Дик еще что-то трещал, Пенни его осаживала, иногда они чихали, я смотрел по сторонам и отвечал то хмыканьем, то гыканьем, то желал здоровья. В голове была одна мысль: убраться отсюда как можно скорее и как можно дальше.
Кен втравил меня в какую-то фигню.
Фигня была опасная, но мне по-прежнему не было страшно. Наверное, потому, что я сидел за рулем, а за рулем нельзя бояться.
Я просто не хотел в этой фигне участвовать.
Я пытался сообразить, где сейчас мое место, – и не понимал.
В зеркале возникла миссис Пападакис. Открыла багажник, сунула туда пару объемистых сумок. Шикарная женщина, все еще в отличной форме. Что она нашла в своем дураке, что в нем разглядела двадцать лет назад? Говорят, он добрый… А мне не все равно?
Она пробралась к детям на заднее сиденье.
– Спасибо, Миша, теперь будет быстро, остальные уже готовы, надо только Риту уговорить.
В отличие от пиндосских детей, которые шпарили по-русски не хуже местных, старшее поколение говорило либо с сильным акцентом, либо только по-английски. Знали, что поймем, если не задвигать сложных конструкций и всяких идиом. Миссис Пападакис своего русского, видимо, стеснялась.
– Рита Калиновски, вы же знаете ее?
Опаньки. Супруга нашего самого вежливого пиндоса. Интересно, Рита в курсе, как именно мы сделали его таким лапочкой?
– Миссис Пападакис, а вы знаете, почему Рой – самый приветливый менеджер завода?
Она рассмеялась.
Позади в цитрус Михалыча грузилось целое семейство, тоже с детьми. Сколько их там? Полная машина, черт побери. А как же Кен?! Я все понимаю, детей мы забираем по-любому, но Кен… Кто мне эта жена пиндосского пшека Калиновского? Мягко говоря, не родственница.
– Я знаю, – сказала миссис Пападакис. – И Рита тоже. Она с ним три дня не разговаривала, когда ей объяснили, за что его… Научили хорошим манерам.
Как интересно. Или… Уже не интересно?
Я снова глядел в зеркало. Периферическим зрением «держал» всю улицу, а по зеркалам контролировал обстановку сзади. Время уходило, время… Чего там Кен копается? Двадцать минут прошло. Я чуть-чуть подвинулся…
И тут меня накрыло.
Я раньше не обращал внимания на эту надпись – знал, что она есть, но не вчитывался. Правое зеркало у меня случайно импортное, потому что в родное Михалыч врезался и поставил на замену «временно», ха-ха, элемент с допотопного цитруса, у которого комплектуха была еще частично привозная. Поэтому там написано по-английски. И сейчас повлиял, наверное, разговор на этом языке.
Тоненькой сеточкой по низу правого зеркала было набито:
ОBJECTS IN MIRROR ARE CLOSER THAN THEY APPEAR.
И наконец-то до меня дошло, что я тут делаю.
* * *
В зеркале отражалась вымершая улица русского города, населенная до сего дня пиндосами. На вид совсем американская улица. Ее нарочно такую сделали.
Все совпало.
Сошлись воедино напутствие кадровика насчет глупых иллюзий и давнишние слова Кена про то, что наши пиндосы – ссыльные. Ссыльные. Вот именно.
ОБЪЕКТЫ В ЗЕРКАЛЕ БЛИЖЕ, ЧЕМ КАЖУТСЯ.
Ссыльные начальники у нас повсюду. Управляют Россией на всех этажах. У них русские имена, но это неважно. Главное, они уверены – это не они дураки и ворье. Это страна им досталась неправильная и плохой народ. Второсортная страна и неблагодарный народ, от которого так и жди подлянки. Господа начальники не понимают, за что им такое несчастье. И наши морды их бесят.
Поэтому у господ начальников поместья в Европах и дети их учатся за рубежом. Как русский начальник дорывается до бабла, он начинает воровать себе на спокойную жизнь подальше от немытой России, куда его случайно, по ошибке, занесло.
В ссылку, черт побери!..
Они чувствуют себя несправедливо обиженными. И ненавидят нас, простых русских. Дай начальникам волю, они бы населили страну бесправными и бессловесными чурками. В идеале – промышленными роботами. А мы тут расселись на берегу реки, да еще с такими рожами, будто имеем на это право! С нами приходится считаться.
Единственный выход – запиндосить нас.
Поэтому в немытой России – как на пиндосском заводе: шумные речи, громкие обещания… А приглядишься – надувательство. Главная задача менеджмента – нагнуть и зафиксировать народ. Создать видимость того, что к нему относятся с доверием и интересом, авось дураки поведутся, дураков у нас хватает. Потом дураков надо расставить по невысоким командным должностям – и они сами начнут пиндосить русских направо и налево. Будут внедрять нелепые ритуалы и сурово спрашивать за их исполнение.
