же он сомневался. Наличие детей с необычным цветом кожи вызывало толки, хотя и необязательно оборачивалось скандалом при условии, что они законные. Какими, безусловно, были младшие Стаббсы. Однако появление огромного и, без сомнений, внебрачного взрослого сына-индейца, заявляющего о своем родстве, — это уже совсем другой коленкор. Больше всего Уильям хотел, чтобы Джон Синнамон не пострадал.
Брианна щелкнула языком, и ее лошадь послушно выехала из тени вечнозеленых дубов на Джонс-стрит. Уильям заметил, что на улицах много людей. За ночь вместе с осадой исчезло гнетущее чувство страха, и хотя в воздухе все еще витал запах гари, а повсюду валялись сломанные ветви деревьев, людям нужно было есть и заниматься делами. Нормальное течение повседневной жизни вернулось в мирное русло.
— Вы поедете с ним? В Лондон? — спросила Бри через плечо. Она слегка ударила пятками по бокам лошади, вынуждая ту посторониться от повозки с бочками, источающими запах пива.
— В Лондон? — повторил Уильям. — Не знаю.
Искренняя неуверенность в его голосе заставила Брианну немного притормозить, поджидая брата; затем она кивнула в сторону переулка за баптистской церковью и сделала ему знак ехать следом.
— Это не мое дело, — сказала Бри, когда их накрыла прохладная тень от церкви, — но… что вы теперь собираетесь делать? Я имею в виду, осада снята и вы можете отправиться куда угодно.
Отличный вопрос.
— Не знаю, — честно сказал Уильям. — Правда не знаю.
Она кивнула.
— Ну, у вас есть хотя бы варианты?
— Варианты? — переспросил он с усмешкой, однако чувствуя при этом, будто проглотил живого угря. Вы и понятия не имеете, сестрица…
— Лорд Джон говорил, у вас есть небольшая плантация в Вирджинии, — заметила Бри. — Если вы не захотите возвращаться в Англию, полагаю, вы могли бы жить там?
— Возможно.
Уильям и сам слышал сомнение в своем голосе. Брианна пристально посмотрела на него, подняв бровь.
— Там полная разруха, — сказал он, — хотя поля сохранились в довольно хорошем состоянии. Но война… — Он сделал жест рукой в сторону ближайшего дома, изъязвленного пушечными ядрами: ярко-голубая краска на нем обгорела с одной стороны. — Не думаю, что она обойдет меня стороной, как вода обтекает камень.
На лице Бри мелькнуло странное выражение.
— О чем вы подумали? — вопросительно посмотрел на нее Уильям.
— Да так… это не относится к делу. — Взмахом руки она отбросила пришедшую в голову мысль. — Я знаю лорда Джона и вашего дядю… Герцог ведь до сих пор считает себя вашим дядей, насколько мне известно?
— Да, — криво усмехнулся Уильям, хотя эта мысль подарила ему небольшое утешение. Дядя Хэл поистине был скалой, которую не могли поколебать ни наводнения, ни лавины.
— Они хотят, чтобы вы вернулись в Англию, — сказала Бри. — Мне и самой интересно… Вы ведь граф, значит, у вас есть люди. Земельные участки. Все то, за чем нужно присматривать.
— Есть поместье, да, — коротко ответил Уильям. — Я… Какого черта?
Его лошадь встала как вкопанная, а лошадь Брианны, фыркая, пыталась развернуться в переулке, встревоженная неприятным запахом.
Потом и он своим более слабым обонянием уловил зловоние смерти. В конце переулка стояла повозка с затянутыми черным сукном бортами; ткань износилась и выцвела от времени. Рядом с повозкой не было видно ни лошадей, ни мулов, лишь небольшая группа черных и белых людей в грубой одежде застыла в настороженном ожидании на освещенном солнцем пятачке сразу у входа в переулок.
Вдалеке послышались приглушенные звуки голосов, бормотание то и дело прерывалось пронзительным воплем, от которого ожидающие вздрагивали и отворачивались, втягивая голову в плечи.
Брианна повернулась в седле, бросив взгляд через плечо, и подобрала поводья, явно отыскивая путь к отступлению, но позади них в переулок входили люди, плакальщицы в темных вуалях и с нарукавными повязками. Бри посмотрела на Уильяма, он качнул головой и подтолкнул свою лошадь к ней, уступая вновь прибывшим место для прохода. Они прошли мимо, некоторые покосились на всадников, один-два даже широко распахнули глаза при виде Брианны верхом, с поднятой юбкой и неприлично выставленными напоказ икрами. Однако большинство были настолько сосредоточены на своем горе, что остались безразличны к любым зрелищам.
Внимание Уильяма привлекло движение рядом с повозкой: выносили тело… тела.
Он сорвал шляпу, прижал ее к груди и склонил голову. К его удивлению, Брианна сделала то же самое.
Гробов не было — хоронили бедняков. Два маленьких тела, завернутые в грубые саваны, вынесли на досках и аккуратно положили в повозку.
— Нет! Нет! — Женщина, должно быть мать детей, вырвалась из рук сопровождающих и побежала к повозке, пытаясь забраться внутрь, во весь голос крича: — Нет, нет! Отпустите меня с ними, не отнимайте их у меня, нет!
Толпа испуганных, потрясенных друзей окружила женщину, оттаскивая ее назад, пытаясь успокоить ее силой сострадания.
— Господи, — сдавленно произнесла Брианна.
Уильям видел, что сестра не в силах оторвать глаз от душераздирающей сцены, а по ее лицу текут слезы. Он неожиданно вспомнил детей, играющих возле дома Брамби, — ее детей.
Уильям положил руку на предплечье Бри — она выпустила поводья и уцепилась за него, как утопающая, с поразительной для женщины силой. Несколько человек подошли и подняли оглобли, колеса повозки заскрипели, и небольшая процессия начала свой скорбный путь. Мать перестала плакать; она шла за повозкой будто во сне, спотыкаясь на нетвердых ногах через каждые несколько шагов, несмотря на поддерживавших ее двух женщин.
— Где ее муж? — прошептала Брианна больше себе, чем Уильяму. Однако он ответил:
— Вероятно, в армии.
Шансы, что он остался жив, невелики. Судя по всему, сестра тоже это понимала.
Ее собственный муж бог знает где. Брианна избегала отвечать, когда он спрашивал, но, очевидно, Маккензи тоже принадлежал к повстанцам. Если он участвовал в недавней битве… нет, скорее всего, он выжил, напомнил себе Уильям. Она не расспрашивала о нем, пока мы были в лагере. Почему? Тем не менее он чувствовал, как по руке сестры пробегает легкая дрожь, и ободряюще сжал ее ладонь.
— Месье? — раздался у левого стремени пронзительный голос. От испуга Уильям дернулся в седле, и его лошадь переступила ногами.
— Что? — сказал он, скептически глядя вниз. — А ты еще кто?
Маленький черный мальчик (Господи, да на нем же остатки темно-синей формы. Наверное, барабанщик или был до недавнего времени…) отвесил торжественный поклон. Его лицо, ухо и рука с одной стороны почернели от копоти, на одежде виднелась кровь, однако он не выглядел раненым.
— Pardon, monsieur. Parlez-vous Français?[256]
— Oui, — удивленно ответил Уильям. —
