Он пососал трубку, подумал:
- Предоставь это дело мне. Сам оставайся при Карранти. Где он?
- Отдыхает!
- А что это ты так нахмурился, Михайло?
- Ох, трудно мне с ним будет!
- Ничего, ничего, Михайло.
В глазах у Мехти вспыхнул гнев, рука сжалась в кулак.
...Карранти действительно отдыхал в своей комнате. Он полулежал на кровати, подложив под спину подушку и укрыв ноги одеялом.
Сутки прошли удачно. Но он очень устал. Что-то он быстро стал уставать - Чарльз Беннет, которого в Федеральном бюро называли не иначе, как "Беннетом с железными тросами вместо нервов". Увы, перетираются и тросы. Но пойди докажи этим молодчикам из Нью-Йорка и Вашингтона, что такого груза, который навалил на себя Беннет, не выдержит и железнодорожный мост! Впрочем, давно уже известно, что сытый голодного не разумеет. Побыли бы они хоть день в его шкуре...
Стемнело. Карранти зажег свечу. Капнув стеарином на край стула, он прилепил ее между пепельницей и термосом.
Хорошо лежать вот так - вытянув ноги, ни о чем не думая... А Крайнев скоро будет в Саге. Придется еще недельки две-три походить по острию ножа. Какое там ножа, - бритвы. Надо завести бригаду в условленное место, а там уже можно будет перебраться и в более спокойный уголок!
Карранти потрогал повязку на лбу - ссадина побаливала. Он снова поймал себя на мысли, что дорого заплатил бы за стакан хорошего, выдержанного коньяку. Нет, потом голова будет трещать... А голову надо иметь свежую: завтра продолжение поединка - с самим собой, с каждым встречным, с Михайло, с полковником, с Ферреро. Завтра опять надо будет есть эту паленту, носящую столько названий, но не перестающую от этого быть противным мучным месивом, и пить козье молоко, разбавленное водой. Завтра придется горячо пожимать руку полковнику за то, что тот сумел пустить под откос нацистский эшелон; призывать партизан к бдительности. Не забыть бы, кстати, напомнить еще раз Крайневу, что скоро ему будут переданы отцовские земли. Пусть ждет...
Карранти переменил позу. Зашелестели газеты, в беспорядке разбросанные поверх одеяла.
Он взял одну из них.
Объявление на четвертой странице возвещало, что награда за голову Михайло повышена до трехсот тысяч марок. Интересно, прочел ли Михайло это объявление? Наверно, не прочел: не хватило времени - надо было обыскивать, комнату. А нацистам все-таки пришлось прибавить двести тысяч. Приличная сумма, неплохо было бы ее получить. Ведь так или иначе, а "ликвидировать" этого смелого, но еще не отесанного юнца можно будет только с его помощью с помощью Беннета. Сколько же он запросил бы? Да не так уж много...
Карранти отбросил газету в сторону и, поправив одеяло, закрыл глаза.
Ему, Чарльзу Беннету, "номеру девятому", всегда казалось, что для его счастья нужно не так уж много.
Двадцатидвухлетний Чарльз - студент Филадельфийского университета, самозабвенный игрок в бейзбол и столь же самозабвенный бездельник почувствовал вдруг непреодолимое отвращение к ежедневным лекциям по юриспруденции и скучнейшим фолиантам в шкафах университетской библиотеки.
До тошноты надоел и дом дяди: вечные разговоры о стоимости бычьих шкур на рынке (дядя торговал ими), потускневший портрет Авраама Линкольна в гостиной и слезные сетования на то, что ни один из новых президентов не похож на него; традиционный рождественский пирог и танцы с поразительно глупыми кузинами, боящимися всего на свете - привидений, автомобилей на улице, холеры, лимонада со льдом и близкого знакомства с молодыми людьми вроде Чарльза; бурные восторги по поводу недавно купленной стиральной машины; аккуратно выдаваемый по субботам один доллар на карманные расходы.
Доллара явно не хватало. Танцовщица из бара Клэр Дэнси начинала уже понимать, что не от хорошей жизни в одну субботу он ходит с ней в кино, а в следующую - ездит в загородный дансинг, но никогда не делает и того и другого в один вечер. Клэр умела не только заразительно смеяться и носить юбки, подчеркивающие крутизну ее бедер. Она любила поразмыслить о будущем. Они сидели рядом за круглым столом на веранде дансинга, потягивали коктейль через соломинку или пили виски с содовой, в Клэр вслух мечтала о собственном домике на склоне холма - обязательно в Оклахоме или Висконсине. Она представляла себе этот дом до мельчайших подробностей: в нем должно быть не больше пяти-шести комнат, полированная низкая мебель, строгий кабинет с пишущей машинкой и книжными полками, вделанными в стену; камин в гостиной, сложенный из простых кирпичей, и кресло перед ним; кухня с электрической плитой и электрическим холодильником.
Чарльз тоже не отказался бы от дома с камином, с Клэр и кабинетом, хотя он и не совсем понимал, что ему делать в этом кабинете: он давно перестал ходить в университет, и его выгнали оттуда.
На доллар в неделю можно было купить лишь медную дощечку, чтобы прибить ее на входную дверь дома, но не сам дом. И Чарльз написал статью о расцвете Филадельфии за последние годы и послал ее в крупнейшую газету. Статью вернули обратно, а с Чарльза содрали двадцать пять центов за почтовые расходы.
Чарльз отправился на конкурс, объявленный не то свиным, не то мануфактурным "королем". Чтобы получить приз, надо было до изнеможения, в одних трусах, выбивать чечетку на льду катка. Чарльз мужественно протанцевал четырнадцать часов кряду, но не мог угнаться за другими; а приз получил счастливчик с наметившимся брюшком, не помешавшим ему, однако, пропрыгать на льду пятьдесят шесть часов.
Чарльз долго сравнивал свои фотографии с фотографией Тайрона Пауэра звезды, тогда еще только всходившей на голливудском небосклоне, и, решив, что прийти от этого сравнения в ужас нельзя, послал свои карточки фирме "Парамоунт". Ему ответили, что в случае надобности его пригласят в качестве статиста.
Чарльз приуныл. Дядя, узнав, что его выгнали из университета, прекратил выплату единственного доллара в неделю. Клэр ушла от Чарльза, решив подыскать более подходящую кандидатуру, - она никак не могла отрешиться от мысли о домике в Оклахоме. Над Беннетом сгущались тучи... Однако вскоре для него открылся просвет... Видя, в каком трудном положении находится Чарльз, несколько бывших университетских товарищей пригласили его в бар. Там его провели в погреб, завязали глаза, потом вывели наружу и посадили в машину. Ехали долго. Куда-то спускались по крутой лестнице. Когда Чарльзу разрешили открыть глаза, он увидел себя в сыром подземелье, свет коптящих факелов разливался вокруг, а перед Чарльзом сидели люди в белых балахонах, полумасках и остроконечных колпаках.
Его заставили подниматься, садиться, произносить слова длиннейшей клятвы. Потом на глаза ему снова надели повязку, вернули тем же порядком в бар и предложили ждать. Чарльз решил, что с ним, от нечего делать, сыграли злую шутку. Но ждать пришлось недолго. Вскоре ему сообщили о необходимости выехать на Юг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
