Если бы идеи великого французского биолога Ламарка, вылившиеся в определенную форму в конце первого десятилетия XIX века, имели сколько-нибудь широкое распространение во Франции, то еще до завершения эпохи великих преобразований французы могли бы вложить в свои мечты о преобразовании человечества и эволюционную мысль. Но этого не случилось, так как в то время идеи Ламарка не были поняты, и потребовалось целых полвека, для того чтобы наука, а затем и все человечество приняли эволюционную теорию, связав ее по заслугам с именем Дарвина.
Теперь человечество уже освоилось окончательно с тою мыслью, что человек произошел от животноподобных предков и продолжает постепенно изменяться, прогрессируя в одних отношениях, регрессируя в других. Никто уже не сомневается более в том, что все люди рождаются на свет неодинаковыми, не равными. Одни получают от своих предков значительную физическую силу, крепкое телосложение. Другие от природы физически слабы, но, может быть, одарены сильной волей или высоко развитым интеллектом. И психические и физические свойства, полученные от родителей, могут быть очень специализованы. Один от природы имеет сильную грудь и сильные руки, но короткие ноги, неуклюжие, неспособные быстро передвигаться; другой обладает особенно тонко развитыми руками и способен к обучению искусной ручной работе; третий одарен музыкальными способностями, или литературным талантом, или по природе научный исследователь. Исследования последних лет, связанные с именем Менделя, показали нам, что разнообразные физические свойства и способности более или менее независимо друг от друга переходят от родителей к детям, смешиваясь между собою определенным образом, который может быть выражен точными математическими формулами. Точно так же многие болезни переходят от родителей к детям по определенным менделевским законам, и разработка этих законов представляет крупнейшее приобретение науки об эволюции XX века.
Порода всякого вида животных и растений, а в том числе и человека, может быть изменена сознательно, путем подбора таких производителей, которые дадут наиболее желательную комбинацию признаков у потомства. Для задачи действительно изменить, облагородить человеческий род это – единственный путь, идя по которому можно добиться результатов.
Сто лет тому назад Ламарк, имя которого было упомянуто выше, думал, что можно изменить расу еще и другим путем, а именно, изменяя среду, в которой живут люди, заставляя их упражнять одни органы и оставлять без употребления другие. Он думал, что сильно упражняемые органы, напр., пальцы рук или ног у человека, должны из поколения в поколение усиливаться, а неупражняемые, напр., пальцы ног, – постепенно терять свою подвижность, атрофироваться. Уже Дарвин сильно ограничил значение такой передачи по наследству благоприобретенных признаков, a современной наукой о наследственности их передача отрицается вовсе. Но в общественные науки это отрицательное отношение к возможности закрепления за потомством тех признаков, которые родители приобрели в течение жизни, до сих пор еще мало проникло. И до сих пор еще многие социологи наивно – с точки зрения биолога – полагают, что всякое улучшение в благосостоянии тех или иных групп населения, всякое повышение культурного уровня их должно неизбежно отразиться соответствующим улучшением в их потомстве и что именно это воздействие на среду и повышение культуры и являются лучшими способами для облагорожения человеческого рода. Современная биология этот путь отвергает.
