тут же стирать написанное, и начинать заново. Несколько раз Женя раздраженно закрывала крышку ноутбука и уходила на балкон, где смотрела на мерцающий огнями город. Майка сползала с плеча, от осеннего дыхания кожа покрывалась мурашками, но Женя упрямо стояла на холодном полу и вглядывалась в черное небо. Ни единой звездочки, как разлитые чернила. Пустота. Как и у нее в душе. Единственный проблеск — спор со случайным собеседником. Это отвлекает и не дает рухнуть в бездну жалости к себе. Снова потянуло вернуться к ноутбуку и хоть одним глазком заглянуть в чат: что там сейчас происходит?
— Ну и куда ты сбежала?
От этих строк повеяло и насмешкой, и … беспокойством?
— Воздухом дышала. Успокаивалась, — буркнула себе под нос Женя, быстро продублировав слова в сообщении.
— А у нас уже давно утро… Извини, но мне пора. Работа.
Женя посмотрела в угол экрана — 03.55. Надо же, и у нее утро.
— Встретимся позже, — обнадежила Апелла.
Женя с сожалением закрыла чат, и некоторое время просто смотрела в экран. Прислушивалась к себе. Было непривычно: впервые за долгое время она не чувствовала себя одинокой. У нее есть человек, который ее замечает. Пусть не видит воочию, но говорит с ней. Отныне она не бесплотный дух, мимо которого скользят взглядом. С ней спорят, ее провоцируют, не соглашаются и выводят из себя. Женя снова посмотрела на часы. Она готова ждать, сколько угодно, лишь бы вновь ощущать себя живой, а не выжившей. Главное, чтобы этому никто не смог помешать.
Глава 15
— Женя!
Глеб снова появился в дверях спальни. Он был уже в костюме. «Наверное, как всегда не высушил волосы», — рассеянно подумала Женя. Когда-то она сама подбирала ему линейку средств для ухода. У Глеба с детства была аллергия, практически на любой шампунь, но Женя всё-таки нашла подходящий. Хорошо, помогла знакомая из швейцарской косметической фирмы.
— Женя! Нам нужно поговорить! — с нажимом произнес Глеб.
— О чем?
Вопрос прозвучал раздраженно: Жене не терпелось услышать, как за Глебом захлопнется дверь. Ладошка по-прежнему лежала на крышке ноутбука. Ей чудилось, что скользкий пластик вибрирует и умоляет: открой меня, загляни внутрь! Наверняка, за эти три с половиной часа там появилось новое сообщение от Апеллы, а из-за Глеба приходится медлить и нервничать.
— О нас… — глухо сказал Глеб.
Он стоял, бессильно свесив руки, и исподлобья рассматривал такую близкую, но бесконечно далекую свою Женьку.
— Ты опоздаешь на работу, — равнодушно обронила она и, обойдя Глеба, попыталась сбежать в ванную.
Он поймал ее за руку, чуть повыше запястья, где вились красно-розовые змейки шрамов. Получилось это спонтанно, и Глеб еле сдержался, чтобы сразу же не отдернуть пальцы. Прохладная кожа показалась ему обжигающе горячей. Женя молча смотрела на этот импровизированный капкан. Медленно, как будто это и было так задумано, Глеб разжал руку. На мгновение Жене показалось, что сейчас он затрясет кистью, как будто ошпарился или потрогал что-то гадкое, и начнет вытирать ее о брюки. Она усмехнулась и скрылась в коридоре.
Тщательно заперев дверь, сразу же открыла на полную мощь воду. Прозрачная струя забарабанила по эмалевому покрытию. Мокрая занавеска неприятно касалась кожи. Женя давно смирилась с тем, что Глеб постоянно забывает ее расправить. Она вообще как-то легко освоилась со всеми бытовыми неурядицами. Даже не пришлось особо притираться. Устраивать скандалы из-за подобных мелочей — глупо. Проще обратить всё в шутку и не зацикливаться. «Вот бы так с моими ожогами», — вздохнула Женя, рассматривая руки. Она повертела их перед собой, словно демонстрировала восточный танец. Снова вспомнила, как стекленеют глаза Глеба, когда он смотрит сквозь нее, будто она призрак. Каждый раз в такие моменты ей кажется, он умирает. И она вместе с ним. Остаются две сухие оболочки, как сброшенные хитиновые покровы. Руки измученно опустились на бедра, застыли ладонями вверх, точно приготовились к молитве. Обожженную щеку неприятно покалывало. Женя заметила, что так теперь происходит, когда она сильно нервничает. Сразу хочется поскрести кожу ногтями, но приходится сдерживаться. Особенно, когда рядом Глеб.
Женя посмотрела в запотевшее зеркало. Как славно оно маскирует все изъяны. Главное, не разрушать эту тонкую пленку, которая создает иллюзию, что ее внешность не изменилось. Ненадолго она всмотрелась в белую пелену, а потом вытянула указательный палец и быстро написала: почему? И поставила три больших вопросительных знака. Почему это, черт возьми, случилось с ними?
Тянула время, как могла. Долго принимала душ. Спасаясь от чересчур хлорированной воды, втирала в кожу крем с маслами. Распыляла вокруг волос облако лосьона и привычно злилась оттого, что пальцам не хватает силы нажать на клапан сразу несколько раз. Закончив все манипуляции, прислушалась. По-хорошему, Глеб давно уже должен был уйти на работу, но кто его знает? Вдруг и правда, жаждет выяснить отношения? Зачем ему это? Неужели непонятно, что рано или поздно им придется набраться смелости и честно признать поражение. Обоюдное. Как в соревновании, где боролись равные по силе соперники. Можно еще выклянчить вторую, а потом третью, и так до бесконечности, попытку, только результат не изменится. Они оба проиграли.
Женя вспоминала, как хладнокровно ей пришлось наблюдать за отдалением мужа. Сначала появился заискивающий и испуганный взгляд, потом стекленеющие глаза, потом Глеб стал садиться за столом не напротив, а с того бока, где не мог видеть ее щеки, перешел спать на диван, чтобы случайно во сне не задеть ее руки, а теперь проводит где-то ночи. Можно претерпеть физическую боль, смириться с утратой красоты и любимого дела, но нельзя привыкнуть к тени брезгливости, что мелькает в глазах родного человека. Он перестает быть родным. Предает безусловное.
Ночами она пыталась сложить пазл из мыслей. Бродила почти в мистическом мире и, в конце концов, пришла к выводу, что тоже виновата. Всё, что произошло с ней, это закономерная расплата за те эмоции, что не смогла она скрыть однажды перед Глебом. Она первая поступила эгоистично.
Он уже сделал ей предложение, и Женя старалась носить кольцо на безымянном пальце. Часто забывала надеть, потому что не привыкла к украшениям — руки постоянно в перчатках. Каждый раз надевать, а потом снимать — неудобно, да и потерять легко. Но Глеб ворчал, и Женя старалась.
— Ты так и обручальное носить не станешь, — хмурился он.
— Стану. Обручальное без камня. Оно не будет мешать, — улыбалась Женя.
— Понимаешь, — как будто оправдывался Глеб, — у меня родители всегда носили кольца. Отцовское даже нашли потом… когда…
— Не надо, Глеб, — Женя гладила его по руке. — Я буду. Буду
