таким именем у тебя на роду написано находить общий язык с лошадьми. — Он вдруг осёкся и осторожно посмотрел на девушку. Гнеда не встретила его взгляд, продолжая ворошить чёрную холку.
— Странно. Через столько лет узнать своё настоящее имя, — наконец промолвила она.
— Это не плохо, иметь несколько имён. Хочешь, я буду звать тебя Яронегой?
— Нет! — испуганно выпалила девушка.
— Как скажешь, — улыбнулся Айфэ и незаметным прикосновением подстегнул Снехте ускорить шаг.
— Вы словно читаете мысли друг друга, — восхищённо проговорила Гнеда, догоняя молодого сида.
— Доверие. Он полагается на меня, знает, что я его не обижу, что со мной он под защитой. Снехте позволяет мне касаться его там, где не позволил бы никому другому, он узнаёт мой запах задолго до того, как я подойду к конюшне, он помнит мою походку и слышит мой голос за многие сажени. Полная, безграничная близость. – Айфэ пробежал пальцами по серебристой шерсти. – Я знаю каждый рубец на его коже, каждую выемку на копыте. Мы с ним прошли через огонь и воду, чтобы заслужить доверие друг друга. Это упорный труд, но наша дружба стоит каждого затраченного мгновения.
— Тебе повезло с таким покладистым конём, — сказала Гнеда, но Айфэ ответил ей звонким смехом.
— Ты, должно быть, шутишь! В первый месяц нашего знакомства я ходил с ног до головы в синяках. Более норовистое животное сложно представить.
Девушка прикусила язык, и до усадьбы молодые люди ехали в тишине. По рукам и ногам разливалась приятная усталость, перемешанная с негой от ощущения натруженного тела.
Остатки утреннего тумана белёсыми обрывками путались под копытами, от овина тянуло сладковатым дымом. Хлеб выращивали на полях внизу, но на обмолот его привозили наверх, и теперь до них доносилось мерное постукивание цепов из гумна, и этот звук заставил сердце Гнеды сжаться. Впервые ей не довелось своими руками ощутить богатство собранного урожая, почувствовать тяжесть сжатых колосьев в намозоленных серпом и окроплённых едким зелёным соком ладонях. Не довелось обонять того особенного запаха выдернутых льняных корней и глубокого, свежего и одновременно прелого духа развороченной земли.
Осень в горах наступила внезапно, и Гнеда удивлённо любовалась на пожелтевшие в одну ночь листья берёз и ясеней. Подсвеченные пронзительной синевой небес, они казались особенно нарядными.
Едва спутники показались в воротах, к ним подскочил стремянной, помогая Гнеде спешиться. Айфэ легко спрыгнул с серого мерина и, ухватив его за недоуздок, повёл в конюшню. Вверив свою лошадь слуге, юноша присоединился к Гнеде, которая уже рассёдлывала Пламеня.
— Когда ты идёшь к отцу? — спросил он, принимая у неё сбрую.
— Нынче не будет урока, — отозвалась она из денника. Выбрав в яслях пучок свежей, мягкой соломы, она принялась бережно вытирать потные бока коня.
— Бьюсь об заклад, ты ничуть не расстроена, — улыбнулся юноша.
— Видел бы ты, какой отрывок из книги он велел прочитать, — со вздохом протянула Гнеда, и Айфэ рассмеялся уже в полную силу. – Впрочем, иногда бывает очень любопытно. Похоже на старины Гостилы, только Фиргалл говорит, это происходило взаправду. А вот когда начинается про войны, становится скучно. И страшно. Взять хоть былые обычаи сидов, — Гнеда поморщилась, и её передёрнуло, — отрубать головы врагов и украшать ими коней!
— Они верили, что так сила поверженного противника переходит к ним, — пожал плечами Айфэ.
— Самые порядочные люди вечно оказываются отравлены или зарезаны в своей постели, — мрачно продолжала девушка, придирчиво ища на Пламене остатки пота, — несчастные наследники истреблены просто потому, что их угораздило не вовремя родиться, а женщины — те и вовсе лишь орудия в играх мужей, которых можно продавать, словно овец на торгу.
— Такова жизнь, и не только в княжеских семьях. Разве ты не знала? Все стремятся к власти. — Айфэ больше не улыбался.
Гнеда отбросила солому и выпрямилась.
— И ты тоже?
Юноша задумчиво посмотрел на неё.
— Нет. Я хочу быть свободным. — Он подал Гнеде скребницу и прислонился к стене, наблюдая за действиями девушки.
— Ты и так свободен, — удивлённо возразила Гнеда, проходясь по шелковистой шерсти.
— Именно. Власть обращает в рабов всех, и правителей тоже. И потом, — он скрестил руки на груди и слегка тряхнул головой, — я приёмный сын. Отец стоит далеко в очереди на престол. Даже если бы я и хотел, прийти к власти было бы нелегко. Но я не хочу. И никому не посоветую такой участи. Чему ещё учит тебя отец? — Айфэ явно был не по душе ход беседы, и он решил изменить его.
— Он показывает мне чертежи, объясняет, как их читать. Рассказывает о землях, морях и народах. А ещё Фиргалл начал знакомить меня с северным наречием, и иной раз кажется, что моя голова не выдержит и треснет, как перегретый горшок.
Юноша хохотнул и помог Гнеде накинуть на Пламеня попону.
— Отец намедни спрашивал мой детский деревянный меч, — как бы невзначай обронил Айфэ, когда они закрыли задвижку денника и вышли из конюшни. Гнеда вспыхнула и покосилась на юношу.
— Он, видно, решил меня замучить. Сказал, что я должна уметь оборонять себя. Небеса, я никогда не чувствовала себя более никчёмной! Фиргалл велел мне нападать на него, хоть раз коснуться… Где там! Сбил меня с ног ещё на подлёте. — Девушка поджала губы, с видимой неохотой вспоминая учение. — Согнал с меня семь потов, и всё без толку. Да и разве девичье это дело? Айфэ, может, хоть ты ему втолкуешь? Проку от меня в маханье мечом никакого, скорей себе вред причиню.
Гнеда с надеждой посмотрела на своего собеседника, но тот приподнял брови.
— По правде говоря, это я подсказал отцу эту мысль.
— Ты? — Она смотрела на него как на предателя.
— Мы с отцом не всегда будем рядом. Нас могут ранить или убить. Это только разумно.
— Я боюсь даже думать о подобном, — содрогнулась Гнеда.
— Тем более. Ты должна знать, что делать, если страх осуществится. Приготовить себя к любому исходу. – Айфэ опустил глаза. — Рано или поздно мне придётся уехать. Я должен буду вернуться домой.
— А я? Что станет со мной?
Юноша сделал нетерпеливое движение руками.
— Ты говоришь, словно это не тебе решать.
— Но Фиргалл…
— Фиргалл лишь собирает тебя в путь. Дорогу ты