Чтобы представить себе более ясно способы возможного улучшения человеческой расы, рассмотрим подробнее, как улучшают современные биологи расы культурных растений и домашних животных. Еще недавно для улучшения пшеницы предлагалась лучшая обработка земли и отбор семян сортировочной машиной, пропускающей только самые крупные зерна. Теперь мы твердо знаем, что таким путем можно, правда, улучшить данный урожай, но изменить породу пшеницы нельзя: при первом плохом лете она вернется к прежнему составу. Теперь биолог-селекционист прежде всего ставит определенное задание. Положим, в данной местности желательно вывести яровую скороспелую пшеницу, стойкую по отношению к поражению бурой и желтой ржавчиной и мучнистой росою (так называются известные болезни пшеницы), с крупным мучнистым зерном, с неломким, не обсыпающимся ранее времени колосом, с выполненной неломкой соломой. Между тем в этом месте обычно растет пшеница, в которой все эти признаки перепутаны, так что два-три соседних десятка растений все по этим признакам оказываются различными. На опытном поле тщательно наблюдают за ростом отдельных растений и выбирают из них несколько растений, у которых некоторые из желательных нам признаков выражены одинаковым образом. Цветы этих растений оплодотворяются собственной пыльцою, и созревшие семена только от них и отбираются для посева. Остальная масса собранных с поля зерен пускается на муку или другое производство. Большинство растений, отобранных таким образом, будут обладать теми признаками, по которым мы отобрали производителей; однако в течение нескольких лет еще будут проскакивать отдельные растения с нежелательными признаками, которые тщательно отбрасываются и уничтожаются. Мы получаем стойкую расу, которая в значительно большей степени соответствует нашим требованиям, чем прежняя несортированная; но скажем, не все растения одинаково стойки по отношению к болезням и имеют пестрые, то крупные, то мелкие зерна. Мы продолжаем отбор прежним способом, т. е., засеяв опытное поле уже улучшенным нами сортом пшеницы, отбираем на посев только те колосья, зерна которых все одинаково крупны, а остальные колосья уничтожаем. Таким образом мы закрепляем еще один из желательных признаков. Может случиться, что каких-либо из признаков, которых мы добиваемся, ни у одного из растений той пшеницы, которую мы взяли исходной, не оказывается. Напр., все сильно страдают от бурой ржавчины или другой болезни. Чтобы исправить этот недостаток, мы опыляем плодники нашего улучшенного сорта пыльцою такого сорта, который отличается особенной стойкостью по отношению к бурой ржавчине, хотя бы по другим признакам он и не вполне соответствовал нашему идеалу. Мы как бы прививаем желательный нам признак нашему улучшенному сорту.
Правда, благодаря произведенному скрещиванию признаки перепутываются, и в течение нескольких лет на нашем поле опять приходится производить основательную чистку, выкидывая те растения, которые содержат не все желательные нам признаки. В конце концов мы добиваемся того, что получаем семена, дающие растения совершенно однородные: с крупными зернами, стойкие по отношению к бурой ржавчине. Пусть таких семян у нас немного – одна горсть или даже один колос. На опытном поле в течение нескольких лет мы получим их пудами, а потом обсеменим весь округ. Поскольку поставленная задача вообще осуществима, селекционная опытная станция всегда справится более или менее скоро с поставленной задачей и из разнородной малокультурной пшеницы создаст новую породу, обладающую всеми требуемыми стойкими признаками. Если отбор производился тщательно, то эта раса уже не выродится. Надо только при посевах тщательно оберегать ее от скрещивания с другими сортами. В таком случае дурная обработка почвы или неблагоприятная погода, конечно, повлияют на урожай, но семя существенно не испортят, и при хороших условиях они снова дадут те признаки, которые закрепила опытная станция.
Может случиться, что биолог, просматривая свое опытное поле, найдет среди тысяч растений одно уродливое, напр., с белыми листьями – альбинос, или карликовое, или, наоборот, громадных размеров. Большинство таких уродов – мутантов, как мы их называем, мало пригодно для практических целей, как карликовая пшеница или альбиносы, и они тщательно уничтожаются, если только не идут для каких-либо специальных научных опытов. Но гигантского роста пшеницу можно применить к делу и вывести расу, которая годна для практических целей. Одного колоса для этого вполне достаточно, так как гигантский рост так же прочно закрепится в потомстве, как и те признаки, которые были подобраны ранее.
Недавно технологи-текстильщики жаловались мне на то, что хлопок повсюду вырождается. Один из них произвел сложные статистические подсчеты относительно длины нитей в разных сортах хлопка. Чем длиннее волокно, тем лучше оно может быть использовано, но при одном условии, чтобы волокна в каждом сорте хлопка были одинаковой длины. Между тем исследования показывают, что нити самых длинных сортов хлопка очень различны по длине, а потому не выгодны для обработки, а наиболее равномерные хлопковые нити принадлежат тем сортам, которые слишком коротки. Если такая определенная задача будет поставлена биологам-селекционистам, то они, вероятно, в короткое время выведут новый сорт хлопка требуемого качества.
