– Да я шутил, – поморщился Старшина, – Я хоть и устал очень, ни за что не дам какому-то глупцу уничтожить то, что мы смогли построить и отстоять с таким трудом и такой кровью. Это гнусно. Так ведь уже бывало. Этот парень считает, что Титос лучше? Так пусть идет. Сделай так чтоб он ушел к Гау.
– Думаю, это будет не сложно. А его друзья?
– Они нам пока нужны тут. Да и миссия их должна быть доведена до удачного конца. ХАРП серьезная угроза. Я ведь подозревал давным-давно. Еще в самом начале. Их надо уберечь. Хотя этот Крест весьма своенравный. Но мне кажется, что он понимает мои мотивы и суровые реалии нашей жизни и выживания. Человек взрослый. Судьбой испытанный. Да и другие. В облаках не витают уже. Розовых очков не носят. А парень этот, явно никогда никаких ответственных решений не принимавший и всю жизнь ведомым был. Заботой окружен. Он только за время их пути начал взрослеть и то ему далеко до взросления. Толку от него никакого. Однако сейчас меня другой вопрос заботит. Провидение послало нам исторический шанс избавиться от Гау, – Он демонстративно приподнял предохранитель. – Что скажешь?
– Я согласен с тем, что это шанс. Другого и не представиться.
– И что дальше?
– Я уже начал подготавливать почву. Утечку информации надо организовать. Титос должен знать. Мы взорвем весь его сброд. Мы сметем их ядерным ударом. Одна бомба. Один взрыв. Одна десятая часа. И все. Нет их.
– Даже мысли допускать не хочется о применении этого оружия на территории моей страны. И уж тем более в краях, которые избежали ядерных ударов.
– Ну, это же блеф.
– Чтобы блеф удался, надо самому в него поверить.
– А ты поверь, Старшой. Подумай о том, что рождаемость превысила смертность потому – что мы два года уже не ведем активных действий. Только мелкие стычки.
– Да. Но под угрозой ядерного удара они все ринуться на нас. Потери в обороне меньше чем у атакующих. Но они будут у нас. И будут огромны. Стоит ли оно того. Да и выстоим ли вообще, когда они все, в надежде быть ближе к нам во избежание взрыва, возьмутся за оружие и бросят на нас всю технику?
– У нас уже произведено огромное количество взрывчатки. А они пойдут наикратчайшим путем из-за угрозы применения бомбы. А наикротчайший путь, как известно – прямая. Они бросятся напрямик через реку. Там, в восьми километрах дамба. Мы взорвем ее и, их слижет с реки.
– А там, за дамбой самолет. Что с ним будет?
– До него более двух десятков километров. Лед по моим расчетам разрушиться помимо дамбы еще на пару километров в сторону самолета. Он в безопасности.
– Но уровень воды подо льдом спадет.
– Его толщина позволит выдержать и стоящий самолет, и даже взлет его.
– Допустим. Как организовать утечку, чтоб она была убедительна? Одного юнца ушедшего к Гау будет недостаточно.
– Конечно, – кивнул комиссар, – Есть еще один человек. Человек известный. И не только у нас. Его знают и по ту сторону. Наслышаны о нем. Нам им придется пожертвовать. Но, вообще, нам, так или иначе, с ним придется что-то делать. Среди людей давно уже роптания идут о его методах и перегибах. А таких ассоциаций с твоим правлением нам ведь не нужно. Он конечно полезен на своем месте. Да и имеющее место его скотство бывает полезно. Но он свой ресурс выработал. Он уже знает о бомбе. И он знает, что над ним нависает дамоклов меч нашего гуманного правосудия.
– Ежов? – старшина взглянул на комиссара.
– Ежов. – Комиссар кивнул.
– Согласен, – вздохнул Старшина, – Но кем мы его заменим?
– Незаменимых людей не бывает.
– Да? – Старшина усмехнулся, – Тогда почему ты не хочешь заменить меня?
– Люблю тень. И у меня нет той харизмы. Ты – знамя народа. Ты их идол. Ты их символ побед и выживания. И мы уже говорили на эту тему. Все мысли о твоем уходе преждевременны, если принадлежат тебе. И преступны, если принадлежат любому другому.
– Это было несколько лет назад.
– Тем не менее, время еще не пришло. Далеко не пришло. И постарайся, чтоб таким, каким я вижу тебя сейчас, никто тебя и никогда не видел.
Брови старшины опустились. Он сурово посмотрел на комиссара и медленно придвинул ближе к нему сверток ткани для солдатских портянок, где был замотан предохранитель и флакон с эфиром.
– Вы свободны. Товарищ комиссар-наблюдатель. – Сказал он совершенно другим голосом.
Комиссар резко встал, взял сверток и вышел из кабинета.
– Знамя… Идол… Символ… – тихо прошептал Старшина, – А ведь когда все начиналось, я просто пытался быть человеком. И им и остаться до конца жизни…
* * *
Николай пытался сосредоточиться. Он взывал к своим приобретенным способностям, но вера в них угасала. Он не слышал ничего. Ничего не чувствовал. Он чувствовал, что выход из этих помещений охраняют гвардейцы. Но чувствовал это, потому что знал об этом. А вот чего-то большего он уловить не мог. А казалось, достаточно лишь слегка сосредоточиться и он телепатически услышит, о чем говорят Старшина и комиссар. Но что-то смущало его. Перед его разумом проплыл образ их разговора. Фразы этого разговора. Но внутренний голос твердил, что все это разыгравшееся воображение и ничего больше. Внутренний голос твердил, что все эти способности, пустые мечты и выдавание желаемого за действительное. Может он не мог сосредоточиться от злости? Или его сбивал приятный терпкий вкус местного чая, неизвестного ему рецепта? Или плакаты в зале столовой банно-прачечного комбината? Эти плакаты отличались от черно-белых, нарисованных углем или тушью агиток с солдатами и Старшиной. Тут они были цветные. Молодые румяные женщины с розовощекими детьми. «Дети – это будущее. Новая жизнь, звено в цепи бессмертия. Роди ребенка!». «Святость семьи – основа выживания и возрождения!». И все в таком духе. Видимо основным контингентом на комбинате были женщины, и эта агитация была рассчитана на них. Да нет. Все-таки его с толку сбивали не эти плакаты. Что-то другое… Он вдруг уставился на красивую женщину Лену. Когда он увидел ее в первый раз, она упомянула его товарищей. И акцентировала тогда внимание на Илье. Он в тот раз не придал этому значения. Но вот она сидит с ними за одним столом. И сидит рядом с Людоедом. Она смотрит на него и у нее, на белом лице румянец. Настоящий, а не нарисованный… Она смотрит на него и улыбается. О чем-то тихо говорит с ним. И Крест улыбается… Старик… Слепой старик… Васнецов вдруг увидел каким-то другим зрением ползущего по выложенному кафелем полу, слепого старика. Сейчас он схватит Илью за ногу и начнет бормотать про Ахиллесову пяту. Женщина!
– Крест! – воскликнул Николай вскочив. Все уставились на него с недоумением.
И Илья не исключение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
