— Вы правы, — кивнул старику мужчина. — Я займусь ею завтра.
— Вам не хочется её изображать? — догадался мистер Арколл.
— Она является чем-то вроде неизбежности, — ответил Джордж. — Кем-то вроде вашего человека с глазами, в которых…
— …плавает дерьмо, — усмехнулся старик и принялся раскуривать очередную сигарету.
— Вот именно.
— Мудрое решение. Если воплотить свой страх в реальность и пристально изучить его, то он теряет силу и власть над вами.
— Теряет силу и власть, — повторил Джордж Сиборн, задумавшись над словами старика.
Возможно, женщина на картине и утратит силу и власть, но от предсказания Джорджу всё равно не отвертеться.
День перевалил на вторую половину, и семья Сиборнов начала собираться в обратную дорогу. Мистер и миссис Арколл пожелали гостям счастливого пути, после чего Джордж сел за руль, Меррил разместилась рядом с ним, Присцилла легла на заднее сиденье, подтянув ноги к себе и включив плеер, а незаконченная картина со всеми предосторожностями была перенесена в багажник.
Дом у озера скрылся за густыми зарослями кустарника, склонившимися над самой дорогой, и машина попала на ухабистый участок, где мужчине пришлось снова продвигаться с минимальной скоростью.
— По-моему, они очень приятные люди, — заговорила Меррил, когда Джордж выехал на асфальтированное шоссе.
— Да, у озера было неплохо, — отозвался Джордж Сиборн.
Женщина улыбнулась. Время от времени Джордж бывал настолько занят собственными мыслями, что его ответы могли показаться нелогичными.
— У них никогда не было детей, — понизив тон, произнесла Меррил. — Миссис Арколл рассказала мне об этом. Мне так её жаль. Не представляю, как бы мы жили, если бы у нас не было Присциллы.
— Да уж, — неопределённо высказался Джордж.
— Знаешь, в детстве у меня была одна безумная мечта.
— Какая же? — наконец-таки включился в разговор мужчина.
— Помогать всем, кто нуждается в помощи. Но с годами я поняла, что это невозможно.
— Иногда мы не можем помочь даже самим себе, не говоря уже об остальных.
На некоторое время в салоне автомобиля воцарилась тишина, нарушаемая лишь равномерным шелестом шин по асфальтовому покрытию и высокими частотами музыки, доносящимися из наушников Присциллы. Впереди разворачивалась серая полоса дороги, похожая на фрагмент из чьей-то незатейливой жизни.
— Как продвигается работа над новой картиной? — вновь обратилась к мужу Меррил.
— Если не возникнет никаких творческих затруднений, через пару дней я смогу показать её Лэнсу Виджену. Думаю, ему понравится.
— Джордж, я так горжусь тобой.
— Неужели ты можешь гордиться безработным мужем, который неожиданно переключился с торгового бизнеса на такое сомнительно занятие как картины?
— У тебя неоспоримый талант, а это очень веский аргумент в твою пользу. Я не раз слышала, как люди, занимаясь всю жизнь одним делом, бросали всё и находили себя в чём-то другом. Может быть, это озарение?
"А может быть, это слепая старуха, которой ты, Джордж, отказал в одной маленькой услуге?" — с горькой усмешкой напомнил о себе Мистер-Я-Знаю-Правильный-Ответ.
— Похоже на то, — согласился с мнением Меррил мужчина. — Раньше я делал то, что у меня хорошо получалось. Но потом подумал, что делать то, что хорошо получается, ещё не значит, что ты сделал правильный выбор. Правильный выбор — это умение прислушаться к голосу собственного сердца, умение расслышать в повседневном шуме его тихий совет.
— Вот поэтому я и горжусь тобой.
Домой они добрались только к вечеру. После того, как были разгружены все вещи, которые Джордж, Меррил и Присцилла брали для пикника, художник остановился во дворе и посмотрел на заходящее солнце. На небе красовалась огромная кровавая рана умирающего дня.
— Джордж, ты идёшь? — окликнула мужа Меррил. — На улице становится прохладно, а ты слишком легко одет. Ещё не хватало, чтобы ты подхватил простуду.
— Иду, — мужчина помедлил, провожая взглядом уходящее за горизонт светило.
И снова очередной день подошёл к концу. Джорджу Сиборну показалось, что в горле застрял сухой комок, мешающий ему нормально дышать. Он попытался проглотить его, но это не помогло избавиться от неприятного ощущения.
— Джордж, ужин почти готов! — опять донёсся до его слуха голос жены.
Почему он никогда не замечал ускользающего времени? Оно, подобно речной воде, лилось на мельничные колёса его жизни, а он даже не пытался воспользоваться им. Теперь же, когда время почти истекло, мужчина начал раскаиваться в собственных ошибках.
— Папочка, мама просит, чтобы ты зашёл в дом! — на веранде появилась дочь. Она приблизилась к отцу и проследила за направлением его взгляда.
— Красиво, не правда ли? — произнёс отец.
— Обычный закат, — пожала плечами Присцилла.
— Да, обычный, но — неповторимый.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Он неповторим, как любое мгновение нашей жизни.
— А мне кажется, что все закаты одинаковые, — ответила девочка.
— Однажды ты научишься видеть их неповторимость, но это в будущем.
— Мама ждёт, — напомнила Присцилла.
Отец обнял дочь и вместе с ней поспешил к столу.
9 дней
Едва проснувшись, Джордж позавтракал и вышел на веранду, чтобы продолжить картину. Сегодня ему предстояла сложная часть работы. Художник уже знал, где и как он изобразит главную героиню, но существовала огромная разница между идеей и её материальным воплощением. Если одна лишь мысль о необходимости воспроизвести на полотне облик незнакомки приводила его в трепет, то действия, способные подарить ей осязаемые черты, пусть даже в качестве фрагмента холста, заставляли собрать в кулак всю волю и решительность.
Со стороны могло показаться, что это не Джордж создаёт полотно, а полотно движет его рукой, словно мужчина оказался в его страшной власти. Возможно, так оно и было, но художник не хотел этого признавать. Он смешивал краски, используя самые тёмные тона, и когда кисть вновь прикасалась к поверхности картины, женщина постепенно, дюйм за дюймом, отвоёвывала свободные участки холма, как будто проступала из тумана небытия.
— Джордж? — мужчина даже не слышал, как к нему сзади подошла жена, поэтому невольно отдёрнул руку от полотна.
— Да? — Джордж Сиборн выглядел усталым, хотя провёл за работой не более часа.
— Прости, что отвлекаю тебя, но мне требуется твоя помощь.
— Конечно, — с облегчением произнёс художник, схватившись за первый удобный повод, чтобы отойти от мольберта. Чем ближе к завершению была вторая картина, тем более сильным магнетизмом она обладала. В какой-то момент ему вообще показалось, что женщина слабо шевельнулась. Он не мог гарантировать того, что на самом деле увидел нечто неопределённое, но, в то же время, у него оставались сомнения в неподвижности холста. Выглядело это так, будто кто-то продавил картину изнутри.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
