Ее жалобный голос, преобразованный телефоном в электрические колебания, добирался ко мне из тьмы. Из прошлого. Телефонная будка, в которой я стоял, находилась на посыпанной гравием обочине последнего шоссе, на краю светлого мира. В одном шаге от меня начинались буш и тьма. Мне была отчетливо видна сплошная стена зубчатых листьев, слышно тихое поскрипывание в толще этой стены: ветер, трепет веток, стрекот насекомых. Я сказал:
— Не надо.
— Что «не надо»?
— Не надо так говорить. Я даю тебе развод. Я больше не в бегах.
После недолгой паузы она заговорила снова, более спокойно, но с оттенком настороженности:
— Вот и славно, Фрэнк. Пора нам отпустить друг друга на волю. Давно пора.
— Через несколько дней я приеду.
— Когда?
— Можно я тебе сообщу в другой раз? Я должен здесь кое о чем договориться…
— Скажи хотя бы приблизительно! Мы здесь тоже, знаешь ли, должны согласовывать нашу жизнь с другими…
— В четверг, — сказал я. — Четверг тебя устраивает?
— Четверг годится. Я принесу договор домой.
— Хорошо. Значит, тогда и увидимся.
— Фрэнк. Ты ведь не из-за этого позвонил. Зачем ты звонишь?
Я призадумался. Напряг память. Сам засомневался, правильно ли помню. Зачем я, собственно, звонил? Просто хотел услышать ее голос. Но мне хотелось, чтобы этот голос произносил то, чего никогда уже не скажет, — слова, которые давно забыты, утрачены, мертвы. Повесив трубку, я постоял, прижавшись лбом к пластмассовой раме, вглядываясь во тьму. Прошлое и будущее — опасные страны; последние семь лет я прожил на разделяющей их ничейной полосе, ни там ни сям. Теперь же я почувствовал, что меня куда-то сносит, и испугался.
Я сел за руль и тихо, не спеша поехал к Марии. Сознавая: и тут я тоже не знаю, чего ищу. Бесцельные метания. Ощущение, что некуда приткнуться. Я сел на ящик в углу. Растер лоб.
— Пятница, суббота ты не приходил, — сказала она. — Почему, почему?
«Я был с девушкой Лоуренса». Но этого я не сказал. Такие вопросы были бы уместны в контексте нормального романа. Не в данном случае.
— Я был очень занят. Работал.
— Работал?
— Да.
Она сидела поодаль, в темном углу. Лампа, пышущая жаром, стояла рядом со мной.
— Сегодня ты приходил рано. Почему?
Было шесть или семь вечера — до моего обычного часа оставалось еще долго. Я об этом даже не подумал. Но тут же нашелся:
— Просто мне скоро надо будет ехать. Надо поспать. Я очень устал.
— Устал?
— Да. Мария, почему ты мне не сказала, что он был здесь?
— Кто был здесь?
— Лоуренс. Мой друг. Он сказал, что бывал в этой деревне, в деревне, которая за магазином. Несколько раз. Почему ты мне не сказала?
Но она замотала головой. Сморщила лоб. Ее лицо выражало искреннее недоумение. Она сказала, что его не видела. И что не понимает, о чем я говорю.
Лжет? Я всмотрелся в ее лицо. И только тут заметил, что она какая-то грустная.
— Что случилось? — спросил я.
Нет, ничего не случилось.
Через секунду по ее щеке скатилась слеза. Я встал и подошел к ней. Она отвернулась к стене.
— Что это у тебя? Мария, что это?
Синяк. Левая половина лица — темная, припухшая. Я сообразил, что все это время она ее прятала: села подальше от света, отвернулась от меня.
— Нет, — уверяла она, — это ничего.
— Как ничего? Разве это ничего? Откуда этот синяк?
— Нет, нет, — отворачивалась она.
Еще одна слеза упала на пол. Внезапно я уяснил смысл всех вопросов, которые она задала мне сегодня. «Ты не приходил. Почему, почему?» Я попытался ее обнять, но она встала и принялась переставлять деревянных зверей на полках. Спустя одну-две минуты она заявила:
— Ты уходи сейчас.
— Я хочу остаться.
— Нет. Сейчас опасно. Проблема, проблема.
— Можно я вернусь попозже?
Она покачала головой:
— Лучше ты уходи. Приходи завтра.
Я встал, отряхнул брюки, чувствуя стыд и неловкость. Не зная, что еще сделать, полез в карман за деньгами. Протянул ей купюру в пятьдесят рэндов. Но сегодня впервые она не хотела брать от меня денег; казалось, даже их не замечала. Она вновь помотала головой. Ей требовалось что-то другое.
— Ты приходишь завтра ночью?
— Да.
— Ты обещаешь завтра?
— Да, — искренне сказал я, но она посмотрела на меня такими глазами, точно уличила во лжи.
