В. К. А в Москве когда и как вы оказались?
Н. Б. Сначала меня назначили в Куйбышев начальником вновь созданного объединения «Востокнефтедобыча». Получилось так. В июне 1938 года в Баку проходило Всесоюзное совещание нефтяников, где высказывались руководители и передовики нефтяных районов. Мне тоже предложили выступить. А через пару месяцев вызывает первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Багиров и, угощая чаем, сообщает о новом назначении.
В. К. Насколько я понимаю, тогда начиналось освоение так называемого второго Баку?
Н. Б. Да, в решениях XVIII съезда ВКП(б) было записано: создать нефтедобывающий район между Волгой и Уралом. Именно для выполнения этого ответственного задания меня и направили.
В состав объединения «Востокнефтедобыча» вошли зарождавшиеся тресты – «Башнефть», «Сызраньнефть», «Пермьнефть» и» Эмбанефть». Прибыли квалифицированные буровики из Баку, Грозного, Эмбы. Они не только пробурили первые скважины, получили первые фонтаны «черного золота», но и заботливо обучали вчерашних башкирских крестьян добывать нефть. Масштаб работ был огромный!
В. К. А ведь сегодня об этой странице нашей советской истории, как и о ряде других, почти никто ничего не знает.
Н. Б. Особенно много сил было отдано созданию в Башкирии Ишимбайского нефтяного района, сыгравшего значительную роль в снабжении фронта горючим в период Великой Отечественной войны. Вот говорят, что мы к войне плохо готовились. Неправда. Ускорение индустриализации страны было направлено и на укрепление ее обороноспособности.
Невозможно на словах передать, с каким энтузиазмом работали люди в то время. Я больше всего видел труд нефтяников. Но быстрыми темпами шло также строительство металлургических и машиностроительных заводов, в самые короткие сроки росли новые города…
В. К. Думаю, читателей особо будут интересовать ваши отношения со Сталиным.
Н. Б. Первый раз я встретился со Сталиным в 1940 году – на заседании в Кремле, где обсуждались вопросы развития нефтяной промышленности. Мне было поручено сделать сообщение об обеспечении народного хозяйства горючим в связи с нарастанием опасности войны.
Волновался, конечно. Как себя вести? Как держаться на этом высоком собрании? Но, когда вошел в кабинет, где царила спокойная, деловая обстановка, напряжение спало. Теперь думал только о том, как лучше доложить суть проблем. Ведь известно было, что Сталин не любил многословия.
Во время моего доклада он неторопливо прохаживался по кабинету, внимательно слушал, не перебивая, и лишь когда я закончил, стал задавать вопросы. Они были предельно конкретные: «Какое оборудование вам необходимо? Какие организационные усовершенствования намерены провести? Когда и сколько будете давать нефти?» Речь шла об ускоренном развитии «второго Баку». Решение, как и обсуждение, было очень конкретное.
Потом мне много раз доводилось бывать на совещаниях у Сталина с участием руководителей нефтяных комбинатов и трестов. Ему надо было знать, как развивается отрасль, и в вопросах своих он был дотошен. Мне казалось, что он внимательно приглядывался к каждому специалисту, чтобы определить, кто и как себя проявляет. А свою точку зрения высказывать не спешил.
Только после обмена мнениями, когда убеждался, что решение найдено, подытоживал: «Итак, я утверждаю».
В. К. Вам это нравилось?
Н. Б. Безусловно. На таких совещаниях я учился ответственности в принятии решений. Впоследствии, где бы ни работал, старался внимательно выслушать каждого члена коллегии, других товарищей, да не по одному разу, после чего уже принимал окончательное решение. Иначе как можно? Допущенная руководителем ошибка наносит большой ущерб делу, а если руководишь в государственном масштабе – то и всему государству.
Часто мы бывали удивлены осведомленностью Сталина. Помню, когда Сааков, управляющий трестом «Ворошиловнефть», не назвал новых месторождений, Сталин переспросил:
– Это вдоль афганской границы?
Или, скажем, выступал начальник Краснодарнефтекомбината Апряткин. Сталин спросил его о запасах нефти в Краснодарском крае. Апряткин назвал цифру 150 миллионов тонн. Сталин попросил «расшифровать» запасы нефти по категориям. Когда же тот не смог внятно ответить, внимательно поглядел на него и сказал:
– Хороший хозяин должен знать свои запасы по категориям.
В. К. Назначение вас наркомом нефтяной промышленности состоялось в 1944 году. Это была инициатива Сталина?
Н. Б. Точно не знаю, но ясно, что не без его ведома. Меня он вызвал для беседы только через три месяца. Я тогда набрался смелости и сказал:
– Товарищ Сталин, перед моим назначением никто даже не поинтересовался, сумею ли справиться.
Ответил он так:
– Товарищ Байбаков, мы знаем свои кадры, знаем, кого и куда назначать. Вы коммунист и должны помнить об этом.
А разговор повел о тяжелом положении народного хозяйства в связи с разрухой в освобожденных районах и о топливном голоде. Сразу отреагировал на мое предложение, чтобы некоторые предприятия, производящие военную технику, начали делать буровые станки, грязевые насосы и другое необходимое для нефтяной промышленности оборудование. Среди заводов, которые, выражаясь современным языком, должны были перейти к конверсии, был определен и «Уралмаш».
Между прочим, Сталин в начале нашего разговора задал вопрос, который меня несколько озадачил:
– Товарищ Байбаков, вы думаете, союзники не раздавят нас, если увидят возможность раздавить?
– А как они смогут нас раздавить?
– Очень просто, – ответил Сталин. – Мы создали и танки, и самолеты, и машины. Много у нас захваченной техники. А они же останутся без движения, если не будет нефти, бензина, дизельного топлива. Нефть – это душа военной техники, а я бы добавил – и всей экономики.
Действительно, с увеличением машинного парка возрастали потребности в горючем, а мы добывали нефти всего 19 миллионов тонн вместо довоенных 33 миллионов. Было о чем подумать!
И еще запомнился конец той нашей беседы, длившейся более часа.
Сталин спросил:
– Вот вы молодой нарком. Какими свойствами должен обладать советский нарком?
– Знание своей отрасли, трудолюбие, добросовестность, честность, опора на свой коллектив…
– Все верно, товарищ Байбаков, это очень нужные качества. Но какие все-таки – наиважнейшие?
Я назвал еще несколько и смолк.
А он, коснувшись чубуком трубки моего плеча, тихо проговорил:
– У советского наркома должны быть «бычьи» нервы плюс оптимизм.
Должен сказать, что я на всю жизнь запомнил эти слова Сталина. «Бычьи» нервы и оптимизм особенно мне были нужны, когда в течение 22 лет я находился на посту председателя Госплана СССР. Требовались здесь даже не «бычьи», а стальные нервы, причем из легированной стали. Ну а без оптимизма совсем пропал бы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
