— А как вообще этот муравей переплыл через море? — осведомился Чудакулли.
— На каком-нибудь бревне, — подсказал декан. — На этих бревнах кто только не плавает. Насекомые, ящерицы, всякие мелкие млекопитающие. Доберутся до какого-нибудь острова — и давай там… размножаться.
— Ну, хорошо, он доплыл. Затем выбрался на берег. И сразу потопал туда, где должно было состояться сражение? — уточнил Чудакулли.
— Он уцепился за ногу какой-нибудь птички! — воскликнул декан. — Вот разгадка! Я читал об этом в одной книжке. К примеру, именно так Путешествует из пруда в пруд рыбья икра.
— Настырный муравьишка… — Чудакулли задумчиво погладил бороду. — Хотя случаются и куда более странные вещи.
— Практически каждый день, — поддержал главный философ.
Думминг просиял. Метамфора была не из простых, но волшебники ее осилили.
— Хотя одно мне все равно не понятно, — вдруг добавил Чудакулли. — КТО В ТАКОМ СЛУЧАЕ НАСТУПИТ НА МУРАВЬЯ?
— Что?
— Это ведь очевидно, — продолжал аркканцлер. — Допустим, я наступил на муравья и меня не стало. Но раз меня нет, значит, я не смогу на него наступить, а значит, я на него не наступлю, а значит, я есть. Понятно? — Он добродушно ткнул в Думминга толстым розовым пальцем. — Ты способный юноша, господин Тупс, но иной раз, знаешь ли, логики тебе не хватает. То, что однажды случилось, так случившимся и остается. Это логично, это правильно. О, не стоит так унывать, — утешил он, нечаянно (вполне может быть, что нечаянно) приняв бессильную ярость на лице Думминга за пристыженность и смятение. — Если когда-нибудь еще в чем-то запутаешься, добро пожаловать, моя дверь всегда открыта[13]. В конце концов, я ведь твой аркканцлер.
— Прошу прощения, так МОЖНО наступать на этого муравья или нет? — сварливо осведомился главный философ.
— Как хочешь, — щедро разрешил Чудакулли. — Поскольку ход истории уже зависит от того, какой муравей тебе попадется под ногу. И если ты наступаешь на какого-то муравья, значит, ты на него уже наступил, так что, если ты снова на него наступишь, это будет как бы в первый раз, ведь ты наступаешь на него сейчас, потому что когда-то уже наступил. И это когда-то и есть сейчас.
— Правда?
— Ага.
— Так что, надо было надеть башмаки потяжелее? — спросил казначей.
— Казначей, старайся не терять нить разговора.
Чудакулли потянулся и зевнул.
— Что ж, все, пожалуй, понятно, — довольным тоном заключил он. — Почему бы нам еще не подремать? Денек выдался долгим.
В отличие от казначея кое-кто очень внимательно следил за ходом беседы.
Когда волшебники вновь погрузились в сон, над ними возник бледный свет, похожий на светящийся болотный газ.
Это был бог вездесущий (хоть и вездесуществовал он в пределах весьма незначительной территории). И, кстати, всеведущий тоже (правда, его знаний хватало ровно на то, чтобы знать: хоть он и в самом деле знает все, это не все Все, а лишь та часть, которая имеет отношение к данному острову).
Проклятье! Он как будто ЧУВСТВОВАЛ, что от сигаретного куста будут одни неприятности. Надо было уничтожить растение, как только оно начало пробиваться из земли. Кто бы мог подумать, что ситуация НАСТОЛЬКО выйдет из-под контроля.
И с той… рептилиевидной тварью тоже неудобненько вышло. Хотя он, бог, в этом совсем не виноват. Все кем-то питаются. Иногда на острове появлялось нечто такое, что даже он, всеведущий, удивлялся. Впрочем, иные из тварей не могли сохранить свой облик даже в течение пяти минут.
И все равно ему есть чем гордиться. Прошло всего лишь два часа с тех пор, как один из НИХ, именуемый деканом, выразил желание покурить, и до первого никотинового урожая. Вот что называется эволюция В ДЕЙСТВИИ.
Беда только, что теперь они начнут шнырять по острову и совать повсюду свои длинные носы. А то еще и задавать вопросы.
