– Угу, – утвердительно кивнул папский шпион‑убийца.
– Как думаешь, мы управимся с коггом?
Джеймс пожал плечами:
– Ну‑у… Коггом управлять, конечно, проще, чем нефом. Если все правильно будут выполнять мои команды. Жаль, конечно, что вы не моряки…
Новгородцы восприняли последние слова как личное оскорбление.
– Да ты! Паршивый британец! Лазутчик латинянский! Не ходил ты в непогоду по Нево‑озеру![173] – взъярился Гаврила. – По Варяжскому морю не плавал на наших ладьях!
– А когг твой хваленый – та же ладья, только побольше чуток! – скрежетнул зубами Дмитрий.
– А вот моя много‑много плавалась в морская вода даже на легкая джонка‑лодка, – не преминул вставить свое веское слово Сыма Цзян.
Джеймс примирительно поднял руки:
– Все‑все‑все! Ваша взяла. Вижу, что не потонем.
– Но как ты собираешься захватить корабль, Вацлав? – поинтересовался Бурангул. ‑Там же народу уйма! На малых судах – десятка четыре, да на большом никак не меньше полусотни.
– У них нет невидимых стрел, Бурангулка. А у нас есть…
– И много их осталось, тех стрел‑то?
Да, татарский юзбаши знал, о чем спрашивать. Пара магазинов к зенитному пулемету, да «шмайсер» Сыма Цзяна, да фаустпатрон. Против трех пиратских кораблей.
– Нет. Не очень много. Но для этого боя хватит. Нужно только напугать пиратов посильнее. Дальше – дело за вами. За всеми нами. Хватаем оружие – и вперед. Успеем использовать страх врага – победим. Не успеем – погибнем.
Бурангул кивнул. Объяснение воеводы степняка устраивало. Остальных – тоже.
– Когда ж нам оружие хватать? – уточнил Освальд.
– Как только я открою огонь…
– Откроешь огонь? – изумился Гаврила. – Как откроешь? Какой огонь?
– Когда начну пускать невидимые стрелы, – пояснил Бурцев. – А произойдет это не раньше, чем нас возьмут на абордаж. До тех пор никто не должен притрагиваться к оружию. Даже смотреть на него, ясно?
Теперь им было ясно все.
Глава 4
Угнанный из Венеции «раумбот» в открытое море вышел впервые, и с таким противником средиземноморским пиратам раньше иметь дела еще не приходилось. А потому разбойнички вели себя весьма самонадеянно. Лучники и арбалетчики не стреляли. Зато глумливые насмешки сыпались градом. На хреновой уйме языков: в пиратской команде собрался такой же интернационал, как и в дружине Бурцева. О, пираты ржали от души! От немногочисленного экипажа странного полузатонувшего судна без парусов и весел морские стервятники не ожидали ни сопротивления, ни подвоха. Какое сопротивление, какой подвох, если враг уже сложил оружие. Ну, а нелепую кормовую конструкцию, похожую на обрубок колодезного журавля с навесным щитом, нападавшие и вовсе не принимали в расчет.
Стрелки бестолково толпились на боевых площадках. Больше для виду толпились. Абордажная команда – без щитов, с мечами, короткими копьями и длинными крюкастыми шестами – выстраивалась меж кормовой и носовой надстройками. Рулевой ворочал румпель, направляя высокобортный когг к задранному носу катера. Здесь перейти на терпящее бедствие судно было проще всего.
Пиратский парусник приблизился. Мелькнули в воздухе цепкие «кошки». Частыми струнами натянулись веревки и канаты. Царапнули по металлу крючья на длинных древках. Лязгнул о нос катера абордажный мостик. Тяжелый окованный клюв на конце узкого трапа засел в развороченной «мессершмиттом» палубе. Теперь два судна находились в единой связке, и расцепить их ой как не просто.
С воплями, молодецким гиканьем и посвистом пираты ломанулись на «раумбот». Кто‑то – по тесному мостику, а кто‑то сигал с нетерпячки через борт.
Первый, второй…
Тяжелые сапоги загрохотали по накренившейся палубе. Зазвучали удивленные возгласы, веселая брань, боевые кличи.
Третий, четвертый…
С носа катера пираты неторопливо спускались на притопленную корму, где понуро ожидала своей участи сдавшаяся без боя команда. У двадцатимиллиметрового пулемета ожидала.
Пятый, шестой…
Стрелки покидали боевые площадки, тоже проталкивались к абордажному мостику.
Седьмой, восьмой…
И девятый, и де…
Ну, хватит разбойничать, ребятки. Пора и честь знать!
Рев, которым отозвался МG. С/38 на тяжелую поступь абордажной команды, был сродни иерихонским трубам. Неминуемое возмездие и неотвратимая гибель слышались морской братве в том реве.
Первую очередь Бурцев выпустил по увешанной щитами кормовой надстройке когга, откуда еще нависали глумливые лица стрелков. Короткую, но действенную очередь. Один щит упал. Лица исчезли…
Бурцев поворотил ствол. И сразу – вторая очередь. Такая же короткая. В носовую башенку пиратского судна. Потом протянул третью – подлиннее – вдоль правого борта. По верхнему краю. На уровне груди тех, кто лез к абордажному мостику.
