А потом они начали Выбирать. Протягивалась и ложилась на плечо рука, словно вслепую нащупывая… что именно? Затем приближались три или четыре черных фигуры и волокли прочь свою надежно затянутую в узел из конечностей жертву.
Ика ожидал пронзительной мольбы о помощи: о, Император, не дай им меня забрать! Но нет, те, кого взяли, казались спокойными и покорными. Ни один из них не закричал.
И тут что-то словно ударило по разуму Ики. Что-то, что ползало по его мозгу и знало все. Что-то, что сказало: ''Да, ты прав в том, что ничем не интересуешься. Ты уже мертв и знаешь об этом ''
И когда ладони в черных перчатках сомкнулись на его руках и потащили его в черноту теней, он не издавал тревожных криков. Он даже не шептал молитву, потому что, в конце концов, что это дало бы?
* * *
Пошатывающийся и почти потерявший сознание Ика знал, что никогда больше не увидит Кальтум. Никогда не поймает с отцовского дирижабля скользкую хирурговую рыбу, никогда не будет выписывать причудливые круги над подводной плантацией чамака, охраняя ее от других племен.
Возвращаться некуда, Кальтума больше нет. Измочаленный в лохмотья дирижабль унесся в ревущие небеса. Пришли другие племена и, без сомнения, разграбили принадлежавшие предкам Ики плантации чамака.
Кто-то сильно ударил Ику, и его вырвало.
Рядом с ним Дал сказал ''иэээк'' и сплюнул кровь. Лежащих повсюду рядом с Икой потерявших сознание парней будили ударами и пинками те же самые одетые в черное фигуры. Видимо, с их точки зрения это означало любезность. Склонившийся над Икой что-то проворчал, удовлетворенный тем, что он пришел в сознание, и отошел. Близнецы обменялись неуверенными взглядами.
Они стояли, коленопреклоненные, на скалистом плато в шеренге приблизительно из тридцати юношей. Ика предположил, что тех самых, кого забрали из здания воздушного порта. Вокруг плато возвышались вершины Бритвенного Хребта, отбрасывающие уродливые тени на бушующее далеко внизу море.
Где-то там, думал Ика, находится Плоский город, где тысячи ничего не понимающих парней поднимаются на борт глайдеров, чтобы вернуться домой, благодаря Императора и задаваясь вопросом, что произошло с теми немногими, кого забрали…
Ика попытался вспомнить, как попал на это вызывающее головокружение место, но память подвела его. Было мгновение боли, потом смутное ощущение работающего оборудования и шум двигателей — да, тот самый звук из воздушного порта — становящийся все громче.
Он сказал себе: «Неважно, как ты сюда попал. Никому до этого нет дела»
— Сервы ордена, — произнес исполненный властности голос, — больше вы здесь не нужны.
Люди в черных одеждах механически поклонились и начали быстро спускаться по высеченной в склоне горы лестнице. Противоположная, пустующая сторона каменной площадки, кажущейся ничтожной в сравнении с горой, из которой выступала, вплотную примыкала к отвесной скале с небольшой пещерой, где, возможно, и скрывался человек. Ика уставился на каменную утробу и попытался сосредоточиться.
Что-то пошевелилось внутри.
Нечто, искажающее свет как ртуть.
Нечто огромное, но, тем не менее, движущееся с плавной текучестью.
Нечто, выступающее вперед, поблескивающее отраженным от полированных поверхностей и украшений цвета слоновой кости светом. Отполированные до зеркального блеска перчатки сжимали кроваво-красный посох, а где-то в центре этого невероятного существа находилась пара глаз, взирающих на все с бесконечной мудростью и грустью. Металлический капюшон, приспущенный на болезненное лицо, казалось, потрескивал едва сдерживаемой энергией.
— Я — Трин, — произнес гигант. От его скорбного голоса по позвоночнику Ики пробежала дрожь, — библиарий-секундус Адептус Астартес.
Слова не имели смысла. Юноши с искаженными страхом и болью лицами смотрели, как библиарий сделал еще один шаг, и на свету появляется его зеркальный доспех. Наплечники повернулись, и Ика снова увидел выгравированный на металле скорбный череп с распростертыми крыльями. Бледный человек по очереди вонзил свой тяжелый взгляд в каждого из мальчиков.
— Вы были избраны, — произнес голос, — одни из тысяч. Избраны не за силу или храбрость, не за душу и не за тело. Вы были избраны, потому что вы, каждый по-своему, уже понимаете неизменную истину. Вы понимаете, что уже мертвы.
Где-то слева от Ики тихо всхлипнул мальчик.
