Но в ее спальню шагнул Оуэн, и она быстро спрятала книжку за спину, смущенная и пораженная, не понимая, зачем он пришел к ней в такой час.
Заметив ее смятение, он истолковал его по-своему.
— Судя по всему, — сказал он, подходя к кровати, — вы читали что-то такое, что мне не следует видеть.
«Правильно подумали», — сказала Ким про себя.
— Вероятно, это одна из тех дешевых книжек в обложке с соблазнительными картинками, которые совершенно не дают представления об их истинном содержании? Вы поэтому спрятали ее?
Предприняв жалкую попытку рассмеяться, девушка покачала головой.
— Тогда почему вы ее от меня прячете?
— Я вам нужна зачем-нибудь?
— Не уводите разговор в сторону, мисс Пейтон. Вам не удастся отвлечь меня. — Он протянул к ней руку. — Позвольте? Обещаю, я не стану вас презирать за ваши литературные вкусы.
Она протянула ему книгу — другого выхода не было. Прочитав заглавие и имя автора, Оуэн, нахмурившись, взглянул на Ким.
— «Листья травы» Уолта Уитмена? Так вот что вы читаете? Странно.
Как она могла ему ответить, не выдав своего секрета — своего самого главного секрета? Она пожала плечами:
— Просто он мне нравится.
Оуэн полистал страницы, и одно стихотворение, видимо, привлекло его внимание, потому что он, молча прочитал его от начала до конца, потом уселся на стул.
— Да, — протянул он, — очень актуально. Хотите, я прочту вам вслух? — И, не дожидаясь ее согласия, начал декламировать:
Мы встретились недавно, и вас влечет ко мне?Тогда позвольте вас предупредить —Я не таков, каким кажусь вам с виду,Во мне вы идеала не найдете.Не думайте, что будет вам легкоЗавоевать мою любовь и верность.
— Что скажете, мисс Пейтон?
Она отвела глаза, щеки ее пылали. Он продолжил читать:
Не думайте, что дружба наша будетНеомраченным счастьем — без изъянов.
— А вы что думаете, Ким?
Меня вы мните преданным и верным?Но это лишь фасад, доступный глазу,Галантных и услужливых манер.Вам кажется, должно быть, что пред вами —Герой, достойный рыцарь из легенд?А вы не думали, что это все, быть может,Лишь магия, иллюзия — и только?
Закрыв книгу, он тихо спросил:
— Так что вы на это скажете, Ким?
— Слишком много вопросов, мистер Ланг, — прошептала она, — как я могу ответить на все сразу?
— Очень просто. На некоторые можно ответить «да», на другие — «нет».
Она попыталась перевести разговор в другое русло:
— А вы всем своим домработницам задаете такие вопросы, мистер Ланг?
— На это я могу ответить определенно. Нет. Никто из моих домработниц не читал Уолта Уитмена.
Она улыбнулась:
— Тогда, наверное, вряд ли справедливо ждать, что я стану отвечать на ваши вопросы, не так ли?
— Отлично сказано, мисс Пейтон! — Он отдал ей книгу. — Тем не менее, мне очень хотелось бы услышать ответы на эти вопросы. — Когда он передавал ей книгу, из нее выпал листок бумаги.
Она нагнулась было за ним, но Оуэн оказался проворнее.
— А это что такое? Тоже стихотворение? Надеюсь, не Уолт Уитмен? А, нет, на этот раз англичанин — Роберт Хэррик. — Он прочел его про себя и пристально посмотрел на нее. — Интересно, о каком счастливце вы мечтали, когда так трудолюбиво списывали это любовное признание в стихах? — Он процитировал:
Любовь и жизнь моя, любя,Хочу сгореть!И жить готов я для тебя,и умереть!
Он отдал ей листок.
— Значит, в вашей жизни есть дорогой вам мужчина?
— Пока нет. — Ким быстро сунула листок между страницами книги. — Я же вам говорила, у меня несколько приятелей. Просто мне показалось, что это замечательное стихотворение, вот и все.
— Наверное, надеетесь в один прекрасный день встретить человека, который готов будет повторить эти строки вам?
— Кто знает, — уклончиво ответила Ким.
— А может, вы его уже встретили? Нет? Ничего, — он говорил фальшиво сочувственным тоном, — не оставляйте надежды. Вы еще сможете встретить такого мужчину. Хотя в вашем возрасте — вам ведь двадцать девять, не так ли? — он скептически приподнял бровь и улыбнулся, — вам стоит поторопиться, время не ждет.
— Я вам зачем-то нужна? Скажите, пожалуйста, зачем вы меня искали… — обреченно спросила девушка.
— И убирайтесь? — Оуэн улыбнулся. — Хорошо, я понял. Я понимаю намеки даже моей «необразованной» домработницы. Послезавтра ко мне придет один моей коллега с работы. Нам нужно с ним обсудить кое-какие дела. Вы не могли бы приготовить нам ужин?
— Конечно.
— Хорошо. Спасибо. — Он неторопливо подошел к книжной полке и внимательно оглядел корешки. — Так-так. Моя невежественная, полуобразованная домработница явно тяготеет к классике. Ричардсон, Филдинг, Чосер — да еще на староанглийском. Самуэла Джексон, Джейн Остин, Джордж Элиот, сестры Бронте, не говоря уж о поэзии и драматургии всех времен и народов. — Он повернулся к ней, его брови были насмешливо изогнуты, взмахом руки он указал на содержимое книжной полки. — Вы что, сделали набег на букинистический магазин и набили целый чемодан книгами, потом притащили их сюда и поставили на полку, в надежде произвести на меня впечатление своей мнимой ученостью?
Ким молчала — а что еще ей оставалось?
— Впрочем, — не переставал насмехаться он, — если бы ваша полка была уставлена научными трудами, может, вы и произвели бы на меня впечатление. Если бы вы имели склонность к точным наукам, я мог бы даже взять назад свои слова о том, что никогда не женюсь на своей домработнице. Больше того, если говорить о физической привлекательности, — он говорил очень тихо, словно себе самому, — вы были бы воплощенной мечтой. — Он не сказал, чьей мечтой. Голос его вдруг посуровел. — Но в одном я уверен — моя дочь, когда она подрастет, будет заниматься наукой. Никаких этих ваших литературных глупостей я ей не позволю.
— Но мистер Ланг, — Ким села на кровати, выпрямив спину, в ужасе от его догматического подхода к образованию дочери, — вы же не можете решать это за нее. Как вы заранее можете знать, в какой области у нее окажутся способности?
— Ее способности, мисс Пейтон, будут, черт меня возьми, в области точных наук! Возражений я не потерплю. Я уже все решил.
— Но мистер Ланг, может быть, она захочет стать художником, или преподавателем английского, или историком. Ведь может быть так, что у нее нет таланта к науке…
Слова Ким разозлили Оуэна не на шутку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
