За 70° с. ш. на правом берегу Енисея есть, как я слышал, угольный пласт...» — отмечал в 1860 году академик А. Ф. Миддендорф в своих записках «Путешествие на Север и Восток Сибири».
Вскоре — уже не предположительные, а достоверные — сведения о норильских углях и медной руде привез из путешествия магистр Российской академии Ф. Б. Шмидт. Он описал месторождение, сделал первые анализы руд. Именем Шмидта названа сегодня одна из гор близ города.
Были даже попытки практически использовать «черный камень, который горит» — о нем услышал от местных жителей дудинский купец К. П. Сотников. У подножья горы Рудной он построил заводик и в 1868 году выплавил 200 пудов меди; но заводик вскоре развалился, и богатые горы еще многие десятилетия стояли нетронутыми.
Одиночные поиски от случая к случаю, одиночные эксперименты прошлого столетия...
2 июля 1918 года В. И. Ленин подписал декрет об организации гидрографической экспедиции в моря Северного Ледовитого океана. Был утвержден план исследований Норильского и Печорского бассейнов: уголь был нужен для развития судоходства по северным морям. Одна за другой уходили в поиск экспедиции — Н. Н. Урванцева, П. С. Аллилуева, А. Е. Воронцова.
Долго и трудно добирались геологи до места будущего Норильска. Плыли пароходом по Енисею, часто останавливаясь в пути: рубили лес, запасались дровами — пароход был прожорлив.
Вручную разгружали трюмы у причалов Дудинки, построенных своими руками. А потом, навьючив на оленей лесины и инструменты, шли многие километры пешком по болотистой пустынной тундре, шли на восток все дальше и дальше от берегов Енисея. Шли навстречу земле, где полтора месяца не показывается солнце, где девять месяцев в году — зима с пургами, метелями, морозами; где земля скована вечной мерзлотой.
В 1921 году Николай Урванцев срубил из бревен лиственницы одноэтажный домик в несколько окон. Первый дом Норильска. Он и сейчас стоит, укрытый сугробами, на Горной улице, возле остановки автобуса «Нулевой пикет». Скоро дом этот станет филиалом музея комбината, чтобы навсегда в памяти норильчан осталось то время, когда начинался их город.
Холодные сени, козлы-кровати, крытые оленьими шкурами, столы и скамейки из пиленых лиственничных плах, русская печь, горячая от норильского уголька, — хорошо было возвращаться из дальнего маршрута в единственный — на много километров вокруг — дом. Подкрутив коптящий фитиль керосиновой лампы, геологи склонялись над картами и образцами: они обещали больше, чем можно было предполагать. Медно-никелево-платиновые руды, известняки, гипс, флюсовые песчаники, фосфориты, графит... Был и каменный уголь — своя энергетическая база; запасы его оказались примерно такими же, как в Донбассе, в его первоначальных границах. Металл! Норильская земля могла давать его...
Но как строить за Полярным кругом, за 69-й параллелью, если нет дорог к этим местам, никаких, кроме коротких летних навигаций по Енисею? Даже сейчас, когда самолеты связывают Норильск со многими точками страны, когда железная дорога проложена от города до порта Дудинка, даже сейчас норильчане по привычке говорят: «отправили на материк», «привезли с материка», словно моряки, ушедшие в плавание.
В 1935 году решено было начать освоение норильской земли: страна создавала новую индустрию, она нуждалась в металле. Предстоял серьезный инженерный эксперимент. Все или почти все было впервые: никто и никогда не строил гигантов индустрии на таких широтах, никто не возводил современных, стоящих долгие годы городов в столь суровых краях, как таймырская тундра.
Если взглянуть в синий час полярной ночи на город с Медвежки (так называют норильчане гору, где есть рудник «Медвежий ручей»), то увидишь как бы схему Норильска, нарисованную огнями.
На склоне горы, сразу под рудниками и шахтами, разбросаны огоньки старого Норильска, того, который именовался еще рабочим поселком. Где-то здесь светятся Заводская, Горная — первые улицы... Вот огоньки выстраиваются в цепочку и бегут — от площади Завенягина (имя Авраамия Павловича Завенягина, одного из первых начальников Норильскстроя, носит и комбинат) бегут все дальше вниз, с горы, пока не вливаются в новый Норильск, в Ленинский проспект. Новый город, лежащий на плоской земле тундры, рассечен тремя четкими, почти параллельными линиями огней — Ленинский проспект, Комсомольская и Талнахская улицы. Коротких, поперечных штрихов-улиц не сосчитать. Недвижные в тот час, поднятые в небо, огни кранов оконтуривают город, его северную, западную и восточную границы...
