарность этому богу, а во время торжественных празднеств в честь великих богинь Хатор (Хатхор) (богиня небес, земли, загробного мира, покровительница женщин, особенно при беременности и родах) и Бастет (богиня, в частности, удовольствия) танец считался таким же необходимым, как крики радости или венки.
Мы мало знаем об этих своеобразных национальных танцах. В одном из них танцоры держали в руках две короткие палочки, как у нас держат кастаньеты, и действительно, на одном из изображений сбора урожая, которое относится к эпохе Древнего царства, мы видим, что работники участвуют в танце; они сняли с себя одежду и бегут, быстро ударяя одной из этих палочек о другую[176].
Сцены борьбы во времена Среднего царства. Из Бени-Хасана (согласно W., ii. 71 и там же, I. 394)
Танцоры почти всегда участвовали в «празднике Вечности», то есть празднике в честь умерших; и шествие, сопровождавшее статую покойного, практически всегда возглавляли танцоры[177].
Во времена Древнего царства движения танцев явно были очень размеренными. Сначала танцоры медленно шагали один за другим, почти не поднимая ногу над землей; они поднимали руки над головой, повернув кисти ладонями вверх, затем вытягивали правую руку наклонно вверх, а левую отводили за спину. Как правило, в этом «прекрасном танце» участвовали только четыре человека, хотя в некоторых случаях их могло быть больше двенадцати. Музыкальным сопровождением всегда были голоса двух или трех певиц, стоявших за танцорами.
