«Так мозг же сгорит!» – разволновалась поволжская Индира Ганди и опечалилась. Как выяснилось, к приходу конца она была абсолютно не готова. Ни тебе платья, ни тебе туфель, ни тебе покрывала смертного. Это кому скажи, не поверят: восемьдесят шесть лет бабке! Да сейчас до этого возраста нормальные люди не доживают, неприлично, можно сказать, столько лет небо коптить и воздух портить.
Зинаида Яковлевна преисполнилась невольного стыда за продолжительную старость и решила окончательно: хватит! Решить-то она решила, но как-то очень скоропалительно, показалось ей уже через минуту. Эгоистично, она бы сказала, ни с кем не посоветовавшись.
– Да и кто о таком советуется? – тянула время Зинаида Яковлевна, пристрастно выбирая, кого же взять в наперсницы: то ли первую сноху, то ли вторую, то ли Людку-соседку. Она женщина опытная, если что – совет хороший дать может.
Зинаида Яковлевна решила следовать порядку и перво-наперво написать предсмертную записку потомкам. В записке, по ее разумению, должна была содержаться инструкция на предмет того, что и где лежит. Главное – «где»! А то начнут везде рыться, все вверх дном перевернут, а может, под шумок и возьмут без спроса: тут разве из гроба-то углядишь за всеми? А если и углядишь, как скажешь-то! Вот и будешь молча смотреть на то, как твое добро разворовывают.
Пока Зинаида Яковлевна определялась «где», выяснилось: отсутствует «что». Растревоженная, она открыла сундук и перевернула каждый сверток, пока на самом дне не нашла два увесистых тюка с красным сатином и неразрезанными вафельными полотенцами. Обнаружив «пропажу», Зинаида Яковлевна немного успокоилась: «Полдела сделано. Концы есть, гроб чем обить будет. Помирать не страшно».
Но, как стало ясно позднее, пока страшновато. Потому что класть в гроб было нечего, точнее некого. Живая и – относительно для восьмидесяти шести лет – здоровая Зинаида Яковлевна задумалась и решила, как и положено всем высоконравственным людям, начать с себя. Вот здесь-то и была собака зарыта. Во-первых, несмотря на Марунину смерть, пожить Зинаиде Яковлевне очевидно хотелось – весна-то не за горами. Она ведь не дура – зимой дуба дать! Охота, что ли, в ледяной могиле лежать, мерзнуть. Во-вторых, Зинаида Яковлевна верила в закон подлости и в то, что именно он управляет ее жизнью. Во всяком случае, на него можно было рассчитывать. Согласно закону подлости, чем меньше человек готов к смерти, тем вероятнее она наступит. Соответственно, тщательная подготовка к уходу в мир иной могла хоть немного отсрочить момент перехода туда, где со всей строгостью спросят: «Ну что, Зинаида Яковлевна, сама расскажешь или как?» И не то чтобы она о грехах своих часто думала, но временами бывало. А потому хотелось к своему последнему интервью подготовиться и в грязь лицом не ударить. Значит, как ни крути, а ответ держать придется, поэтому перед судом хотелось Зинаиде Яковлевне предстать во всеоружии.
Для этого не хватало самой малости – приличного платья, например, удобной обуви. Определив дела первостепенной важности, Зинаида Яковлевна на всякий случай еще немного покопалась в своей сокровищнице, но на свет божий вытащила то, что лежало сверху, – заветный отрез черного панбархата.
Ткань в лучах солнечного света соблазнительно переливалась и навевала хозяйке воспоминания о мечтах давно минувших дней. Медлить было опасно, того и гляди в условиях тотального дефицита на приличные ткани драгоценное сокровище из-под носа уведут. Не успеешь оглянуться – и все! Напугавшись грядущих перспектив, Зинаида Яковлевна собралась с духом и позвонила первой снохе:
– Здравствуй, Катя.
– Здравствуйте, Зинаида Яковлевна, – признала та ее сразу.
– Не отвлекаю там?
– Нет. Не отвлекаете, – дала Катерина зеленый свет разговору.
– Вот что, Катя. – Зинаида Яковлевна многозначительно хмыкнула, а потом опомнилась и поинтересовалась: – Как ты там? Здорова?
– Ну не то чтобы здорова, – настороженно ответила Катерина. – Но вроде бог миловал – скриплю.
– Да ладно, Катя, о чем ты?! Тебе ли на жизнь жаловаться?
– Да я и не жалуюсь, – печально произнесла сноха и вздохнула: – Сколько этой жизни осталось?
– Сколько ни осталось, все твое…
– Вы-то сами как?
– Да как я, Катя?! Ноги не ходят, в ушах шумит, то здесь колет, то там.
– Ну, в вашем возрасте, Зинаида Яковлевна, это нормально.
– В моем-то нормально. В моем возрасте, Катя, что ни возьми, все нормально.
– …
– Слышишь меня-то?
– Слышу, Зинаида Яковлевна. Вы что звоните? Помочь, наверное, надо?
– Помочь, Катя, – важно произнесла свекровь и попросила сноху заглянуть к ней. – Сможешь?
