— Вот что, — сказал он, закончив хохотать и в упор глядя на Заблукаева, — приходите-ка с утра. Как вас зовут?
Заблукаев назвался.
— Ну, чего там Павлович, — отмахнулся Горфинкель. — Вот подрастете — станут вас по имени-отчеству величать. А пока попробовать вас нужно. Сколько рукописей удалось привезти?
— Целый чемодан.
— Большой?
— Большой.
Горфинкель презрительно покачал головой.
— Одурели они там совсем. В мои времена такого бы не позволили. Пропустить целый чемодан рукописей! Ну, расскажете все завтра, а сейчас мне нужно работать.
— Так вы меня берете? — спросил Заблукаев жадно.
Горфинкель метнул в него испепеляющий взгляд.
— Это что за разговоры! — крикнул он. — Приносите завтра ваш чемодан. Я буду вас читать!
ГЛАВА ЩЕДЬМАЯ
«Полядок».
Вот как писать нужно! Рожнов еще раз с удовольствием пробежал глазами готовое представление в Исправительный комитет Управы, подмахнул его и завизировал личной печатью. В комитете проблем не ожидалось: председателем недавно был назначен Николай Теплов, одноклассник Рожнова и такой же сторонник языковой реформы. За последние два месяца еще ни одно представление от Рожнова или другого члена Совета логопедов при Высокой Управе не было отклонено Исправительным комитетом. После комитета представление шло в министерство образования, где становилось циркуляром. Циркуляр направлялся в школы.
Членом постоянной проверочной комиссии Рожнов проработал два года. Это были годы чередовавшихся малых побед и поражений — противодействуя друг другу, Рожнов и Страхов тянули кандидатов каждый в свою сторону: один — в Партию, другой — на речеисправительные курсы. А потом произошло ожидаемое: скончался Бронислав Сусоров, бывший министр обороны, которого за год до этого избрали генерал-прокурором. Сусоров был компромиссной фигурой, избранной на пике оголтелой борьбы за власть между двумя управскими фракциями. Во главе одной стоял Виталий Мезенцев, главный логопед страны и выходец из семейства Мезенцевых, потомственных главных логопедов. Другую фракцию возглавлял член Управы Валерий Павлов, министр юстиции, которого поддерживала Партия. Подковерная борьба продолжалась почти месяц, пока генерал-прокурором не избрали Сусорова, который устраивал всех. Дряхлый и больной, он даже не мог присутствовать на заседаниях Управы и почти все время проводил в Особой клинической больнице. Фактически страной управлял помощник Сусорова, полковник Якунов, близкий Мезенцеву. Главный логопед многим и виделся самой логичной кандидатурой в качестве преемника Сусорова. На него возлагала надежды наиболее консервативная часть логопедов — те, что выступали за ужесточение орфоэпического законодательства, чистку своих рядов от либералов и сторонников языковых реформ. Как логопед Мезенцев был известен в качестве жесткого противника изменения законодательства. На посту главного логопеда страны он прославился тем, что сумел отправить в отставку Стукалова, тогдашнего министра образования, который много лет был костью в горле у логопедов. Более того, Мезенцев добился возбуждения уголовного дела против Стукалова по факту превышения должностных полномочий. Это снискало Мезенцеву репутацию душителя-ультраконсерватора среди либерально настроенных логопедов и вызвало восторг в консервативной среде. Мезенцев был назначен главой правительственной комиссии по организации и проведению похорон Сусорова, что практически определяло исход выборов нового генерал-прокурора.
Однако за день до похорон 59-летний Мезенцев скоропостижно скончался в своем кабинете от сердечного приступа.
Мало кто осознал тогда, что страна оказалась на распутье. Очень немногие знали, что в Партии и среди логопедов царит раскол, что наверху идет лютая борьба кланов и фракций и что разброд и шатания укоренились в самых трезвомыслящих головах. Разумеется, знало об этом партийное руководство, знали и высшие чины логопедов. В числе таких немногих суть происходящего понял Рожнов. Незадолго до того у него установились довольно близкие отношения с одним из членов Управы, Владимиром Куприяновым, курировавшим науку. Вместе они ездили на охоту, Рожнов часто гостил на даче Куприянова. К тому же они были сверстниками. Куприянов не примыкал ни к одной из враждующих управских партий и пользовался поэтому авторитетом у обеих. В этом человеке, гораздо более искушенном в партийной борьбе, чем казалось на первый взгляд, Рожнов обнаружил последовательного приверженца идеи свободного развития языка, снятия всех административных и правовых препон на пути этого процесса. Они много беседовали на эту тему и нашли друг в друге самое горячее понимание. Чем больше они общались, тем больше утверждался Рожнов во мнении, что Куприянов, которого в стране мало кто знал, сейчас на взлете.