Этот бог в отличие от большинства других богов одобрял вопросы. Более того, он всей душой был за тех людей, которые задавали вопросы, отбрасывали ветхие предрассудки, разбивали оковы глупых суеверий, — одним словом, за тех, кто использовал свои тем или иным богом данные мозги. Разве что, конечно, мозги эти были даны вовсе не каким-то там богом, а развивались на протяжении миллионов лет, и это развитие было реакцией на внешние раздражители, а кроме того, объяснялось необходимостью как-то контролировать неуклюжие руки с противопоставленными ладоням большими пальцами — еще одна чертовски удачная находка, которой бог по праву гордился. Вернее, гордился бы, если бы такое придумал.
Однако всему есть пределы. Свободомыслие — это, конечно, здорово, но нельзя же думать все, что тебе заблагорассудится.
Свет исчез и снова появился уже на горе, в священной пещере. Строго говоря, никакой святости в пещере не было, и бог это прекрасно понимал, ведь чтобы какое-то место стало святым, нужны верующие, которые и делают его таковым. А этому богу верующие не были нужны.
В обычных обстоятельствах бог, лишенный верующих, бессилен, как перышко в ураган, но данное божество по каким-то, непостижимым для себя причинам прекрасно существовало без всякого поклонения. Возможно, потому, что так пылко верило в себя. Ну, не в себя как такового, ведь вера в богов иррациональна. Но этот бог искренне верил в то, что делал.
Пару минут, испытывая некоторое чувство вины, он поразмышлял, а не сотворить еще пару-тройку звероящеров — пускай бы сожрали непрошеных гостей, пока те не стали слишком надоедливыми, — но потом отбросил мысль, как недостойную современного и передового божества.
Часть пещеры занимали полки, битком набитые всяческими семенами. Бог выбрал одно семечко (из семейства тыквенных) и взялся за свои инструменты.
Уникальные инструменты. Такой миниатюрной отвертки ни у кого не было.
При первых же лучах рассвета из подлеска показался зеленый росток. Сначала раскрылся один листик, потом еще один, и вскоре их было множество.
А немного ниже, в богатом компосте из опавшей листвы, бодрыми червяками извивались белые корешки. На полумеры времени не было. Еще ниже один из корешков наконец нашел воду.
Не прошло и нескольких минут, как все прочие кусты поблизости завяли — настолько разросся новичок.
Ну а главный побег решительными рывками двигался вперед, к морю. Постоянно ответвляющиеся усики цеплялись за ветки. Крупные деревья использовались в качестве опор; кусты помельче вырывались с корнем, а в освободившуюся ямку немедленно врастал очередной побег.
У бога не было времени для отшлифовки своего создания. Программу действий растения он собрал из кусочков того, осколков этого — главное, чтобы точно сработало.
Наконец главный побег преодолел пляж и достиг моря. Корни вгрызлись в песок, почки раскрылись, и на растении расцвел единственный цветок, женская особь. К этому моменту крошечные мужские цветки уже щедро усыпали ствол.
А вот этого бог не программировал. Главная проблема, частенько говаривал он себе, заключается в том, что эволюция не слушает ничьих приказов. Зачастую она берет инициативу в свои руки.
Тонкий цепкий усик скрутился в тугую пружинку, затем пружинка выстрелила, и усик, как лассо, обхватил пролетающего мимо мотылька. Затем изогнулся, окунул обезумевшего от ужаса мотылька в пыльцу мужского цветка, со свистом снова скрутился и плюхнул насекомое прямо в объятия цветка женского.
Несколькими секундами спустя лепестки цветка начали опадать. Вскоре его место занял разбухающий буквально на глазах зеленый шарик. Когда из-за горизонта застенчиво показался краешек солнца, арго навтикальный, уникальный как раз готовился принести свой первый и единственный плод.
Спустя некоторое время впереди появилась железная то ли башня с большой вертушкой, то ли мельница. Большая надпись на ней гласила: «Приноситтераспивайтте: Праверь Сваю Пушку».
— Уж моя пушка всегда при мне, будь спок, — ухмыльнулся Безумный и подхлестнул лошадей.
Вскоре они преодолели деревянный мост. Хотя зачем было сооружать мост над ничем не выдающейся песчаной полосой, Ринсвинд так и не понял.
— Ничем не выдающейся? — переспросил Безумный. — Да то ж Занудь-Река!
Словно в подтверждение его слов мимо проплыла лодчонка. Влекомая верблюдом и бодро поскрипывающая всеми четырьмя колесами, она развила неплохую скорость.
— Лодка, — завороженно прокомментировал Ринсвинд.
— И чо? Первый раз, што ль, лодку видишь?
— На колесах — впервые.
Сразу за лодкой проследовало крохотное каноэ.
— Будь ветер попутным, они подняли бы паруса.
— Но… может, мой вопрос покажется странным, и все же… почему они выглядят как лодки?
