Но внутреннее состояние академии день ото дня возвышалось. Особенно ректор ее Феофан Прокопович, отрешившись от уз схоластики, приобрел своими богословскими трактатами такую славу, какой никогда не имели его предместники. Сверх того, высокое значение его, приобретенное милостивым вниманием государя и могущественного любимца его Меньшикова, связи с другими вельможами двора не могли не быть благодетельными и для училища; в аудитории его стали слышаться знатнейшие фамилии, и все лучшие помещики малороссийские, зная о любви монарха к просвещению, наперерыв спешили отдать детей своих в единственное тогда училище. Граждане, купцы и мещане киевские за честь себе поставляли быть в числе воспитанников академии, заключавшей в себе до 1100 слушателей.
Академия пользовалась покровительством гетманов Мазепы и Скоропадского и имела постоянных попечителей в лице митрополитов Киевских: Варлаама Ясинского (1690–1707) и Иоасафа Кроковского (1707–1718), который после измены Мазепы был вызван Петром на Собор в Глухов вместе с другими святителями, чтобы предать проклятию коварного изменника и ненасытного честолюбца. Болезненно отзывалась в сердце Иоасафа анафема тому, кого за несколько дней перед сим почитал он охранителем Православия и благодетелем просвещения; но, скорбя о человеке, он поражал клятвою изменника вере, царю-благодетелю и родному краю. Немедленно по прибытии в Киев митрополит обнародовал акт проклятия печатными листами с увещанием ко всему народу пребывать в верности к государю. В 1718 году, когда начался суд над царевичем Алексеем, Иоасаф был вызван в Петербург, но остановлен в Твери, и, между тем как свите его приказано было следовать в обратный путь, митрополит был заточен в Тверском Архангельском монастыре, где 1 июля 1718 года и скончался 65. Он был последним первосвятителем киевским на праве избирательном; преемники его назначались уже по общему порядку.
Положение Московской академии в начале царствования Петра было весьма неблагоприятно. Наступило время переходное: влияние греческого языка сменяется латинским, круг ученой деятельности расширяется, наставников берет академия не из Греции, но из единоплеменной Руси юго-западной. Замечательно, что в это время рушилась последняя опора ученых из греков: последний Патриарх Московский, стоявший за идеи царя Феодора и Софии, до самой смерти заботившийся о вызове новых ученых из греков, скончался, оставив академию в опасности совершенного упадка. Действительно, непрестанная смена наставников в академии после Лихудов, дошедшая наконец до того, что некому было учить, сокращение предметов учения, открытое гонение на язык греческий не могли обещать академии прочного существования, и это до тех пор, пока не вступился в ее участь преобразователь России.
Первый из учеников Лихудов и почти последний в ряду наставников, вышедших из их школы, Палладий Роговский, не мог напоминать собою Лихудов: заграничное образование не оставило в нем и следов греческого образования, полученного им в Москве, так что он не знал даже языка греческого. Слушая полтора года Лихудов еще в школе Богоявленского монастыря, Палладий, «желая совершенного учения», удалился из Москвы, снял иноческое платье и учился год в Вильне в иезуитской школе; потом в силезском городе Нейссе провел еще год, «учася пиитическому разуму»; отсюда перешел в Ольмюц для слушания риторики. Но ольмюцкие иезуиты не соглашались допустить его в школу, если он не примет унии, и Палладий решился из любви к науке на временное, впрочем, только наружное отступление от Православия. Это открыло ему дорогу в Рим, где семь лет изучал он философию и богословие в греко-униатской коллегии, был здесь посвящен в пресвитера униатским митрополитом Онуфрием и, по окончании учения получив степень доктора философских и богословских наук, тайно уехал в Россию, исповедал Патриарху Адриану свое невольное отступничество, написал пространное исповедание своей веры в духе Православия и проклял учения, мудрствования, догматы и толкования западные, несогласные с учением Восточной Церкви. В 1699 году Патриарх принял Палладия в недра Православной Церкви, а на следующий год поручил ему должность наставника в академии и поставил его игуменом Заиконоспасского монастыря 66.
Между тем по смерти Патриарха Адриана во главе управления делами Церкви стал митрополит Стефан Яворский. В 1701 году царь вверил его непосредственному надзору и попечению Московскую академию, и Яворский первый принял название протектора академии. Выбор, сделанный Петром, оправдался как нельзя лучше: просвещенному вниманию Яворского обязана академия своим восстановлением и распространением. Лучший из тогдашних воспитанников Киевской академии, докончивший свое образование за границей, Стефан внушил царю, что лучшим образцом для устройства академии Московской может быть Киевская, уже засвидетельствовавшая долговременными опытами доброе направление введенного в ней образования и даровавшая Церкви многих архипастырей и ученых, и Петр, еще прежде указывавший Патриарху Адриану на киевских ученых 67, повелел «завесть в академии учения латинские». Сличая это распоряжение Петра с распоряжениями царя Феодора Алексеевича и Патриархов Восточных, имевшими место при основании академии и после при Лихудах, находим, что тогда отдавали преимущество и даже исключительное господство образованию греческому, а теперь вводится образование латинское. Царь Петр в свое путешествие по Европе видел одни рассадники латинского образования и потому, внося преобразование во внешнюю жизнь народа, желал и науку облечь в общепринятые на Западе формы. Стефан Яворский, питомец школ киевской, львовской и познанской, очевидно, не мог не сочувствовать порядку, введенному в этих школах. Потому в силу указа царского Яворский обратился за учителями к академии Киевской и после смерти Палладия устроил академию Московскую по образцу Киевской. Есть основание думать, что все уроки читались и сочинения были писаны на одном латинском языке: академия утратила прежнее название школ греческих и именовалась латинскими славено-латинскими школами 68.
Мы уже видели, что царь-преобразователь тяготился последним Патриархом. Хотя Адриан вовсе не походил на Никона и только безмолвием ему протестовал против реформ и нововведений, но перед глазами Петра всегда носился призрак прежнего «властительного» великого государя 69. Не надеясь найти Адриану преемника просвещенного, достойного уважения по благочестию и вместе с тем усердного сподвижника в деле преобразования государства, Петр давно уже решился уничтожить патриаршество в России и заменить его соборным управлением.
По воле царя, в 1720 г. собран был Собор пастырей Церкви Русской. Под председательством самого царя, Собор рассуждал о высшем духовном правительстве. Признано было полезным поручить управление Церковью, вместо Патриарха, постоянному Собору пастырей. Причины обнародованы следующие: а) Тогда как занятия одного лица могут останавливаться то болезнями, то смертью его, Собор имеет возможность вести дела безостановочно, и ответы на возможные сомнения могут быть всегда готовы. б) Легче дознать правду Собору многих, чем одному лицу. в) В решениях Собора более может быть беспристрастия, чем в решениях одного лица. г) Решения Собора более имеют важности и твердости и потому охотнее будут исполняемы, чем решения одного лица. д) И
