— Берен… — бледные губы раздвинулись в дикой улыбке. — Берен, сын Барахира, вот я и увидел тебя воочию…
Голос ее сделался низким, почти в рык.
— Кто ты? — на миг сбросив оцепенение, крикнул горец. Тот, кто вошел в Этиль, рассмеялся.
— Ты хотел обмануть меня, — грудь девицы расширилась большим вдохом, и Берен понял, что сейчас она крикнет. Он верно угадал: на крике ее голос взлетел до пронзительного визга:
— НИКТО! И НИКОГДА! НЕ ПОХВАЛИТСЯ! ТЕМ! ЧТО ВЗЯЛ! НАДО МНОЙ! ВЕРХ!
Даэйрэт в ужасе повалилась наземь, зажав уши ладонями. Берен сумел овладеть собой на короткое время, а этого времени ему хватило на то, чтобы выдернуть меч и взмахнуть им. Даэйрэт снова завизжала, когда голова Этиль, скатившись с плеч, упала ей на спину, а оттуда — в траву. Тело девушки еще стояло мгновение-другое, словно раздумывая, куда ему упасть — и повалилось вперед, под ноги Берена. Движение крови в сосудах уже остановилось, и оттого она не ударила вверх горячей струей, а ровным потоком потекла горцу на сапоги.
Берен отшагнул в сторону и вдруг, двинувшись вперед, занес меч над Даэйрет.
— Ну а ты?! — рявкнул он.
Даэйрет тонко взвыла. Меч пошел вниз страшным серебристым крылом.
— Мама! — взвизгнула девочка, ожидая неостановимого удара.
А удара все не было…
Даэйрет решилась открыть глаза и увидела, что Берен держит меч кончиком у самого ее горла. Все вылетело у девушки из головы — Учитель, узы т'айро-ири, Гортхауэр — остался только ужас: мама, мамочка, Я НЕ ХОЧУ!!!
— Ладно, — Берен убрал меч, вытер его полой накидки и спрятал в ножны. — Живи, сопля зеленая. Живи ради нашей сегодняшней радости.
Радости и вправду было много: заложников освободили, а убитыми потеряли всего четверых. Горцы не видели ничего позорного в том, что взяли замок хитростью. Возле костров по сотому разу рассказывали, как закрытыми в душных бочках горцы ехали до замка, как одетые мытарями погонщики ругались с охраной, требуя впустить подводы с сеном, овсом и элем, как во дворе замка Берен первым вышиб днище своей бочки ногами и с криком «Райадариан!» бросился рубить охрану, как в последний миг кто-то из стражей успел поджечь сеновал под башней с заложниками, но Марах дин-Кейрн набросил на себя мокрую попону, прошел сквозь огонь в башню и сумел всех собрать в комнате на третьем поверхе, как Берен, не растерявшись, велел сгребать под окно этой комнаты с телег сено и мешки, под которыми прятались бойцы, а Марах бросал на это сено детей и женщин, и спрыгнул последним — кольчуга его раскалилась так, что под ней тлела шерстяная стеганка. Заложники все были живы и невредимы, кроме одной толстой дамы, жены Маура Мар-Крегана, которая не смогла оттолкнуться как следует, промахнулась мимо сена, упала на одного из беорингов и сломала себе ногу, а ему ребра.
Отмечать победу было особенно нечем, кроме танцев, потому что из замка уходили быстро и кладовую опустошить не успели. Зато уж танцевали, кто хотел, до упаду.
Гили не танцевал. Он видел, как устал Берен и пошел за водой, чтобы тот мог вымыться и поесть. Лишь после того, как Берен смыл копоть и кровь, снял доспех и умял целый хлеб, Гили решился подступить к нему с вопросом:
— Лорд… мардо, почему ты не убил ее?
— Кого? — сначала не понял Берен. — А, эту писуху? Да пес ее знает…
Он подумал немного, потом сказал:
— Если бы она призвала не мать, а Моргота — убил бы.
Гили еще помолчал, потом снова спросил:
— А как ты думаешь, ярн… это кто был?
— Да как бы не сам… — Берен поморщился. — Проклятье. Зачем ты их притащил?
Гили рассказал, как нашел девушек. Берен слушал полулежа, закрыв глаза и откинувшись на седло.
— Что сделано, то сделано, — наконец сказал он. — Ты добрый малый, Руско, и что нас увидел Моргот — не твоя вина. Но теперь нам нельзя медлить и нельзя здесь оставаться. Утром двинемся к долине Хогг. Ильвэ не будет нас дожидаться.
Морщась, он поднялся и выбрался из палатки. Побрел, не обращая внимания на радостные возгласы, обращенные к нему, в сторону ближних кустов. И уже там, как нередко бывало по ходу дела, загляделся на небо.
Небо сегодня было пасмурным — верхушки Криссаэгрим, встречаясь с гонящим облака восточным ветром, ветер пропускали, а облака задерживали. Брюхатые дождем, они сбивались во все более толстые тучи, но еще не проливались — копились и копились, расползаясь к востоку сплошным серым ковром, который еле-еле пробивало копьями лучей тяжелое закатное солнце.
И вот где-то там, между этих копий, к северу, мелькнула черная точка, движение которой заставило сердце Берена удариться тяжко и глухо. Он завязал штаны, но на открытое место не вышел, а продолжал смотреть из зарослей. Что-то в движениях летучей твари было такое, не располагающее к близкому знакомству. Тварь приблизилась, и Берен понял: это не птица. Птица так крыльями не машет. Так машет крыльями нетопырь. Но таких больших нетопырей не бывает, если только не…
Он понесся обратно в лагерь и, вскочив на воз, начал выкрикивать Анардила Фин-Риана. Тот объявился — и при оружии. Берен показал ему тварь, летающую над лагерем рывками — влево-вправо. На нее уже многие смотрели.
— Сбить ее можешь?
Анардил покачал головой.
— Сейчас нет: самострел не дотянет. Ежели б она спустилась.
— Спустится, — Берен хлопнул его по плечу. — Будь готов.
— Чем ж ты ее приманишь, ярн? — усомнился стрелок.
— А ты видал, как кречетов на живца ловят?
— Ярн! — но Берен уже не слушал, уже бежал вверх по склону Тунн-Азар.
«Она должна заметить», — думал он. — «Я один и безоружен, она думала, что я мертв, Саурон должен был бы оторвать ей голову за это… Она захочет искупить свою вину, обязательно захочет убить меня…»
Переводя дыхание, он остановился на вершине. Тяжелые облака висели сейчас так низко, что казалось — он руками может отщипнуть от тучи прядь. Наверное, оттого Тхурингвэтиль и спустилась так низко.
Он напрягся, не увидев ее в небе, но тут в лагере крикнули в один голос: черная тварь вынырнула из низкой тучи и пошла на него, словно бы даже не летела, а просто росла, и Берен не успел вздохнуть во второй раз, как уже видел ее чудовищные когти и зубы словно костяные иглы. Раскрыв пасть, она испустила пронзительный короткий крик, Берен упал на спину и когти сомкнулись впустую, а кожистые крылья обдали человека холодом. Тварь развернулась и пошла на второй заход, и Берен встал, чтобы вернее раздразнить ее, чтобы она не могла бросить своей добычи.
Гили внизу умирал от страха, глядя, как огромный нетопырь — как ему показалось — сшиб Берена с ног. Но князь поднялся, и люди внизу подняли ликующий крик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
