другому, то, может, зайдём в «Светлячок», – он кивнул на здание кафе. – Чего на улице базарить?
– Мы не против, – отозвался Морис. И тут Геннадий впервые задержал свой взгляд на нём. На его лице появилось неодобрение. Он недолюбливал красивых парней и, как отец взрослой дочери, предпочёл бы, чтобы они не встречались на пути Ноны. В уме у него уже крутилась мелодия «Зачем вы девочки…», но озвучивать свои мысли он не стал, просто развернулся и зашагал к входу в кафе.
– Кажется, я ему не понравился, – тихо шепнул Морис Мирославе.
– Зато его дочери очень даже понравился, – так же тихо ответила она.
– У нас, где больше двух, говорят вслух, – пресёк их перешёптывания Семён.
– Извините.
Гаврилов, по всей видимости, прекрасно ориентировался в кафе, не замедляя шага, он прошествовал к столику в глубине зала и объявил:
– Обычно я обедаю за этим столиком.
Детективам было абсолютно всё равно, за каким столиком извлекать из свидетеля информацию, и они молча разместились на стульях.
Подлетевший официант поздоровался с Гавриловым и вежливо спросил:
– Вам как обычно?
– Как обычно, – ответил Гаврилов.
– А вам? – обратился официант к детективам.
– Можно нам посмотреть меню? – спросил Морис.
– Да-да, конечно, – и положил перед Миндаугасом ламинированный листок со светящимися точками наверху, вероятно, символизирующими светлячков.
– Можно я сам закажу? – спросил Морис Мирославу. И она утвердительно кивнула в ответ.
Морис заказал рыбу на гриле, салат из свежих овощей, ватрушку с творогом.
– Одну? – уточнил официант.
– Одну, – подтвердил Морис, – и две чашки чая.
«Вероятно, дама бережёт фигуру», – подумал официант, решивший, что ватрушку Морис заказал только себе. Но он ошибся. Ватрушку детективы поделили пополам. При этом, когда они это делали, Гаврилов смотрел на них с нескрываемой жалостью и уже, настроенный против Мориса, подумал: «У, скряга!»
Мирослава догадавшись, о чём он думает, с трудом сдержала улыбку и приступила к тому, зачем они и разыскивали Гаврилова:
– Семён, скажите, пожалуйста, вы помните, с какой улицы вы возвращались домой вечером. – Она назвала дату.
– Я на память не жалуюсь, – ответил Семён, – к тому же я тогда как раз подхватил парня, с которым мне было по пути. Высадил его, – он назвал место, – и поехал домой. Можно сказать, что нам обоим повезло.
– А вы запомнили своего пассажира.
– В принципе, да, – подумав, ответил Гаврилов.
– Если вы увидите его снова, то узнаете?
– Естественно!
– И примерное время вы помните?
– Я точное помню!
– Вот как?
– Высадив его, я посмотрел на часы и подумал, что жена и дочка обрадуются, так как я приеду домой раньше. Я тут же позвонил жене и велел накрывать на стол.
– Прекрасно. Вы позволите нам записать ваш телефон?
– Пишите, жалко, что ли, – пожал плечами Гаврилов. – Может, ещё воспользуетесь моими услугами, если ваша колымага сломается.
Колымагой, как догадался Морис, Семён назвал «Волгу» Мирославы. Бедняга и не догадывался, какая начинка скрывается под капотом этой машины.
Доставая деньги, Морис хотел заплатить и за обед Гаврилова, но Мирослава незаметно для Семёна качнула головой, и Морис оплатил только их счёт, оставив щедрые чаевые.
– Почему вы не захотели, – начал Миндаугас, когда они сели в машину.
– Потому что Семён мужик с гонором и, если бы ты оплатил его счёт, это точно не обрадовало бы его, а скорее оскорбило. Не забывай, что мужик носит на своём перстне изображение козла.
Детективы переглянулись и весело расхохотались.
– Ну вот, мы нашли с тобой алиби для подозреваемого «номер один».
– Плюс его девушка подтвердит, что он был с ней.
– Ага. Но именно показания Гаврилова имеют вес. Девушкам, матерям, жёнам правоохранительные органы не слишком-то склонны доверять.
