Собака Чернушка, вернувшаяся из космоса на 4-м корабле-спутнике
9 марта 1961 г.
64
Какими бы преимуществами природа ни наделила человека, создать из него героя она может, лишь призвав на помощь судьбу.
Франсуа де Ларошфуко
Кандидаты в космонавты у себя в полках были или уже лидерами, или претендентами на лидеров. Каждому ведущему обязательно нужны ведомые. Тут же получалось, что ведомых нет. В такой ситуации трудно летать. И жить трудно. Собравшись вместе, космонавты должны были психологически перестроиться. И они понимали это. Раушенбах, читавший космонавтам курс автоматического и ручного управления космическим кораблем, человек очень наблюдательный, вспоминает:
– Первое, чисто внешнее, что сразу бросалось в глаза, – различие форм («сухопутчики», «моряки») и званий, непривычное для военных аудиторий. Второе, внутреннее, – ощущалась их взаимная доброжелательность. Они хотели равенства...
Они хотели равенства и в то же время понимали, что итогом их работы будет неравенство, что выбрать из многих должны одного. Разрешить это психологическое противоречие было трудно, но к чести этих, еще столь молодых людей, не обладавших большим жизненным опытом, надо признать, что они разрешили его, разрешили с большим тактом и достоинством.
И все-таки, несмотря на стремление к единству, иллюзией было бы считать, что космонавты первого отряда – некий неразделимый монолит. Да и быть этого не могло.
Согласно законам социальной психологии, в «двадцатке» должны были образоваться микроколлективы, и они образовывались. Объединялись по возрасту: Комаров и Беляев были взрослее, мудрее, солиднее. Старше своих лет выглядел и спокойный, рассудительный Волынов. Объединялись по семейному положению: Бондаренко, Варламов, Гагарин, Нелюбов, Карташов, Попович, Рафиков, Титов, Шонин, молодожен Леонов – были людьми семейными, некоторые – уже отцами, что во многом определяло стиль их жизни, отличая от беззаботных холостяков: Аникеева, Быковского, Николаева. Объединялись прежней своей службой, образовалось что-то наподобие студенческих землячеств: Хрунов и Горбатко летали в Молдавии, у них и прозвище было «Моркулешты» – по имени городка, близ которого они служили. Аникеев, Гагарин и Шонин прибыли с севера. Варламов, Рафиков и Филатьев приехали из Орла. Выявлялись лидеры коммуникабельности, «заводилы», любители «поговорить по душам»: Попович, Рафиков, Нелюбов, и, напротив, «тихони»: Аникеев, Николаев, Хрунов, Филатьев – любители «по душам послушать». Объединял интеллект: были ребята более начитанные, знакомые с искусством, любящие театр, музыку, а были и менее искушенные в музах. Симпатии и антипатии могли объясняться и темпераментом, и увлечениями, и приверженностью к какому-то виду спорта, и представлениями о разумном досуге и т.д. Были любители выпить, равно как были и такие, которые относились к этому времяпрепровождению не то чтобы с активным осуждением, но с должным равнодушием. Короче, это были очень разные, самолюбивые, горячие, полные сил и желания эти силы проявить молодые мужчины. Карпов говорил мне, что управлять этой компанией было очень трудно, а определить в ней абсолютного лидера – еще труднее. Поэтому вопрос, а почему же все-таки именно Юрий Гагарин стал космонавтом № 1, – совсем не простой вопрос.
Анализируя свои беседы с его товарищами по отряду и людьми, которые готовили его к полету, я пришел к выводу, для себя неожиданному: Гагарин не являлся ярковыраженным лидером. Волынов был ведущим парашютистом, Быковский лучше других перенес испытания в сурдобарокамере, Николаев – на центрифуге, Шонин – в термокамере. Отмечались успехи Комарова в изучении техники, Варламова в точных науках. Беляев являл собой пример опытного и справедливого командира. Карташов был отличным охотником, Леонов лучше всех рисовал, Попович – пел, Варламов – играл на гитаре, Рафиков – жарил шашлыки. Что делал лучше всех Гагарин? Этот вопрос заставлял моих собеседников задуматься. Хорошо играл в баскетбол. Но и Филатьев хорошо играл в баскетбол. Отсутствие некоего главенствующего преимущества может показаться недостатком, но оно было как раз огромным достоинством Гагарина. Очень точно об это сказал Алексей Леонов: «Он никогда и никому не бросался в глаза, но не заметить его было нельзя». Дело не в том, что он не был первым, а в том, что он никогда не был последним, а чаще всего – второй. Когда знаменитого скрипача Иегуди Менухина назвали первым скрипачом мира, он возразил:
– Ну, что вы! Я не первый, я второй...