А если кто шибко умный – его обезличат. Уравняют с остальными, чтобы никому не обидно. Издадут закон об оскорблении всякой твари чем угодно – и попробуй только пасть разинуть. Попробуй иметь свое мнение… Нескольким Малаховым разрешат ходить с табуретками. Их будут очень беречь, этих полезных клоунов. А ты крути гайки и не вякай. Собирай обезличенные цитрусы.
Поэтому нужна «пирамида власти», в которой местные кретины нагибают местный стафф. Поэтому такой явный, даже наглый отрицательный отбор, с уровня города до страны в целом. Ведь тащат наверх полную бездарность. На одного Кена – сотня Роев… Из смелой Женьки, если загнать ее в тренд, вырастет карьеристка Джейн… Это живые люди, надо их пожалеть, а я не могу. Ведь они нагибают мой народ и портят тех, кто мог бы вырасти действительно сильным лидером.
Мы бросили завод, чтобы не участвовать в этом. Ладно, дальше Кен уедет к родителям в Америку, у меня такой выход тоже есть, но я эмигрирую только в могилу. Нельзя, чтобы тут остались одни послушные и довольные. Это просто некрасиво.
Двадцать шестая минута. Ура!
Михалыч тащил двоих – Кена и миниатюрную блондинку с рюкзачком на плече. Кен широко улыбался.
Значит, едем?
Ну, займусь привычным делом – пламенной борьбой с идиотизмом.
И мне, пожалуй, наплевать, что скажут про хорошего парня Мишу завтра. Сегодня я здесь ради города, ради страны, ради себя. Я не хочу, чтобы мы все вместе совершили глупость.
И не о чем было размышлять так долго. Вон, Кен Маклелланд, черт нерусский, сколько всего сделал, пока я сидел и думал. А Михалыч вообще не думал. У него есть совесть, он ее слушает, и ему достаточно…
Рядом со мной на сиденье плюхнулась Рита. Михалыч сунул ей в ноги рюкзак и бросился к своему цитрусу.
Кен стоял на тротуаре, опершись на коротковатую для этого биту, что-то говорил в телефон, кивал и все улыбался мне.
– Я не понял, Кеннет!..
Шутить было не время, да никто и не шутил.
* * *
– Все прекрасно, – сказал Кен, пряча телефон за пазуху. – Джентльмены, заводите моторы!
Проклятье, я мог бы увезти его и в багажнике, выкинув сумки. Жизнь дороже барахла. Если Кен очень постарается, он сложится втрое и… Какого черта, я запихну туда эту Риту!
У меня подвеска довольно жесткая, но все равно машина сильно просядет. Будет заметно, что мы везем много народу. Впрочем, если ехать быстро… А в пикетах наверняка полно бухих. Встанут и не уйдут. Готов я давить русских из-за пиндосов?
Подбежал Михалыч.
– Как мы могли так обсчитаться?
– Поезжайте скорее, – сказал Кен очень мягко. – Они сейчас будут здесь.
– Мы подвинемся! – крикнула сзади Пенни.
Взрослые молчали. Их спасали, и они старались не мешать. Я боролся с желанием выкинуть Риту на асфальт. Как говорится, «солдат ребенка не обидит», но очень хотелось. По-хорошему, могла бы сама выйти! Миссис Пападакис вне игры, ей нельзя геройствовать, травма у детей на всю жизнь останется.
Рита глядела вперед стеклянными глазами. Только тут я сообразил, почему Михалыч тащил обоих. Проклятье, она была под седативами. Сама нажралась или Кен ее упорол? По времени – точно его работа. Спасатель, трам-тарарам.
– Вы не понимаете, – сказал Кен. – Я не поеду.
– Что ты натворил такого, чтобы покончить с собой?!
– Ничего не случится. Я просто с ними поговорю. Это важно для меня. Я хочу с ними поговорить. Объяснить.
– Идиот. Они не будут разговаривать!
– У меня всегда получалось, – сообщил Кен скромно.
Феерический идиот.
– Ну и ну… – протянул Михалыч, оборачиваясь ко мне. Вид у него был на редкость беспомощный.
– Кеннет Маклелланд! Засунь в задницу свое чувство вины! – прорычал я сквозь зубы. – Даже если ты нас застучал, как это сделала Джейн! Мне наплевать сейчас и потом будет наплевать! Окажись здесь Женька, я увез бы и ее!..
Еще как увез бы, понял я вдруг. Без этих вот нелепых церемоний. Запихнул бы в багажник, как вещь. Свою вещь, за которую я в ответе. Потом можно и отпустить, но сначала надо обеспечить сохранность.
– Кстати, где она? – встрепенулся Михалыч.
– В дирекции сидит, ничего с ней не случится, – бросил Кен. – На завод наши не полезут, это ведь их завод!
– Это больше не их завод, – отрезал я. – Наконец-то до наших доперло, что он никогда им не принадлежал! Что они там никто и зовут их никак. Русский стафф! Дерьмо на палочке… Но ломать завод они все равно не будут, значит, Джейн в безопасности… Кен, садись в машину, я устал с тобой возиться. Сейчас Михалыч подвинет сиденье…