Утро понедельника обычно начиналось с общего собрания в ординаторской. Теоретически оно проводилось для того, чтобы обсудить проблемы пациентов, проанализировать несколько конкретных случаев в целях улучшения нашей работы, поделиться идеями и проблемами с коллегами. На практике все делалось лишь для галочки. Устроив перекличку, доктор Нгема произносила несколько фраз, и все расходились.
Но на сей раз доктор Нгема сказала:
— Сегодня на повестке дня… особое сообщение.
Все мы уставились на нее. Нервно заерзав, она сделала жест Лоуренсу.
Тот выглядел солидно. Постарался одеться поэлегантнее, тщательно причесался, чтобы пряди блестели, лежали ровно. Накрахмаленный белый халат, стоявший на нем коробом, был застегнут до самого подбородка. Лоуренс встал, не выпуская из рук пачку каких-то листов.
— Э-э… Да. Благодарю вас. Я только хочу сказать, что в четверг… в этот четверг, в первой половине дня… я планирую выезд мобильной поликлиники в одну деревню неподалеку.
По комнате прокатилась волна изумления. Заскрипели стулья, зашуршали бумаги.
— Простите? — вопросила Клаудия.
— Поликлиника. Мы организуем мобильную поликлинику.
Хорхе прочистил горло:
— Не понимаю. Вы хотите?..
За общим безмолвием явно чувствовалось замешательство на грани паники. Голова Лоуренса слегка поникла. Он уставился в свои листочки, точно рассчитывая прочесть в них ответ.
Доктор Нгема кашлянула. Мы все обернулись к ней. Болезненно скривив рот, она проговорила:
— Эта идея… Эту идею выдвинул Лоуренс. Это… очень хорошая идея, я полагаю. Но, разумеется, она будет осуществляться на чисто добровольной основе. Если кто-то из вас захочет поехать и помочь, это будет…
— Очень любезно с его или с ее стороны, — подхватил Лоуренс — он все еще стоял.
— Сама я не смогу поехать, — сказала доктор Нгема. — Слишком напряженный график работы.
— Наверное, я должен кое-что объяснить, — сказал Лоуренс. — Я планирую что-то вроде презентации. Я еще не на сто процентов уверен, столько вариантов… но, думаю, следует начать с лекции о санитарии и гигиене, вы меня понимаете, затем перейти к ВИЧ и СПИДу. Следующий этап — раздача презервативов; на данный момент нам больше нечего раздавать, но в будущем что-нибудь да пришлют, не сомневаюсь. Э-э… затем люди поочередно будут подходить к нам, излагать, на что жалуются. Вот все, что мне пришло в голову. Да, ехать недалеко, это такая деревня неподалеку, название я сейчас запамятовал, где-то тут у меня записано…
Это заявление было встречено изумленным молчанием.
— Извините, пожалуйста! — воскликнула Клаудия. — Но для чего оно, это все? Для чего?
Лоуренс ответил:
— Мне кажется, так мы можем привлечь внимание к нашей больнице, напомнить людям о ее существовании. И сделать что-то реальное.
Зря он употребил это слово: безмолвие приобрело неприязненный оттенок. Когда Лоуренс опустился на стул, уровень энтузиазма в ординаторской упал до нулевой отметки.
Выждав несколько секунд, я поднял руку и сказал:
— Я всецело поддерживаю идею… инициативу Лоуренса. Однако боюсь, я не смогу принять участие.
И почувствовал на себе тяжелый взгляд Лоуренса.
— Почему же, Фрэнк? — спросила доктор Нгема.
— Мне нужно на несколько дней отлучиться. Семейные обстоятельства.
— Я не в курсе, что…
— Необходимость возникла только что, — сказал я. — Я собирался обсудить с вами этот вопрос после собрания.
В ординаторской воцарилась атмосфера какой-то всепобеждающей инертности. Люди медленно двинулись к выходу. Я выскочил в коридор первым, но на тропинке, ведущей к жилому корпусу, Лоуренс меня нагнал:
— Почему, Фрэнк, почему?
— Ничего, Лоуренс, не волнуйтесь. Когда наступит четверг, они воспылают энтузиазмом.
— Я не о них. Я знаю, мой план им не нравится. На них мне плевать. Но вы, Фрэнк… Почему вас там не будет?
— Лоуренс, я должен съездить в Преторию. Ничего поделать не могу, так уж сложилось. Нужно подписать договор о разводе.
— А-а…
Его глаза потухли. Развод, формальности — взрослые заботы. Неведомый ему мир.
— Что ж, очень жалко. Это была ваша идея, Фрэнк.
— Нет, не моя, — отрезал я с неожиданной для самого себя горячностью. — Идея целиком ваша.
— Но вы предложили именно эту деревню…
— Лоуренс, это была не идея. И даже не совет. Я просто ляпнул, что мне пришло в голову…
