Даже в предложении саперу существовал подвох. Его немецкие коллеги заранее заготовили сетчатые щиты из металла для труднопроходимых мест. Остается надеяться, что на большой участок их не хватит.
Как хорошо умеют планировать, суки!
Необходимо ответное гибкое решение и Ненашев упорно искал его, облазив назначенный участок, отмечая, где надо расположить пулеметную позицию, где – наблюдательный пункт, какой ориентир пристрелять в первую очередь.
Ничего он пока не нашел, кроме очередных приключений на вечно многострадальное место.
Два бойца в зеленых фуражках переглянулись. Шедший к границе одинокий командир, то ложился на землю, то пытался встать повыше, высматривая что-то на нашей и немецкой стороне. Заявок на мероприятия военные сегодня не дали, значит стоит брать.
Предварительно подождав, пока подозрительный капитан не влезет в запретную зону на десяток метров, Ненашева прихватил пограничный наряд[99].
*****
«М-да, это явный залет!», — думал Максим, выслушивая напористые обвинения. Действительно, батальон не имеет номера. Хорошо хоть он в кадрах успел встать на учет, желая питаться за казенный счет и по ценам военторга в столовых. Ходить в кабак каждый день – перебор.
Впечатление у Ненашева от вязавших его «погранцов» осталось хорошее, несмотря на пару квалифицированных тумаков, полученных исключительно по дурости. Не надо было лезть со шпагой в мясорубку и пытаться «качать права». Надо считать, повезло – связав, они могли уложить его и в специальный мешок из толстого брезента, зашнуровав, словно ботинок[100].
«Да уж, ликует пионерия, сегодня в гости к вам пришел Лаврентий Палыч Берия», — мысленно пропел «очкастый» задержанный и мило улыбнулся младшему лейтенанту, вызывая у того очередной приступ ярости. Ну вот, меня снова обозвали наймитом международного империализма и германским шпионом. Хорошо, хоть не парагвайским, или… рядом есть еще одна замечательная страна…
Отношение к лазутчикам нравилось. Лампа, направленная в лицо, и бодрящие толчки в область печени, привели Ненашева в восхищение, и он его выразил, насколько это было возможно, с разбитой губой. В ответ дознаватель готов уж был от злости перекусить ручку, которую, словно вентилятор, он вертел сейчас в руках.
Ну, не понять, где тут правда, а где ложь. Сбивает капитан ответами с толку. — Э-э-э «гражданин» следователь, — имитируя акцент частого покупателя кефали на Староконном рынке, что расположен на Молдаванке в городе Одессе, начал Максим, — у вас есть все для последующего опознания моей личности. Даже пока не погребенного тело. Мне будет очень грустно – капитан потрогал бровь – иметь завтра такой вид перед бойцами Красной Армии. Да, кстати, меня покормят? Это шанс, что я немедленно, искренне начну сотрудничать со следствием. По другому разговор не получится.
Младший лейтенант чуть не подпрыгнул, от такой наглости, а Максим подумал, что когда его выпустят, он обязательно наденет на шею «гражданину начальнику» табуретку ножками вверх.
Отвечать на одни и те же вопросы по шестому кругу ему надоело. Точнее, перестало забавлять. Эту методику допроса он знал, и каждый раз добавлял чуть больше, вызывая радость гончей у дознавателя, но еще больше запутывая ситуацию. Неужели, он не понимает?
После тарелки каши, Ненашев получил увесистый подзатыльник за невинный вопрос «про компот». Панов неудачно съерничал, забывая, что дразнить дознавателя в этом времени чревато. Битие тут самый популярный метод следствия, и не ему его менять.
Зато, перед тем как расписаться в протоколе допроса, Максим мстительно везде вычеркнул слово шпион, дописывая сверху «разведчик» и попутно выражая желание продолжить давать показания, но исключительно в письменной форме.
Панов знал, почему его комбата трясет человек из НКВД в зеленой фуражке, желая завести дело. В тридцать восьмом году при каждом отряде создали разведотдел, которому можно вести разведку и допросом и опросом. Следствие по делам контрабандистов, бандитов… и (отдельная задорная песня) находящихся под их неусыпным контролем таможенников[101].
До утра капитана поместили в одиночную камеру. Всучили ученическую тетрадь и половинку химического карандаша, строго предупредив: пропадет хоть один листик – пусть пеняет на себя.
Младший лейтенант не сомневался, что разоблачил опытного врага, одно его имя в сочетании с фамилией чего стоило.