– А кто же первый?
– О! Первых много...
Да, первых всегда много. Лидерство же Гагарина определилось так, как определяется лидерство конькобежца, который может не быть первым ни на одной дистанции, а в итоге стать чемпионом мира.
Однако было бы неправильно представлять Гагарина как какого-то «середняка». «Середняки» в отряде были, и космонавтом №1 они не стали. Гагарин обладал целым рядом качеств, которые по праву определили его место в «шестерке».
Я встречался с ним несколько лет, наблюдал его в разных ситуациях и считаю, что главным его достоинством был ум. Именно ум, а не образованность – эти понятия часто путают. Гагарин был от природы умным человеком. Приходилось читать о нем как об этаком рубахе-парне: что в голове, то и на языке, – искренность которого почти граничит с инфантильностью. Это неправда. Если хотите, Гагарин был совсем не так прост, как кажется. Когда надо, он скажет, а когда надо – промолчит. Однако не было случая, чтобы его молчание могло принести какой-то вред другим, поставить человека не то что под удар, а просто в невыгодное положение. Быковский сказал как-то, пусть грубовато, но точно: «Юра был себе на уме, но без подлянки». Это был высокопорядочный, честный человек, обладавший особой природной интеллигентностью, которая, кстати, не столь уж редко встречается у простых и даже вовсе необразованных людей, особенно в русских деревнях.
Ответ на вопрос, что же отличало Гагарина от других космонавтов, я искал в книгах и беседах с людьми, хорошо знавшими его до его полета.
Титов: – Каждый из нас горел желанием стать первооткрывателем. Между собой в разговорах мы все же склонялись к тому, что полетит Юрий Гагарин. Мы знали: он хороший товарищ, принципиальный коммунист, пользующийся большим уважением товарищей. Хочется избежать избитых слов «меня поражало», «мне было приятно». Скажу так: с Юрием можно было хорошо и спокойно делать любое дело и надежно дружить. С ним я чувствовал себя легко и просто в любой обстановке.
Я не знал никого, кто с такой легкостью и свободой входил бы в контакт с любым человеком. Со всеми был на равных...
Николаев: – По всему было видно, что первым космическим навигатором предстоит стать Юрию Гагарину. Почему именно ему? Скажу лишь одно: в этом человеке оказалось столько превосходного в знаниях и закалке, что мы, космонавты, сами еще не зная решения Государственной комиссии, единодушно прикинули: «Лететь Юрию».
Попович: – Как секретарь партийной организации, я сразу назвал первым кандидатом Гагарина.
Есть такое понятие – «гражданская зрелость». Когда человек вступает в пору своей гражданской зрелости, зависит не от того, сколько лет он уже прожил на свете, а от того, в каком возрасте он осознал себя гражданином. Созревает раньше тот, кто раньше начинает самостоятельную жизнь.
Мы между собой провели опрос: кому лететь первому. Голосование было тайным: писали записки. Только в трех записках были другие фамилии, во всех остальных – Гагарин. Ребята его любили.
Быковский: – Чем он отличался от других? Мы все были молодые летчики, для нас командир полка был – царь и бог. А вот в Юре я сразу отметил какую-то свободу, смелость в общении с начальством. Нет, там не было и тени какой бы то ни было фамильярности, развязности, нет! Но он как-то спокойно, с достоинством и с какой-то блуждающей веселой ноткой в голосе говорил и с Карповым, и с Каманиным, и даже с маршалом Вершининым.
Леонов: – Он обладал удивительной способностью в каждом своем товарище подмечать лучшее, обращать внимание других на это лучшее. Причем делал он это очень тонко и деликатно, так, что человек от его похвалы чувствовал себя окрыленным... Он был обычным человеком, но во всем его облике, манере держаться, в его рассуждениях присутствовало что-то неуловимое, доброе...
Волынов: – Не знаю человека, который бы так нравился другим, очень разным людям.
Хрунов: – Гагарин был необычайно сосредоточенным, когда надо – требовательным, строгим. И к себе, и к людям. Поэтому вспоминать впопад и невпопад об улыбке Гагарина – этого великого труженика – значит, заведомо обеднять его образ.
Шонин: – Везде разный и вместе с тем везде он остается одним и тем же – самим собой...
Варламов: – Конечно, у него были свои недостатки. А у кого их нет? Конечно, он ошибался. А кто не ошибается? Но недостатки его были как-то не видны. Наверное потому, что они были меньше, чем у других людей.
