11
В горле пересохло. Хотя он только что выпил напиток, принесенный Фудзисаки, сухость в горле увеличилась настолько, что стало невозможно терпеть.
Он купил в автомате у выхода содовую с лимоном и сразу сделал глоток. Несомненно, все тело жаждало воды. Однако, не чувствуя вкуса, он снова покрылся холодным потом. Тояма выбросил недопитую банку и пошел по тротуару.
Он помнил ощущение, как, посмотрев на улицу около лифта, ему показалось, что кружится голова, а мир теряет свои краски. И маленькая зеленая вспышка в одном месте бросается в глаза. Он шел, не преследуя какой-либо цели. Просто почему-то его обеспокоил зеленый свет, и он вышел на улицу.
Сцена в звукооператорской студии двадцать четыре года назад ожила, будто это было вчера. Причиной этому был голос, который он только что слышал в студии. Шепот, старающийся перекрыть плач младенца. Ошибки не было, это Садако Ямамура.
Звуки и запахи могут стать гремучим составом для освежения памяти. Из памяти Тоямы совершенно выпали двадцать четыре года, время подошло непосредственно к тому моменту, когда они с Садако были в звукооператорской.
...Да, запах.
Тогда его встревожил странный запах, наполнявший студию.
Сначала он даже не понимал, что в комнате возник особенный запах. Однако постепенно обратил на него внимание и решил найти причину его появления.
Запах было трудно описать. Не неприятный душок испорченных продуктов, но и не особенно ароматный. И вдруг резкий толчок. Не сильный, но достаточный для слизистой оболочки носа.
...Лимон.
Перед мысленным взором Тоямы возник лимон. Он, наверно, лежал где-то в комнате. Однако невозможно представить нарезанный лимон. Если бы его на долгое время оставили в комнате, он уже давно должен был испортиться. Запах был очень свежий. Так пахнет лимон, когда снимаешь с него кожуру. Не желтый, а еще незрелый зеленый лимон.
Тояма обыскал студию. Открыл все шкафчики, даже проверил стойку с оборудованием, но ничего не смог обнаружить. Единственное, что он узнал в процессе, — это факт того, что высушенная пуповина, принесенная в жертву перед божницей, исчезла. Тояма понятия не имел, кто и когда ее унес. Казалось, о ее существовании знала только Садако Ямамура, он не собирался ее укорять, напротив, после исчезновения неприятной жертвы вздохнул с облегчением и не отважился поговорить с ней об этом.
Пуповина исчезла, вместо этого витал слабый запах неспелого лимона.
...Пуповина?
Прежде Тояма в неком сборнике фотографий увидел снимок плода, находящегося в матке. Четкое цветное изображение плода через двенадцать недель после оплодотворения.
Плод, у которого голова была больше, чем туловище, вытянул вперед руки и ноги и, свернувшись, лежал в матке. Он был сантиметров пять-шесть, но это уже был человек, имеющий пол. Можно было воочию убедиться в этом по выступающим половым органам.
Но на Тояму большее впечатление произвело существование веревки, связывающей маленький плод с телом матери. Толще даже рук и ног, пуповина, на которой вырисовывались красные кровяные сосуды, была искривлена в виде петли и крепко связана с последом. Пуповина — важная трубка, которая доставляет плоду кислород и питательные вещества.
Если для плода матка, где он сейчас находился, — весь мир, тогда пуповина становилась единственным каналом, связывающим мир, где он жил, с внешним миром. Можно сказать интерфейс. Впервые выйдя из материнского тела, плод узнает, что есть мир и вне того мира, где он жил. Тояма, рассматривая пуповину на фотографии, пробовал представить себе изумление младенца. Находясь внутри, совершенно не знаешь про внешний мир.
Пока он шел по тротуару, возникло ощущение, что что-то крепко стянуло его где-то сразу над пупком, наверно, в области желудка. Холодный пот так и продолжал литься. Плечи заболели, он захотел поднять руки вверх, но они не двигались. Трудно стало продолжать движение.
Сильно билось сердце.
...Все, кто двадцать четыре года назад слышал голос Садако раздающийся из звукооператорской студии, умерли из-за болезней сердца.
Этот факт застрял в голове.
...Нет, меня там не было, я не слышал голос на пленке.
Он изо всех сил все отрицал, но другой голос говорил ему.
...Нет, разве ты не слышал ее голос. Причем не через барабанную перепонку, слова отпечатались прямо в мозгу.
Наверно, это просто кажется. Телепатии нет, не должно быть слов, попадающих прямо в мозг.
...Тояма, я люблю тебя.
Слова воскресали снова и снова. Самые желанные слова, которые приносила самая любимая женщина. Несмотря на это, они могли ужасать.
Только сейчас его охватило беспокойство. Почему эти слова попали на бобинную ленту в студии. Вздохи Садако поверх плача младенца. Страх от услышанного на пленке, удивление, беспокойство, воспоминания, затем противоречивое чувство любви к Садако. Страх и любовь сосуществуют. Тояма, возвращаясь к чувствам двадцатичетырехлетней давности, отчетливо осознал, что с сердцем что-то не то.
Даже не оборачиваясь, Тояма понимал, что по противоположному тротуару чуть сзади и наискосок от него идет женщина, одетая в зеленое. Ее шаги, по сравнению с шагами Тоямы, были немного быстрее. Тояма все еще шел. Не понимая, куда он идет и зачем надо идти, не оглядываясь, просто двигался вперед.
Женщина в зеленом, поравнявшись с Тоямой, перебегая через поток проезжающих машин, пересекла улицу. В нос, как и раньше, ударил запах лимона.
Сейчас женщина находилась рядом с Тоямой. Если протянуть руку, ее можно коснуться. Когда, покачиваясь, из-за спины выплыло ее плечо, Тояма тыльной частью руки коснулся руки женщины. Она точно живая. От ее руки передалось ясное ощущение, что она жива.
Тояма скосил глаза и посмотрел на женщину, идущую сбоку. На ней было надето зеленое платье. Легкое платье без рукавов, явно не соответствующее сезону, — на женщину было холодно смотреть, она выделялась из толпы людей, идущих по тротуару. Совершенно не изменившись, она снова выделяла себя из толпы.
...Эй, смотри, я здесь!
Взывала вся ее фигура.
Длинные волосы до середины спины... руки белые, почти прозрачные, Тояма отметил про себя, что ноготь указательного пальца сломан. Тояма опускает взгляд на ноги. На икрах ног, которые одеты только в туфли-лодочки на босу ногу, фиолетовые кровоподтеки. Отличная фигура... тоже совершенно не изменилась.
Боль, сжимавшая желудок, становилась все сильнее и сильнее, Тояма уже не мог стоять. Он бы упал на тротуар, если бы его не поддержала женщина, одетая в зеленое платье. Контуры мира медленно сжимались. Он прислонился спиной к ногам женщины, его жирный пот увлажнял ее мягкую кожу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