Летели, сыпались, падали щепки и люди. Пули насквозь прошивали и дерево, и человеческие тела. Ор стоял несусветный. На когге царила паника. На катере тоже. Уже перебравшиеся на «раумбот» пираты разделились. Трое, может, четверо в испуге юркнули за рубку. Остальные ломанулись обратно. Толпа, давка… Бурцев саданул еще раз.
Разбойники повалились, попрыгали в воду. Абордажный мостик мгновенно опустел. Кто‑то вскинулся было над бортом когга с натянутым луком. Но пустить стрелу не успел. Бурцев уложил смельчака.
Двое пиратов судорожно рубили канаты, стянувшие судна. Еще один возился у перекидного трапа. Бурцев успокоил и эту троицу.
Магазин опустел. Нужно ставить другой – последний. Нужно перезаряжать пулемет. Что ж, сделаем паузу…
– Они ваши! – рявкнул Бурцев своей малость ошалевшей команде.
И словно на незримую кнопочку нажал. Дружина ожила, похватала оружие, ринулась в атаку.
– А‑а‑а! – вопил Дмитрий.
– У‑у‑у! – взбесившимся паровозом гудел Гаврила.
– Ура‑а‑а! – надрывался Бурангул.
– О‑о‑о! Э‑э‑э! Ы‑ы‑ы! – Поляк Освальд, литвин Збыслав и прусс дядька Адам тоже демонстрировали силу легких.
– И‑и‑и! – злобно, обиженно визжали в унисон Ядвига и Сыма Цзян. Пан Освальд Добжиньский совсем не по‑рыцарски впихнул свою даму в рубку катера – правильно, там сейчас безопаснее всего. Низкорослый же китаец, со «шмайсером» в руках, ярился оттого, что никак не мог протиснуться вперед. А достать противника «невидимыми стрелами» из‑за спин дородных соратников у Семы не получалось.
Только Джеймс лез в драку молча, без лишнего шума. Сказывалась привычка тайного убийцы.
Щит, прикрывавший пулемет и пулеметчика, вдруг вздрогнул, треснул. Из пробитой доски высунулся тупорылый наконечник. То арбалетный болт целил в висок Бурцеву, да увяз, застрял в отяжелевшем, набухшем от воды дереве. И еще одна короткая толстая стрела ударила в щит. Еще один наконечник чуток не дотянулся до Бурцева. Ага, в бой вступал второй пиратский когг! Лучники и арбалетчики целили в умолкшее кормовое орудие. Стрелы и болты мощных корабельных арбалетов шлепались в воду, звякали о металл, втыкались в щит… Но ведь и двадцатимиллиметровка уже заряжена по новой!
Корабль, взявший «раумбот» на абордаж, Бурцев все же щадил. Когг поддержки – нет. Это судно им было не нужно. Совсем.
Сначала он ударил по боевым башенкам‑надстройкам на носу и корме. Затем кучно всадил длинную, щедрую очередь под ватерлинию. Выпустил все, до последнего патрона. Следовало занять пиратскую команду более важным делом, нежели пулеметно‑арбалетная дуэль.
Обстрел катера прекратился. В воздухе больше не свистело, в воду не плюхалось. Утыканный стрелами щит не вздрагивал. Понятное дело. Двадцатимиллиметровые зенитные снаряды – это не шутка. А герметичных перегородок, повышающих живучесть судна, в тринадцатом веке строить еще не научились. Пиратский корабль тонул, а значит – полундра! спасайся, кто может. Уже не до боя, значит. Будь ты хоть трижды отчаянный корсар.
Глава 5
А вот Сыма Цзяну так и не дали пострелять. В считанные секунды Освальд, Збыслав и дядька Адам сбросили в воду остатки немногочисленного, вяло сопротивлявшегося пиратского десанта. Дмитрий, Гаврила, Бурангул и Джеймс перебежали по узкому трапу на вражескую палубу.
На когге валялись трупы и несколько тяжелораненых. Остальная команда попрыгала за борт. Лишь полдюжины самых отчаянных головорезов сгрудились у мачты, прикрывшись легкими щитами, подняв мечи и копья. Эта шестерка была готова к последней битве. Но полноценной битвы не получилось. Бурангул помешал. Татарский юзбаши подхватил у абордажного мостика чей‑то оброненный лук и колчан. Пустил стрелу навскидку. Пригвоздил одного из разбойников к мачте. Вторая и третья стрелы тоже не пролетели мимо цели.
Пассивная оборона была подобна смерти, причем смерти бессмысленной. И три уцелевших пирата с дикими воплями ринулись в бой. Хиленькая атака, однако, захлебнулась, не успев начаться. Один из горе‑корсаров попал под секиру Дмитрия, другого смела за борт булава Гаврилы. Последний, целивший копьем в грудь Бурангула, вдруг споткнулся на ровном месте, грохнулся о палубные доски: чьи‑то цепкие пальцы, поднявшиеся над решеткой трюмного люка, держали копейщика за ноги.