— Катастрофа, потеря, травма… жизнь в отверженности и изоляции — такие воспоминания есть у всех вас. Вы должны понять, что глубина ваших чувств и сила горя — это ничто; мельчайшая часть отчаяния, царящего во всем Империуме.
Что-то снова проникло в разум Ики, прокладывая себе путь в его воспоминания. И когда библиарий опять заговорил, его голос, казалось, идет прямо в мозг.
— Вы прибыли сюда, чтобы умереть. Вы должны понять. Лелейте свою смертность. Цепляйтесь за нее. Сегодня каждый из Вас гарантированно умрет. Вы, фактически, уже мертвы — просто тянете время. Узрите отчаяние.
И эфирные пальцы в черепе Ики Начали погружаться все глубже, изогнулись, показывая ему…
…кричащие голоса, ломающиеся один за другим ногти матери. Затем ее хватка ослабла, и она улетела в вихрь, взывая к нему о помощи…
…и воющих существ с алыми глазами и зеленой кожей, похожих на гнилую шкуру. Они щелкали клыками, слушая женские крики и детский плач, и смотря на пылающие города…
…и рушащуюся мастерскую отца, и мстительную молнию, уничтожившую взлетевшую в ревущие небеса соломенную крышу…
… убиваемых толпами людей и рыщущих по улицам чудовищ. Трещит хитин, и ни один из криков ужаса не звучит громче остальных, и каждому из подвергнутых мукам кажется, что мир рухнул и жизнь уничтожена. Такое случалось уже миллионы раз…
… Ика кричал, и Дал кричал, хотя их никто не слышал. За часовней, разлетевшейся обломками камня, где-то среди развалин старый священник взмахнул руками, когда недавно зажженные им свечи ударились в него, прежде чем улететь под напором ветра…
… и разноцветное судно, подобно призраку проносящееся мимо и дающее колоссальной мощи залп фотохимическими торпедами, вгрызающимися в противовзрывные щиты. И сто тысяч человеческих муравьев беззвучно раскрывают рты, испуская в пустоту свой последний вздох…
… они не видели, как умер отец, но слышали его голос, когда изоляцию зала собраний сорвало и унесло ураганом, как сухие листья. Крик ужаса, казалось, длился, и длился, и длился…
… и сочащиеся злом молниевые когти двигались так быстро, что глаз не мог за ними уследить, искрили от ударов об украшенный рунами клинок Его силового меча. И когда, наконец, силовой доспех цвета слоновой кости раскололся, и когти Магистра Войны погрузились внутрь, триллионы людей на миллионах миров упали на колени. Ничто уже не будет прежним…
… и отчаяние никогда не закончится.
* * *
Ика открыл глаза и взмолился о смерти. Все, чем он был, ничего не значило. Страдание вселенной полностью затмило его собственное. Ничто не имело значения.
— Вы войдете в пещеру, — приказал библиарий. Его слова были наполнены психической мощью, которой невозможно было не повиноваться, — Вы войдете в пещеру, и умрете в ней. Вы подниметесь из глубин страха и насилия, и с каждым шагом будете приближаться к забвению.
Мрачный голос умолк, и Ика попытался встать, а, обернувшись, увидел, что его брат уже поднимается.
Как обычно.
Всегда первый.
Остальные последовали его примеру, стремясь выполнить приказ библиария несмотря на головную боль. Серебряная перчатка Трина поднялась, замерла на мгновение, и указала юношам на пещеру.
Один мальчик, чуть дальше в шеренге, не поднялся. В его расширенных, безжизненных глазах замерло безучастное выражение. Ика понял. Скорбь была слишком велика, чтоб ее вынести.
* * *
Ика по спирали поднялся выше, полностью расправив крылья. От каждого движения руки он слегка изменял положение, что позволило ему взлететь высоко над островом Кальтум.
— Хорошо, Ика! Хорошо! — кричал отец, приложив ладони рупором ко рту. Его лицо выражало гордость, — Держи равновесие — вот так! Превосходно!
Над Икой медленно выписывал длинные спирали Дал. — Как тебе, отец? — донесся приглушенный толщей воздуха голос.
Отец близнецов на мгновение оторвал взгляд от Ики и кивнул:
— Хорошо.
Ика взглянул на брата, чтобы обменяться с ним улыбками радости от первого полета. Но Дал был хмур, а когда заметил взгляд Ики, его улыбка была слишком недолгой и принужденной, а затем он увел глайдер в сторону.
* * *
Факелы мерцали в своих креплениях, пламя колыхалось от каждого движения воздуха. Наконец все юноши оказались внутри, притихшие и запуганные психической травмой.