Стоявшему на посту пограничнику наказали постоянно заглядывать в маленькое оконце, проверяя, как ведет себя нарушитель режима границы.
«Хоть подумаю в спокойной обстановке», — капитан начал портить первую страницу в тетрадке, затейливо выводя разными шрифтами матерные слова и ехидно думая о бойце за дверью, как о часах с кукушкой.
Суровое лицо опять появилось в форточке. Ух, ты! Страшно, аж жуть!
Он достал из кармашка сапога бритву и начал очинять карандаш. Спустя три минуты к нему ввались всем кагалом и, чуть ли не крутя руки, отобрали опасную вещь, переругиваясь на тему – кто доложит.
«Свободу попугаям! Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет Вовка, пусть всегда буду я! Эй, Саша, какой к черту Вовка? Кто служил любимым рабом на галерах?»
Комбат вздохнул и мысленно вернулся в поле, вновь начиная перебирать варианты. Что, вести упорный бой до конца?
Так немцы его комариный укус особо не заметят. И увести людей с позиции заранее Панов не мог, каждый его боец должен персонально расписаться: «без приказа свыше дот не покину».
Саша вспомнил про поляков, про адрес в Москве, про возможности хозяев кутузки, где ему так хорошо сейчас сидится. Про немцев, малыми «тургруппами» ходящими по Бресту. Подумал и про Манина, его саперов и воентехника.
Все шпионом его норовят обозвать? А почему бы не попробовать раскачать ситуацию? Московским засланцем его числят, так, может… того? Как там вещало армянское радио: давний агент германской и австро-венгерской разведки, и заодно британской агент.
Панову не верилось, что все здесь плохо.
В том же Перемышле, утром следующего дня так вдарили по немцам, что командир наступавшей на город пехотной дивизии в истерике запросил помощи.
Шутка ли, второй день войны, гудят фанфары и берлинцы, а большевики нагло выкидывать победоносных солдат из окон, разбивая их черепа, словно яйца о вымощенную брусчаткой территорию рейха!
На второй день войны русские ворвались в немецкую часть города.
А утром, 22-го июня, пятеро пограничников долго удерживали железнодорожный мост. Не молчали и доты. Тот первый секретарь, не растерялся, не сбежал, а сколотил, наверное, самое первое народное ополчение из граждан-«восточников».
Очень причудливо там легла карта.
Приведя себя в порядок, советские войска хорошо досадили немцам. Отступили организованно и по приказу, семьи командиров взяли с собой и ухитрились с боями пройти девятьсот километров, нагоняя фронт.
Через полтора месяца в районе Умани измотанный отряд комдива Снегова немцы разбили, а раненого генерал-майора взяли в плен. Орден Красного Знамени он получит после войны.
«Черт, все гораздо серьезнее», — отрезвил себя Панов.
Здесь направление главного удара. Как бы ни суетился здесь одинокий комбат, пусть и с целым батальоном, немцы компактной, плотной массой обязательно пробьют дорогу на Минск.
Но Саша помнил, кто что говорил и делал. Надо поискать людей, которые не растеряются, а смогут подняться над обстоятельствами. Делать это придется втайне от начальства.
*****
Утром наградой дознавателю стала искренняя благодарность Ненашева, но делать из пограничника кактус комбат передумал. Настойчивый и упорный человек далеко пойдет.
Часов в восемь несостоявшуюся надежду всех разведок империализма освободил старший лейтенант Суворов, лично подтвердив, что знает капитана.
Максим с радостью пожал руку начальнику штаба, а затем долго тряс лапу младшему лейтенанту, восхищаясь качеством работы и методами следствия.
Улыбающемуся человеку пограничник зря поверил, и опасно крепко пожал Панову руку, который, улыбнувшись, начал петь дифирамбы.
Ему бы еще бы немного на него надавить, и Максим открыл секрет, как из таракана сделать изюминку. И вообще, пусть дознаватель и дальше растет над собой. При его энергозатратах и изучении опыта испанской инквизиции пыток могло бы стать на сорок процентов больше. Возьмем, например, их специальную колоду…
Пограничник слушал, бледнел лицом и приседал все ниже и ниже, очарованный словами комбата. А когда Ненашев, милостиво закончил, он стремительно бросился к бочке с холодной водой, остужать раздавленную ладонь.
Глядя вслед, капитан грустно подумал, что столкнись он с профессионалом, так легко бы не отделался. Одни очки с простыми стеклами немедленно вызовут множество вопросов.