Этот город вырос на вечной мерзлоте. На твердой, как камень, прослоенной ледяными линзами, дышащей неживым холодом земле. Века, тысячелетия не оттаивает она, и холод бережет ее твердь. Но стоит только — самой ли природе, человеку ли, обогреть эту землю, ее поверхностный слой, как она приходит в движение: протаивая, оседает, проваливается; замерзая, вспучивается горбом. В действие вступают силы, обуздать которые невозможно: они корежат фундамент дома, принесшего этой земле тепло, бороздят его стены глубокими трещинами. Так погибли в свое время отдельные здания в Чите, и мосты в Забайкалье, и целых два города в Канаде, родившиеся во время войны. Люди покинули эти города, остались лишь полуразрушенные здания, подточенные и опрокинутые вечной мерзлотой. Как разбушевавшиеся волны моря вздымают и опускают корабль, так и вечная мерзлота противодействует человеку.
Но как все-таки строить на этом коварном грунте, строить так же свободно и надолго, как где-нибудь в средней полосе? Когда норильские градостроители приступали к решению этой проблемы, инженерное мерзлотоведение мало что могло подсказать. Приходилось начинать почти с нуля.
Первые промышленные здания возводили на редких скальных участках. Потому так разбросаны предприятия по склонам гор; колоссальные средства вложены в дороги.
Первые дома Норильска — в два этажа, не выше, — словно забрели сюда случайно: есть в них какая-то беззащитность перед северной непогодой. Строили их почти так, как строят на обычной земле,—и вечная мерзлота многие из них покорежила, разорвала трещинами. Первые многоэтажные дома возводились только на счастливо найденных скальных участках. Но город с единой системой коммуникаций не мог быть разбросанным...
Градостроители задумались: а что, если попробовать вступить в контакт с вечной мерзлотой? Во многих северных городах дома стоят как бы над землей: продуваемое подполье не дает теплу, идущему от здания, «растопить» землю, расшатать природный фундамент. Правда, эти города создавались тогда, когда еще люди не думали, как провести трубы канализации, горячую воду и т. п. Норильск же должен был отвечать всем требованиям современного градостроительства.
Вскоре после того, как решено было работать в контакте с вечной мерзлотой, то есть сохранять ее, поднимая дом над землей на бетонных столбах фундамента, пришло и решение проблемы коммуникаций.
...На широких улицах Норильска между лентами асфальта, там, где положено быть газону (норильчане говорят, что летом есть и газон — зеленые веселые всходы овса и ячменя), на равном расстоянии друг от друга поднимаются бетонные тумбы. Под ними, в земле, проходят двухъярусные железобетонные коллекторы с трубопроводами теплоснабжения, водоснабжения, канализации. Ось коллектора специально отнесена подальше от домов: трубы выделяют тепло. Выходит, не случайно широки улицы в городе... Дома же, напротив, приближены к границе квартала и друг к другу: чем короче вводы коммуникаций, чем их меньше, тем лучше. Зачем лишний раз «беспокоить» вечную мерзлоту? Даже проезжую часть улиц чистят от снега особо тщательно, как добрая хозяйка скоблит пол избы, чтобы ветер крепче выстуживал землю, где проходят трубы.
Норильчане практически решили проблему цивилизации города за Полярным кругом. Ни в Якутске, ни в Воркуте, ни в канадских городах в то время так коммуникаций не прокладывали.
Но ставить точку — все, мол, мерзлота освоена — было рано. Как боялись строить на этом коварном грунте первые высокие, по-настоящему городские здания! Многие из тех, кто приходит сегодня в универмаг «Талнах», помнят, с каким трепетом следили архитекторы и строители за этим домом, когда он уже жил. Стоит год — никаких трещин, стоит два, три года... Город начал расти, но рос еще медленно — трудно было закладывать в мерзлой земле столбы фундамента.
И тогда пришла счастливая, остроумная мысль: не только оберегать вечную мерзлоту, но и заставить ее работать! Мысль эту подсказали строителям теперь уже долгий опыт контакта с мерзлотой и, конечно, новая техника, которой не было и в помине, когда приступали к созданию города.
На практике это выглядит так: бурят скважины в вечной мерзлоте, заливают их песчано-глинистым раствором. Свая, вставленная в скважину, обволакивается раствором и намертво смерзается с грунтом. На сто свай, возвышающихся метра на полтора-два над землей, настилают перекрытие — и можно возводить дом. Вечная мерзлота сама «работает» на фундамент, проветриваемое подполье охраняет «покой» этой земли. Союз с вечной мерзлотой стал естественным, полным, выгодным человеку, не нарушающим никаких особенностей природы.
