— Не успеем! — устало проговорил Дзивулл.
Юргут чувствовал, что слабеет. От большой потери крови кружилась голова. Пришлось прислониться к стене. Факелы погони мелькали уже за вторым поворотом. Тун вытер рубахой лицо, сказал:
— Живым я не дамся. Не хочу быть съеденным крысами. Брат Юргут, ты ранен, ступай в лаз. Мы задержим погоню. Выберешься в потайной долине. Там в табуне твои лошади. Найди сухое дерево на другой стороне. Разгреби завал из веток. Увидишь скрытый проход. Он выведет к поминальному храму…
— Я буду драться! — яростно крикнул Безносый.
— Иди в лаз! — повелительно приказал сотник Дзивулл. — Мы задержим их. Если выберешься, спеши в Потаисс. У тебя родился сын! Славянка Лада ждет тебя!
— Как — сын? — ошеломленно прохрипел Безносый.
— Уходи! — взревел сотник, бросаясь на подбегавших германцев.
Лязгнула сталь о сталь. Последнее, что увидел Юргут, скрываясь в норе: Тун, Эрах, Фока и Дензих, став по двое тесном проходе, отчаянно отбивались от наседавших стражей.
Безносый нырнул в лаз. Радостное известие придало силы. Полз, извиваясь, как змея. Местами торчали камни, жесткие корни. Лаз заметно шел на подъем. Сзади доносился угасающий шум боя. Скоро его не стало слышно. Впереди появился едва заметный просвет. Пахнуло свежим воздухом. Еще усилие — и Безносый вывалился наружу. Запах трав был необыкновенно резок.
Выбравшись из лаза, он вновь просунул в него голову, прислушался. Никто не полз за ним следом. Значит, погибли. Надо как можно скорей бежать из потайной долины. Преследователи, наверное, кинулись к башне в овраге, чтобы отрезать ему путь в степь. Вдруг Безносый услышал за своей спиной фырканье приближающейся лошади. Раздалось призывное ржание. Так фыркать и ржать мог только его соловый жеребец! Юргут бросился к преданному другу, с нежностью обнял за крутую шею. Соловый, радуясь встрече, ласково тыкался мордой хозяину в плечо.
Тун на прощание говорил о засохшем дереве. Удивительно, но Соловый сам повел хозяина к нему. Ах, какой здесь был душистый, настоянный на травах воздух! Гунн дышал всей грудью и не мог надышаться. Травы в долине были высоки, по пояс, и влажны от предутренней росы. Слева угадывалось большое поле, справа, подобно крепостной стене, чернела высокая скалистая гряда, закрывая полнеба. Звезды в вышине постепенно бледнели, воздух сырел. Со стороны скал донесся шум бурлящей воды. Она словно падала с высоты. Скоро путь им пересек ручей. За ним был луг, окруженный фруктовым садом. На дальнем конце луга угадывались смутные очертания пасущихся лошадей. Юргут не стал искать свою вторую лошадь. Рано или поздно он сюда еще вернется.
Проход оказался высохшим руслом древнего ручья, когда–то вода пробила в скалах себе дорогу. У входа в промоину стоял шалаш, возле него огромное кострище.
2
Юргут успел. Возле храма стражей тоже не оказалось. Наверное, все ушли в подземелье. Когда поднялось солнце, всадник выбрался из леса. В стороне виднелся высокий холм. Он поехал к нему. Возможно, Чегелай оставил на стане резервную сотню, чтобы охранять Римскую дорогу, ведущую на перевал.
Но напрасно с вершины холма десятник обшаривал взглядом окрестности. Там, где когда–то шумел беспокойный воинский стан, сиротливо торчали столбы и чернели кострища. Ни людей, ни табунов. Юргут задумался. Куда ехать? Из оружия у него только меч Дзивулла, да и то без ножен. Друг–то как выручил! Сам погиб, а его заслонил. Мысль о сыне согревала душу Безносого. Надо ехать в Потаисс!
И тут Юргут заметил, как из леса, окружавшего долину, где был поминальный храм, в степь вырвались десятка полтора всадников. Это были стражи–готы. Они тоже заметили одинокого всадника на вершине холма и помчались к нему, рассыпаясь на ходу, чтобы окружить холм. Скакали германцы безбоязненно. Значит, преследование будет долгим. Хай, пусть попробуют его догнать! Безносый слетел с вершины, повернул жеребца в сторону Римской дороги.
Только к вечеру он остановил усталого, потного Солового. Готы отстали еще в полдень. Но на всякий случай не мешало иметь побольше расстояния между собой и преследователями. Заметив впереди небольшую речушку, он направил жеребца к воде. Речушка оказалась мелкой, дно каменистым. Некоторое время ехал по ней. Выбрался на берег возле густого мелколесья. В глубине его обнаружил полянку с высокой травой, отпустил жеребца. Из его походной сумки стражи подземелья выгребли все, даже еду. Пришлось лечь спать голодным. Во сне он видел сына, смуглого, с щетинистыми рыжеватыми волосами. Проснувшись, заторопился в путь.
