Он возвратился в холл, надеясь, что вооруженный охранник пришел в себя. Но Дадли Принс по-прежнему стоял как истукан, все еще полагая, что если он пошевелится, то снова окажется в тюрьме.
Траут снова обратился к нему: «Очнись! Очнись! У тебя снова есть свобода воли, а надо столько сделать!» В таком вот роде.
Ноль эффекта.
Тут на Траута снизошло вдохновение. Вместо того чтобы рекламировать свободу воли, в которую он сам не верил, он сказал вот что: «Ты был болен! Теперь ты снова здоров. Ты был очень болен! Теперь ты снова в порядке».
Эта мантра сработала.
Траут мог бы стать великим рекламным агентом. То же самое говорили об Иисусе Христе. Основой любой рекламной кампании служит обещание, в которое можно поверить. Иисус обещал лучшую жизнь после смерти. Траут обещал то же самое здесь и сейчас.
Дадли Принс начал медленно превращаться из истукана в человека. Траут помогал ему в этом, советуя сгибать руки и ноги, высовывать язык, качать головой и так далее.
Траут, у которого никогда не было свидетельства о среднем образовании, тем не менее стал настоящим доктором Франкенштейном!
47
У моего дяди Алекса Воннегута, который говорил, что, когда мы счастливы, нам следует громко выражать свой восторг, была жена, тетя Рей. Она считала его круглым идиотом. Идиотом его, вероятно, считали и в Гарварде, с самого первого курса. На первом курсе дяде Алексу задали сочинение на тему «Почему я приехал учиться в Гарвард из такого далекого Индианаполиса». Дядя обожал рассказывать, что главная мысль его опуса сводилась к следующему: «Потому что мой старший брат учится в Массачусетском технологическом».
У него не было детей. Он не держал дома оружие. Зато у него было много книг, и он все время покупал новые и давал мне почитать те, которые считал достойными. Когда он хотел прочесть мне вслух тот или иной особенно удачный отрывок из какой-нибудь книги, ему приходилось устраивать многочасовые поиски. Дело было вот в чем: его жена, тетя Рей, о которой говорили, что в ней есть что-то от художника, расставляла книги по полкам так, чтобы совпадали размеры томов, цвет обложки и тиснение на корешке.
О сборнике эссе своего возлюбленного Х.Л. Менкена он мог бы сказать: «Кажется, книга была зеленая, примерно такой высоты».
Его сестра, а для меня тетя Ирма, однажды сказала мне – я уже был достаточно взрослый: «Все мужчины в семье Воннегутов до смерти боятся женщин». Ее братья боялись ее как огня, это уж точно.
Послушайте. То, что мой дядя Алекс закончил Гарвард, не было для него победой в дарвиновской войне с собратьями по виду. Его отец – архитектор Бернард Воннегут – отправил его туда просто, чтобы он «окультурился», и ему это, безусловно, удалось, хотя потом он и оказался под каблуком у жены и стал всего лишь страховым агентом.
Я бесконечно благодарен ему, а также – опосредованно – тому, чем был когда-то Гарвард, за то, что я умею находить в хороших книгах, иной раз очень смешных, что-то, что придает жизни смысл, несмотря ни на что.
Складывается представление, что книги, какими их любили я и дядя Алекс – незапертые коробки на петлях, в которых лежат листы бумаги с чернильными пятнышками, – устарели. Мои внуки уже многое прочитывают с видеоэкрана.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, подождите минуточку!
Когда книги только что придумали, они были такими же практичными приспособлениями для хранения и передачи информации, как и последние чудеса из Силиконовой долины, хотя они и были изготовлены из едва-едва обработанных растений, растущих в лесах и полях, и шкур животных. Но по чистой случайности – ведь никто ничего не рассчитывал заранее – оказалось, что их вес, их внешний вид, что у них нужно переворачивать страницы, заставляют наши руки и глаза, а затем уже и ум и душу отправляться в некое духовное приключение. Мне было бы жаль, если мои внуки не смогут туда отправляться.
48
Мне кажется очень симптоматичным, что величайший поэт и величайший драматург нашего столетия в один голос отрицали, что они родом со Среднего Запада, и особенно, что они родом из Сент-Луиса, штат Миссури, Я имею в виду Т.С. Элиота, который под конец жизни говорил и писал как вылитый архиепископ Кентерберийский, и Теннесси Уильямса, выпускника Вашингтонского университета Сент-Луиса и Университета Айовы, который под конец жизни говорил и писал как вылитый Эшли Уилкс из «Унесенных ветром».
