– Я постараюсь приложить все усилия, чтобы оправдать ваши ожидания! – твердым, решительным тоном заявила девушка.
– Вот и прекрасно, я сейчас же отправлюсь к матери Одиль, – мадам Совиньи не любила откладывать исполнение принятого решения. – А тебе надо подумать, как разумно потратить наследство – его должно хватить на путешествие, нарядные платья и на то, чтобы прожить до того, как устроишься на хорошее место.
Через три недели пришло письмо от мадемуазель Меньян с любезным согласием помочь своей юной соотечественнице. Новые наряды были сшиты и тщательно упакованы, дилижанс заказан, и Марианне оставалось только проститься с родными перед дальней дорогой в неведомую жизнь в новой стране.
Она еще немного полистала дневник, улыбаясь и хмурясь попеременно, пока наконец на ее хорошеньком личике не застыло выражение задумчивой грусти.
Что же делать с дневником теперь, когда она уезжает в Англию? В пути багаж может затеряться, а дорогие ей записи – попасть в чужие руки, а этого Марианна хотела меньше всего – слишком много ее девичьих секретов хранила эта небольшая книжица в зеленом кожаном переплете.
Оставить дневник дома не менее опасно – ее младшая сестра Софи уже не раз пыталась проникнуть в тайны сестрицы, и только бдительность Марианны каждый раз спасала дневник от обнаружения неуемной девочкой в одном из потайных местечек.
Оставалось только одно – уничтожить книжицу.
Что ж, у нее начинается новая, самостоятельная жизнь, и этот романтический жест вполне можно счесть прощанием с детством. Символично и наверняка наилучшее решение проблемы для практичной девушки, склонной иногда к театральным приемам. Ласково и словно бы извиняясь Марианна провела рукой по потертой зеленой коже обложки, взяла дневник и направилась в единственное место в доме,- где регулярно топилась печь, – в кухню.
Все остальные комнаты отапливались только в случае сильных холодов, но в теплом климате южной Франции они редко угрожали гостиным и спальням местных жителей.
Марианна прекрасно знала, что в это время застанет у плиты только одну кухарку Луизон, которая исполняла свой ежедневный ритуал – в перерыве между приготовлением завтрака и обеда почтенная женщина позволяла себе пару десятков минут поблаженствовать за большим кухонным столом в обществе только что испеченных пончиков.
Марианна и Софи неизменно являлись в кухню, чтобы налить стакан молока и выпросить у Луизон свежий пончик – растущим организмам не хватало того скромного завтрака, который был заведен в доме их матерью.
Когда Марианна вошла в обширное низкое помещение в цокольном этаже дома, Луизон как раз откусывала от пончика и только кивнула девушке в сторону блюда, стоявшего на полке за ее спиной. – Софи уже была здесь? – осведомилась Мари анна на всякий случай.
Луизон так же молча кивнула, не переставая же вать, – мадам потратила несколько лет, пытаясь отучить ее говорить с набитым ртом.
Пряча книгу в складках платья, Марианна не спеша обошла сидящую за столом кухарку, одной рукой взяла с блюда пончик, а другой небрежным жестом бросила дневник на кучу угля, горевшую в печи в ожидании кастрюли с рагу, которым Луизон собиралась сегодня потчевать семью Совиньи.
Поблагодарив Луизон улыбкой и ласковым словом, Марианна так же неторопливо вышла из кухни, чувствуя, как с души у нее свалился груз – теперь ей не надо будет постоянно придумывать новые тайники для дневника. А на новом месте, как только у нее появится постоянное местожительство, она заведет новый – слишком уж она привыкла за-i (исывать свои мысли, это помогало ей увидеть описываемые события как бы со стороны и принять, в случае надобности, обдуманное решение.
Едва Марианна успела подняться по лестнице, как в кухню с умильно-жалостливым лицом проскользнула четырнадцатилетняя Софи. Недовольная тем, что ее снова отрывают от заслуженного отдыха, Луизон нахмурилась, и Софи, сложив ладошки перед грудью, умоляюще зачастила:
– Ах, Луизон, пожалуйста-пожалуйста, можно мне взять еще один пончик! Ко мне внезапно'забежала Одиль, и я отдала ей свой.
Софи была любимицей кухарки и прекрасно пиала об этом. В отличие от сестры, похожей на мать необыкновенно, за исключением вьющихся полос, а следовательно, выглядевшей больше англичанкой, иностранкой в глазах Луизон, Софи походила больше на отца и являлась истинной маленькой француженкой.
Сменив гнев на милость, Луизон так же, как и несколько минут назад ее сестре, кивнула Софи и вернулась к своему занятию.
Подскочив к блюду с пончиками, Софи уже собралась прихватить не один, а два (на самом деле предлог с Одиль был надуманным, и она хотела угостить симпатичного мальчишку из зеленной лавки), когда ее быстрые темные глазки углядели на куче угля в печи какой-то необычный предмет.
– Луизон, ах, Луизон, что это у тебя горит? Похоже, какая-то книга! Разве можно сжигать книги, нам что, не хватает угля?!
На этот раз Луизон пришлось-таки прервать чаепитие и подняться из-за стола. Она подошла к Софи и с недоумением уставилась на содержимое очага.
– Верно, книга. Не иначе, мадемуазель, это ваша сестрица положила ее, когда давеча зашла за пончиком. Видно, так и надо, может, это непристойная книга, и лучше ее сжечь.
Но Софи уже углядела на только что занявшейся странице знакомый почерк. Логадка заставила ее едва не подпрыгнуть на месте и начать трясти кухарку за рукав:
– Луизон, я знаю, что это за книга! Ее подарил Марианне поклонник, который ей не нравится. Прошу тебя, достань ее, пока не сгорела совсем! Ах, Луизон, ну скорее же!
– Но зачем доставать, если она не нужна вашем сестре? – бедная женщина иногда не могла понять этих мадемуазелей – что поделаешь, иностранная кровь.
– Ей не нужна, а я почитаю. Ты же знаешь, как книги дороги, мне покупают их так мало, да и то только нужные для учения. Боже мой, обложка почти сгорела, сейчас загорится все внутри, да сделай же что-нибудь, Луизон!
Кухарке ничего не оставалось, как исполнить прихоть своей любимицы. Кочергой она торопливо выгребла книгу из очага, оставив на металлической решетке, на которой обычно сушилась мокрая обувь обитателей дома.
– Не думаю, чтобы она сильно попортилась, обложка толстая и защитила бумагу, хотя прочесть можно будет далеко не все, – заметила она, тряпкой сбивая пламя с книги.
– Ничего, я ее отчищу и додумаю то, что сгорело. Будет еще интереснее, – тут же нашлась Софи, желая поскорее унести книгу, пока кухарка не разглядела рукописные страницы.
– Осторожнее, мадемуазель Софи, обожжете пальчики, да и платье запачкаете, – причитала Луизон над своей любимицей.