Но как Юргут ни спешил увидеть Ладу и сына, мысль, что он почти безоружен и к тому же нищий, не давала ему покоя. Теперь у него есть семья, надо позаботиться о ней.
Он беспокойно поднимался на стременах, оглядывая окрестности, нюхал обрубками ноздрей воздух, не потянет ли откуда дымком. Но с приходом гуннов люди отсюда ушли.
Ему повезло. В полдень следующего дня он нагнал большой торговый караван. И скрытно последовал за ним. Издали он не мог определить, из какой тот страны. Караван был велик и богат: несколько сотен лошадей с туго набитыми переметными сумами. Воинов охраны около сотни. Все рослые, в крепких доспехах и при хорошем оружии, производили впечатление умелых воинов. Но вели себя беспечно: громко перекликались, то и дело удалялись от дороги. Видимо, хозяин каравана был добродушен, коли позволял им вольности. Беспечность охраны вселила в Безносого надежду.
Вечером шумное сборище остановилось на ночлег возле полноводной реки. Задымились костры. Потянуло вкусным мясным варевом. С дерева Юргут следил, как воины и слуги разгрузили сумы, бережно сняли с лошади толстого купца и усадили возле костра. К нему подвели девушку, и купец возлег с ней на расстеленном ковре. Сверху было хорошо видно, как жирный хозяин каравана спустил штаны, подмял под себя девушку и резво заработал белым пухлым задом. Некоторые воины тоже принялись развлекаться с подругами на глазах у остальных. Дело обычное. Те, у кого подруги не оказалось, жадно глазели, дожидаясь своей очереди.
Тем временем десяток воинов погнали пастись табун. Лошади принялись щипать траву возле леса, в котором скрывался Безносый. Охранники неспешно ездили между табуном и опушкой, беззаботно беседуя между собой. Возможно, караван был от франков. Один из табунщиков, молодой рыжий великан, слез с лошади, что–то сказал своим, те захохотали, сморщились, показали на ближние кусты, чтобы он удалился. Воин, на ходу расстегивая широкий пояс, смешно изображая нетерпение, скрылся в кустах. Безносый скользнул туда, где уже примащивался табунщик.
Никто из охраны не услышал даже вскрика. Меч Юргута снес голову великану с легкостью серпа, подсекающего былинку. Вскоре Безносый вернулся в лес, на ходу жуя кусок вареного мяса, обнаруженный в походной сумке франка, подбежал к Соловому, приладил на луке тючок с одеждой и оружием убитого, поспешно вскочил в седло и погнал жеребца в глубь зарослей.
Глава 13
СЫН
1
Подъезжал к Потаиссу он в шлеме, доспехах, теплом плаще. На боевом поясе висел меч в ножнах, в голенище сапога торчал кинжал с серебряной рукоятью превосходной работы. Видимо, убитый франк был воин не из последних: добыча была богатая. В тючке еще оставались штаны, рубаха, оленья шкура для спанья возле костра, в походной сумке убитого кроме запаса еды Безносый обнаружил пять золотых монет, несколько колец, перстней и толстую золотую цепь, коими награждают римских легионеров за отвагу. Изготовляются они из металла самой высокой пробы, и на них чеканятся девизы: «Фидес ми–литум» и «Виртус милитум» [37].
Разграбленный тысячей Чегелая Потаисс восстанавливался. Тысяча и не могла произвести больших разрушений в силу скоротечности пребывания в городе. Городок у реки выглядел обновленным и даже принарядившимся. Новенькие черепичные крыши выглядывали из листвы.
Завидев появившегося грозного гунна, стража на валу стала поспешно поднимать мостик, перекинутый через ров. Но Безносый властно крикнул им, что он — гонец и едет с важными вестями. Его пропустили не потому, что он назвался гонцом, а скорей из страха перед гуннами.
Люди на улицах шарахались от проезжающего мимо страшного всадника, хватали детей, прятались в подворотнях домов, запирали двери. Безносый лишь мрачно косился по сторонам, скаля зубы в недоброй улыбке. Несколько городских стражей попытались перегородить ему дорогу, но он так свирепо ощерился, что те в боязливом смятении отступили.
В усадьбе Альбия Максима вместо выломанных ворот были поставлены новые. Привратник в страхе кинулся прочь. Гунну пришлось самому отворять ворота. Оставив Солового возле бассейна, он вбежал в дом. В атрии спиной к нему сидела женщина, укачивая плачущего младенца. Услышав шаги, она обернулась, вскрикнула, вскочила. Это была не Лада. Безносый, смягчая страшную улыбку, миролюбиво спросил, где его Лада.