Морис кивнул, соглашаясь с ней.
– Теперь можно будет всё это выложить Шуре.
– Так позвоните ему сейчас.
– Нет, – решила Мирослава, – скажу при встрече.
Они уже въезжали в коттеджный посёлок, когда зазвонил сотовый Мирославы. Высветился номер Наполеонова.
– Лёгок на помине, – сказала Мирослава Морису. Он в ответ улыбнулся.
– Да, Шурочка!
– Я сегодня не приеду, работы по самую макушку, – сообщил Наполеонов в своей обычной манере, которую Мирослава называла «ни здравствуй, ни прощай».
– Хорошо, Шурочка, – легкомысленно отозвалась она.
– Что значит «хорошо»?! – взвыл голос в трубке.
– Это значит, что я приняла твоё сообщение к сведению.
– А где стенания? Вопли отчаяния?!
– Шура! Иди в баню!
– А кстати, – оживился он, – когда вы наконец построете на своём участке нормальную русскую баню?
– У нас есть ванна и душ.
– А баня?
– Помоешься в городской.
– Ещё чего! – вознегодовал Наполеонов.
– Ты вроде бы говорил, что у тебя дел выше крыши, – напомнила она.
– Во-первых, ты неправильно меня процитировала, я говорил не о крыше, а о макушке, а во-вторых, что ты этим хочешь сказать?
– Иди и работай!
Наполеонов начал ещё что-то говорить, но Мирослава отключила телефон.
– Представляю, как сейчас негодует Шура, – заметил Миндаугас.
– Ещё бы, – согласилась Мирослава, – носится по кабинету и топает, как стадо бегемотов.
– Бедная Элла, – искренне пожалел Морис секретаря Эллу Русакову.
– Ну Элла не такая девушка, чтобы реагировать на закидоны следователей. К тому же она там с ними ко всему привыкла.
– Героическая девушка, – с улыбкой поправился Морис.
– Вот-вот.
И тут за окном пошёл дождь.
– Мы, кажется, вовремя оказались в салоне, – заметила Мирослава.
– Как говорят у вас в России, не сахарные, не растаяли бы в любом случае.
Мирослава улыбнулась и поправила:
– Не у вас в России, а у нас в России.
Он внимательно посмотрел на неё в зеркало и медленно кивнул.
Они въехали в ворота, и «Волга» встала на подъездной дорожке. Мирослава выбралась из салона и попросила:
– Заведи, пожалуйста, в гараж.
Морис пересел на место водителя.
Кот Дон вроде бы тоже был не сахарным. Но не побежал, как обычно, встречать хозяйку, а сидел под навесом на крыльце и смотрел на Мирославу умоляющими глазами. Дождь кот, мягко говоря, не любил, потому что его длинная мягкая шерсть быстро промокала, как вата. А сушить её приходилось довольно долго.
Дон даже думал иногда, что хорошо гладкошёрстным котам, с них вода скатывается, как с гусей. Но поменять свою роскошную шубку на гладкий короткий мех он, конечно же, не согласился бы за все блага мира.
Через некоторое время они уже все сидели в тепле. Дон ел отварную куриную печёнку, а хозяева пили чай с галетами. Голода после обеда в «Светлячке» они не испытывали. Да и ужин, по умолчанию, Морис решил приготовить лёгкий, раз Шура сегодня не приедет.
– Мирослава, – окликнул он.
– Да?
– Вам не скучно без работы, – прозвучал вопрос, заданный осторожным тоном.
– Пока нет, а что?
– Просто…
– Понятно. Ты уже заскучал? – улыбнулась она.
– Нет-нет, – запротестовал он активнее, чем следовало бы, чем ещё больше рассмешил Мирославу.
– Я хотел бы попросить вас об одной вещи, – неуверенно произнёс он.
– О какой? – В её мозгу промелькнуло: «Наверное, хочет отпроситься на недельку домой». Хотя к родителям в Литву Морис обычно ездил зимой на католическое Рождество. Про себя она уже решила, что отпустит его. Хотя, если быть честной с собой, оставаться одной в коттедже ей не очень хотелось. Но не держать же своего помощника на привязи. Мирослава тихо вздохнула.
То, о чём попросил её Морис, было для
