— Спасибо за сегодняшний день. За… всё, — роняю тихо.
Себе ли в оправдание за содеянное, или же для него.
Не важно.
Думаю ли я в этот момент о последствиях?
Однозначно нет.
Но понимаю, на что иду, лишь после того, как мозолистая ладонь, за которую хватаюсь, ответно сжимает мою. Гораздо крепче, нежели я сама. Не оставляя возможности закончить и забыть произошедшее. Привлекая к мужскому телу фактически вплотную.
— А ведь это был твой шанс, — хрипло выдыхает Кай.
Если и был, то сейчас не остаётся. Едва ли я способна избавиться от того капкана, в который он заключает меня, впечатывая спиной в железо. Позади — машина. Впереди — жалкая толика воздуха, отделяющая меня от него. Ничего больше нет между нами. Мы опасно близко. Друг к другу. И к той грани, где не существует никаких запретов и условностей. Я вновь чувствую его дыхание на своих губах. В горле пересыхает в считанные секунды.
— Шанс?
— Да. Шанс. Избавиться от меня.
Слова совсем не задерживаются в моей памяти. Вся моя реальность — напряжение, что пронизывает и бьёт наотмашь по нервным окончаниям. Я рвано хватаю ртом воздух. Этот вдох застревает в груди, словно раскалённую кувалду вгоняют. Мне почти больно физически. Удары сердца разгоняются на предельной скорости. Пульс стучит в висках бешеным набатом. Всему виной — его взгляд, направленный на меня сверху-вниз: тёмный и порочный, будто одержимый. Не помню, чтобы прежде он смотрел на меня подобным образом. А может только теперь замечаю по-настоящему. Всё то, что и самой отчаянно хочется. Кай упирается кулаком в бездушный металл чуть выше и правее моей головы. Сжимает и давит на поверхность с такой силой, что вены проступают.
Всего секунда…
Набрасывается, будто хищный зверь, взбесившийся от желания сожрать свою жертву. Отбирает остатки моего кислорода. Пьёт голодно, глубоко и жадно. Не поцелуй. Если можно кого-то трахнуть вот так, именно это со мной происходит сейчас. До головокружения. До чёрных точек перед глазами. Когда весь мир стирается и исчезает. Пьянеешь. Тонешь. Гибнешь. И возрождаешься. Одержимая той же животной потребностью. Больше не принадлежишь себе, не отвечаешь за себя, не владеешь собой и не помнишь ничего, кроме того, как остро и горячо чувствуется каждое новое прикосновение. Его пальцы бесстыдно блуждают по моему телу, забираются под футболку, нетерпеливо отгибают верхний край лифа, обхватывают и высвобождают грудь, стремительно срывают застежку на моих шортах, ныряют глубже, проникают под кружево нижней части белья, умещаются аккурат между моих подгибающихся ног, изучают, массируют, ласкают, искушают и вынуждают тянуться навстречу. Я прогибаюсь в спине, хочу быть к нему ещё ближе. Пусть не останавливается. Пусть окончательно сведёт с ума. Там, где он дотрагивается до меня снизу — становится чертовски мокро и влажно, с каждым уходящим мгновением всё сильней и сильней. В любой другой ситуации мне обязательно должно бы стать стыдно за такое стремительное распутство. Но не с ним. Не сейчас. Не тогда, когда во мне существует лишь неутолимая жажда заполучить больше и ещё ярче, как можно скорей. Я сама же откровенно трусь об него, раскачиваясь бёдрами вперёд-назад в инстинктивном ритме, позволяя его пальцам снова и снова скользить между моих бёдер, дарить это греховное наслаждение и топить меня в нём.
— Пожалуйста, Кай…
Не знаю, о чём прошу. Впиваюсь ногтями в широкие твёрдые плечи, извиваюсь под его умелым напором. Словно ему известны все точки на моём теле, которые стоит задеть, чтобы распалить меня до неимоверных пределов. Да, он знает. Задевает. А я сдаюсь. Запрокидываю голову и кусаю губы, сдерживая невольно рвущийся наружу стон. Первый. Но не второй. Он проглатывает его вместе с новым безудержным поцелуем. И тихо ругается, когда меня захлёстывает безжалостная волна удовольствия, зарождающаяся внизу живота, разливающаяся жаркой дрожью до самых кончиков пальцев. Мои внутренние мышцы сокращаются с такой интенсивностью, как если у меня начинаются судороги. До того сладкие и ошеломляющие, что я не сдерживаю ещё один стон — особенно громкий. Хотя вряд ли в данный момент слышу себя в достаточной степени. Оргазм оглушает. Ослепляет. Погружает в блаженную темноту, вышвыривает в какую-то совершенно иную реальность. Больше ничего не чувствую, кроме этой эйфории. Колени подкашиваются. Но я не падаю. Меня удерживает Кай.
— Ты такая податливая и отзывчивая, как… — шепчет он.
Резко обрывает себя. И снова ругается. Утыкается лбом в ту часть машины, где ещё совсем недавно был его кулак. Шумно выдыхает сквозь зубы. Прикрывает глаза. Замечаю, как дёргается его кадык, хотя мужчина вовсе не шевелится. Я тоже замираю. Пытаюсь собрать себя воедино и окончательно вернуться на бренную землю. Напряжения в нём читается ничуть не меньше, чем возбуждения. Мужской стояк, упирающийся мне в живот сквозь штаны, будто каменный. Рубашка на широких плечах натягивается до такой степени, ещё немного и разъедется по швам. Он втягивает в себя воздух, как если задыхается. Урывками. По чуть-чуть. Словно учится заново дышать.
— Единственная и любимая доченька, которую так рьяно опекают, чтобы продать подороже, — произносит также тихо и с затаённой угрозой, а я вздрагиваю от удара по железу. — Ну, конечно, ни один, блядь, грёбанный мудак не притрагивался к тебе, и ты, мать твою, реально ещё девочка…
Девственница.
Не девочка.