Нет, конечно, Теннесси Уильяме родился в Миссисипи, но семи лет от роду он переехал в Сент-Луис. И он сам взял себе имя Теннесси, когда ему исполнилось двадцать семь лет. До этого его звали Том.
Килгор Траут родился в больнице на Бермудах. Там его отец Реймонд собирал материал к своей докторской диссертации о бермудских орланах-белохвостах. Единственное сохранившееся гнездовье этих огромных синих птиц, самых больших из всех морских летающих хищников, находилось на Скале Мертвеца, лавовом островке в самом центре знаменитого Бермудского треугольника. Кроме орланов, на острове никто не жил. Траут был зачат именно на Скале Мертвеца – там его родители провели медовый месяц.
Самое интересное с этими орланами было то, что в ускоренном сокращении их популяции были виновны самки орланов, а не, скажем, люди. Дело происходило так. На протяжении примерно тысячи лет самки откладывали яйца, высиживали их, а потом учили птенцов летать, спихивая их со скалы.
Но когда на остров приехал соискатель ученой степени доктора биологических наук Реймонд Траут со своей супругой, он обнаружил, что самки решили ускорить процесс. Они так же спихивали птенцов со скалы, но теперь делали это прежде, чем те успевали вылупиться.
Так отец Килгора Траута по счастливой случайности стал благодаря инициативе самок бермудского орлана-белохвоста специалистом по механизмам эволюции, управляющим судьбой видов, механизмам иным, нежели бритва Оккама или дарвиновский естественный отбор.
Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы семья Траутов не провела лето 1926 года на берегу озера Разочарование в провинции Новая Шотландия[38] вместе с маленьким Килгором. Ему тогда было девять лет. В тех местах жила особая популяция дятлов Далхузи. Эти дятлы бросили долбить деревья – это же такой тяжкий труд – и вместо этого стали питаться мушками, живущими на оленях и лосях.
Дятлы Далхузи – это самые обыкновенные дятлы. Ареал распространения – восток Канады, от Ньюфаундленда до Манитобы и от Гудзонова залива до Детройта, штат Мичиган. Но только дятлы с озера Разочарование, с такими же хохолками, спинками и окрасом, как и у остальных, перестали по старинке добывать жучков «в поте лица своего», выклевывая их по одному из ходов, которые жучки прогрызают в стволах деревьев.
Впервые дятлов застали за поеданием мушек в 1916 году, когда в другом полушарии бушевала Первая мировая война. С тех пор никто не исследовал дятлов Далхузи с озера Разочарование. Причина этому следующая. Облака прожорливых мушек, по словам Траута, очень похожие на смерчи в миниатюре, сделали место обитания дятлов Далхузи непригодным для жизни человека.
Итак, семья Траута провела лето именно там. С утра до ночи, какой бы жаркой ни была погода, они не снимали с себя одежду пчеловодов – перчатки, рубашки с длинным рукавом, подвязанные на запястьях, длинные штаны, подвязанные на коленях, широкополые шляпы с сетками. Им нужно было защитить свои головы и шеи. Отец, мать и сын таскали оборудование, тяжелую камеру для съемок и треногу по болотистыми участкам, впрягшись в телегу.
Доктор Траут собирался заснять самых обычных дятлов Далхузи, совершенно таких же по виду, как остальные, но долбящих спины оленей и лосей, а не стволы деревьев. Уже этих съемок будет достаточно, чтобы доказать, что низшие животные могут эволюционировать не только биологически, но и культурно. Рассматривая отснятое Траутом, можно было подумать, что какая-то птица из стаи была своего рода Альбертом Эйнштейном среди дятлов. Она хорошенько подумала и доказала, что мушки ничуть не менее съедобны, чем то, что можно вытащить из древесных стволов.
Ну да не тут-то было! Доктора Траута ждал грандиозный сюрприз. Мало того, что дятлы с озера Разочарование были до тошноты жирные и поэтому служили легкой добычей для хищников. Они еще и взрывались! Споры древесных грибов, росших рядом с гнездами дятлов Далхузи, стали источником новой болезни кишечного тракта разжиревших птиц. Они реагировали с некоторыми химическими элементами, содержавшимися в телах поедаемых дятлами мушек.
Гриб начинал жить внутри птиц, и в какой-то момент количество выделяемой им двуокиси углерода достигало критической точки, и птица взрывалась! Один такой дятел, возможно последний из тех, что Траут наблюдал во время своего эксперимента на озере Разочарование, взорвался спустя год в центральном парке города Детройт, штат Мичиган, спровоцировав беспорядки, которых давно уже не видели в Автомобильном городе[39].