Так что Рожнов лишний раз порадовался собственной проницательности, узнав, что главой правительственной комиссии по организации похорон Сусорова назначен именно Куприянов. По-видимому, эта кандидатура устраивала все воюющие управские фракции. Когда через пару недель чрезвычайный пленум утвердил Куприянова на посту генерал-прокурора, новостью это стало только для народа. На разных уровнях власти о грядущем назначении уже знали и гадали, чем это может для всех обернуться. Сходились в одном: новый генерал-прокурор станет вмешиваться в вопросы языка не более своих предшественников. Это подтверждалось и отсутствием громких отставок после выборов. «Тихое назначение», — так было воспринято это событие людьми во власти, и все взгляды обратились к пустующему месту главного логопеда.
Тут интрига была гораздо острее: главный логопед избирался тайным конклавом, который состоял из двенадцати членов Совета логопедов. Им мог стать только прямой потомок первого логопеда Мезенцева, обязательно мужчина не моложе 35-ти, с опытом работы не менее 10 лет. На практике, однако, на эту должность избирались люди в возрасте, с заслугами. «Кто это будет?» — гадали все и раз за разом перечисляли подходящих кандидатов: младшего брата Мезенцева и еще четверых носителей фамилии, представителей боковых ветвей семейства. У самого Виталия Мезенцева детей не было.
Результаты конклава буквально оглушили всю касту. Новым главным логопедом стал Александр Ирошников, потомок Леонида Мезенцева по материнской линии, магистр биологии и главный логопед одного из столичных округов. В среде коллег у него была репутация либерала, он открыто поддерживал идею о языковой реформе, поэтому немедленно после объявления результатов выборов разразился скандал, разумеется, только внутри касты: представители консервативного крыла не пожелали признать результатов выборов. Выяснилось, что либералов среди двенадцати членов Совета было большинство — аж восемь человек. Самым неприятным для консерваторов было то, что все эти восемь человек были назначены в Совет покойным Мезенцевым строго на основании их заслуг и ценного опыта. Протесты, однако, затихли довольно быстро, особенно после того, как новоизбранный главный логопед снял с должностей самых рьяных протестантов. А Рожнов осознал, что у него появился уникальный шанс.
С Сашей Ирошниковым он отношений никогда не терял. Как и предрекал давно покойный Петр Александрович Рожнов, Сашины земские увлечения скоро прошли, и он вернулся в город, где семья быстро помогла ему устроиться на хорошую должность. С тех пор он рос по службе, хотя и не так быстро, как Юра. Но за ним было происхождение, голубая кровь, о чем сам Ирошников всегда отзывался с насмешкой. Либеральных взглядов Саша никогда не скрывал, а консерваторов из числа логопедов просто не замечал: все-таки аристократ в нем чувствовался.
Рожнов позвонил ему сразу же, как только узнал о его назначении. Ирошников был, как всегда, вдумчив и серьезен.
— Такое же поведение иногда встречается у представителей животного мира, — сказал он. — Например, копытные избирают себе лидеров не из числа общепризнанных, а руководствуясь критериями спасения вида. Возможно, и тут без этого не обошлось. Наше стадо, похоже, о чем-то задумалось.
— Что с Советом собираешься делать? — напрямик спросил Рожнов.
— Там открываются четыре вакансии, — так же прямо ответил Ирошников.
— Палтусы небось скачут от восторга, — заметил Рожнов, скрыв радость.
— А чего им не скакать? Они свой интерес видят. Только что Куприянов звонил, поздравлял.
— А! Ну, есть с чем.
— Ты, говорят, его знаешь неплохо?
— Да. Мужик он хороший оказался.
— Иногда обнаруживается такая аномалия среди членов Управы.
Они помолчали.
— Ну, ты, значит…— сказал Рожнов.
— Я понял, Юра, — перебил Ирошников. — Это хорошо, что ты позвонил. До скорого.
И действительно, очень скоро Рожнова вызвали в Управу — главный логопед выдвинул его кандидатуру на одно из освободившихся мест в Совете.