– Когда? – приуныла Катерина при мысли об очередном партийном задании.
– А когда сможешь?
– Случилось у вас что, Зинаида Яковлевна? – для приличия поинтересовалась сноха.
– Пока не случилось, – таинственно произнесла свекровь и тут же добавила: – Но может… Всякое, Катя, случиться может. Время сейчас такое – ко всему готовым надо быть. В общем, приходи – узнаешь.
– Срочное что-то? – оттягивала визит Катерина.
– Может, и срочное, – подытожила Зинаида Яковлевна и, не попрощавшись, повесила трубку.
В том, что сноха появится с минуты на минуту, она нисколько не сомневалась. Катерину Зинаида Яковлевна любила и неоднократно говаривала непутевому Мишке, что сноха у нее одна – Катя, а эти новые – срамота одна, перед людьми совестно. «На улице встречу – не поздороваюсь!» – грозила она расправой сыну, но со второй снохой тоже ладила: уж больно та хорошо грузди солила!
Звонок Зинаиды Яковлевны встревожил Катерину не на шутку: была она женщиной мнительной и впечатлительной. Оставшись без мужа в красивые сорок пять, замуж так и не вышла – не за кого было: одна пьянь в округе. Да и кто бы взял?! Взрослая дочь. Вроде и не ребенок, а одеть, обуть, замуж выдать надо! Чего уж!
Став разведенкой, Катерина поставила на себе крест раз и навсегда и увлеклась оккультизмом. Теперь любое начинание она предваряла обращением к картам Таро, которые ее, кстати, никогда не обманывали. За ними она потянулась и после звонка свекрови. Предчувствие ее не обмануло – с картонки смеялась Смерть, облаченная в черные доспехи.
– Господи! – заметалась Катерина и вылетела из дома пулей по хорошо знакомому маршруту.
Вскарабкавшись на третий этаж, она вжала кнопку звонка в окрашенный коричневой краской косяк и, не отрывая пальца, начала ногой стучать в дверь.
Зинаида Яковлевна открыла не сразу: пока услышала, пока поднялась, пока до двери дошаркала! Это молодые-то все бегом торопятся, а ей-то все, Бог отмерил: отбегала свое бабушка.
– Зинаида Яковлевна! – завопила Катерина, как будто дверь ей открыла не бывшая свекровь, а привидение в байковом халате оптимистичной расцветки. – Я уж думала, что случилось!
– Чего это с тобой, Катя?! – удивилась Зинаида Яковлевна. – Ты вроде как чумная. Поди, опять свои картонки раскладывала? – догадалась она на раз-два.
Катерина молчала.
– И не говори мне, – махнуло рукой привидение. – Скоро, наверное, умру?
– Да с чего вы взяли, Зинаида Яковлевна?! – залепетала Катя, чем выдала себя с головой.
– Проходи-проходи, – торопила ее свекровь. – Кто о таких делах в дверях-то разговаривает.
Увидев сгорбленную спину Зинаиды Яковлевны, Катерина вконец расстроилась и в ожидании неминуемого конца пообещала себе ни в чем свекрови не отказывать. Просьба обозначилась ровно через минуту. Зинаида Яковлевна выложила перед снохой отрез панбархата и многозначительно изрекла:
– Вот.
– Что это? – напугалась Катерина, и глаза ее наполнились слезами.
– Возьми, – торжественно приказала Зинаида Яковлевна, недоумевая, что же все-таки так взволновало сноху.
– Мне? – не поверила Катерина.
– Тебе, – подтвердила свекровь.
Вспомнив об обещании, сноха затрясла головой и со слезами в голосе поблагодарила Зинаиду Яковлевну:
– Спасибо вам, мама.
– За что? – удивилась свекровь. – Тебе работа.
– Какая работа? – опешила Катерина.
– Такая, Катя. Девятый ведь десяток мне, помнишь? Хочешь – не хочешь, а помирать пора. Время, Катя, такое. Сшей, Катя, платье мне на смерть. Уж больно ты хорошо шьешь! Не в ателье же отдавать. Там только испоганят, а отрез-то он ведь, помнишь, еще Ваней из Самарканда привезен. Как знал Ваня. Не зря, значит, долежалась материя. До самой моей до смерти.
– Да вы вроде живы-здоровы, Зинаида Яковлевна.
– Это я сейчас, Катя, жива-здорова. А завтра придешь – и нет Зинаиды Яковлевны. И ведь хоронить не в чем. Что делать будете? По квартирам пойдете меня, старуху, позорить? Нет уж, Катя, ты сшей. Пусть будет. Чтоб на вас люди пальцем не показывали. Мол, старуху в казенном хороните.
Обещание уважить последнюю просьбу намертво связало Катерине руки – отказываться было нельзя. Попросила сантиметр, обмерила Зинаиду Яковлевну, про себя отметив, как усохла она за последний год: и ростом ниже, и в плечах уже, а уж ноги-то! Смотреть страшно – отекшие, негнущиеся. Какие-то отдельные ноги, словно не от Зинаиды Яковлевны.
