— Похоже, императрица выполнила то, что обещала морантам, — тихо произнес Быстрый Бен. — Долгожданный час резни настал. Не думал я, что Дуджек…
— Дуджек знает свои приказы, — перебил его Бурдюк. — Не забывай: Тайскренн сидит у него на хребте, и Однорукий хорошо чувствует когти верховного мага.
— Час, — повторил Калам. — А потом нам прикажут навести порядок.
— Не нашему взводу, — сказал Бурдюк. — Мы получили другой приказ.
Оба соратника уставились на сержанта.
— Ты еще веришь, что от нас не хотят избавиться? — удивился Быстрый Бен. — Знаю я этот приказ: отправиться на тот свет.
— Оставить разговоры! — рявкнул на них сержант. — Об этом позже. Калам, разыщи Скрипача. Нам нужно будет разжиться у морантов кое-какими припасами. Собери всех остальных. Ты, Бен, возьмешь с собой девчонку. Через час жду вас у шатра Железного кулака.
— А ты? — спросил Быстрый Бен. — Ты-то чем займешься?
В голосе мага сержант уловил почти неприкрытую просьбу о поддержке. Маг нуждался в указаниях, а может, ему попросту требовалось подтверждение, что они все делают правильно. Поздновато. И все равно Бурдюк испытывал какую-то неловкость. Не мог он сказать Быстрому Бену столь желанных для того слов: дескать, тяготы позади и положение меняется к лучшему. Сержант опустился на корточки, повернувшись лицом к поверженному городу.
— Чем я займусь? Да вот хочу посидеть и подумать. Я достаточно послушал и вас с Каламом, и Колотуна со Скрипачом. Даже Ходунок успел прожужжать мне уши. Ваши мысли я знаю. Теперь попробую понять, что я сам думаю обо всем этом. Дайте мне побыть одному. И прошу тебя, Бен, забери с собой девчонку.
Быстрого Бена даже передернуло от такого предложения. Спорить с сержантом он не стал, но ему вовсе не улыбалось провести это время в обществе Печали. Впрочем, Бурдюка не заботило, нравится его подчиненному распоряжение или нет. Ему хотелось обмозговать новый приказ, который он получил. Будь сержант человеком верующим, он капнул бы крови в чашу Клобука и воззвал бы к духам предков. Он верил в другое, в чем упорно не желал сознаваться даже себе. Бурдюк втайне разделял убеждение своих соратников: кто-то в империи желал, чтобы от «сжигателей мостов» остались лишь воспоминания.
Итак, Крепыш вскоре останется позади; кошмар с привкусом пепла во рту. Впереди лежал легендарный город Даруджистан, куда им предстояло переместиться. Бурдюка не оставляло предчувствие нового кошмара.
Лошади с трудом волокли телеги, битком набитые ранеными солдатами. Путь то и дело преграждали опрокинутые шатры. Образцовый порядок лагеря малазанских войск был смят. Воздух звенел от солдатских криков, и в каждом отчетливо слышались боль и ужас.
Дырявый Парус медленно пробиралась среди уцелевших солдат, многие из которых находились в полном ступоре, бесцельно бродя взад-вперед. Колесные колеи покраснели от крови. Страшнее всего было идти мимо лекарских шатров — рядом с ними валялись ампутированные руки и ноги. Из шатров и лачуг маркитантов (их за годы осады собралось здесь немалое количество) слышались плач и погребальные песни. В этот день судьба еще раз напомнила им, что война приносит не только прибыль.
А за три тысячи лиг отсюда, в имперской столице Анте, какой-нибудь неизвестный штабной чин возьмет перо и красными чернилами вычеркнет Вторую армию из списка вооруженных сил империи. Потом он возьмет другое перо и мелким почерком сделает краткую пометку: «Контингент Второй армии погиб при осаде города Крепыш, что случилось в конце зимы 1163 года сна Берны». Эта строчка окончательно подведет черту под жизнями девяти тысяч мужчин и женщин. А потом о Второй армии забудут.
От этой мысли колдунья поморщилась.
«Не все забудут», — тут же подумала она.
«Сжигатели мостов» что-то подозревают, что-то страшное, о чем не хочется даже думать. Внутри вновь закипел гнев, перемешанный с желанием отомстить Тайскренну за предательство и гибель Калота. Колдунье хотелось выйти с ним на поединок, но она знала: эта мысль отбушует и погаснет, иначе… иначе дуэль с верховным имперским магом обеспечит ей быстрый переход через ворота Клобука. Праведный гнев свел в могилу очень и очень многих.
Ей вспомнилось изречение, которое любил повторять Калот: «Сколько ни тряси кулаками, а погибших не вернешь».
С тех пор как колдунья перешла на службу Малазанской империи, она насмотрелась достаточно чужих смертей и пролитой крови. Но тогда она хотя бы не ощущала своей вины. Чувство своей непричастности было спасительным якорем, за который она держалась многие годы. Перед мысленным взором колдуньи вновь и вновь появлялась груда пустых доспехов на вершине обожженного холма. Эта картина вгрызалась ей прямо в сердце. Ведь те солдаты бежали к ней; у нее они искали спасения от всего, что обрушилось на равнину. Только напрасно: смерть ждала их и на холме. Тайскренну было наплевать на своих, но ей — боевой колдунье Второй армии — нет. Эти люди не раз дрались с остервенением бешеных собак, спасая Дырявый Парус от гибели. Но нынешнее сражение отличалось от прежних: сегодня сражались не солдаты, а маги. «Услуга за услугу». Выходит, она их обманула. Колдунья знала: все уповали на Вторую армию; все верили, что уж Вторая-то непременно найдет выход из любого положения. Солдаты имели право на надежду. И на спасение.
Потом чувство вины отступило под напором доводов рассудка.
«А если бы я пожертвовала собой? Если бы вместо спасения своей шкуры прикрыла силой своего Пути этих несчастных?»
Доводы рассудка хороши, когда сражение отгремело. А когда вокруг жарко, разум уступает место интуиции. Звериному инстинкту самосохранения. Закон войны: в битве гибнут прежде всего те, кто думает о других.
Остаться живой, хотя и терзаемой угрызениями совести, — совсем не одно и то же, что умирать с сознанием выполненного долга. Наконец Дырявый Парус нашла спасительную мысль: ее самопожертвование подарило бы тем солдатам лишь несколько дополнительных минут жизни, отсрочив их гибель. С этой мыслью Дырявый Парус вошла внутрь, плотно задвинула полог шатра и остановилась, оглядывая свои пожитки. Немного она успела приобрести за двести девятнадцать лет жизни. Деревянный шкафчик, где хранились магические трактаты, посвященные Тюру — магическому Пути Света, ее Пути. Помимо замка шкафчик был огражден от чужих посягательств особыми охранными заклинаниями.
Книги да кое-что из алхимических вещиц, расставленных на столике у койки. Сейчас они показались колдунье игрушками, которые дети бросили, не успев доиграть. Совсем чужие, словно и не ее. Как будто все это принадлежало другой женщине, той, что была моложе ее и еще не рассталась с тщеславием. Только Фатид — колода Драконов — была ее вещью. Только эти деревянные карты, которым она улыбнулась, будто старым друзьям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
