Зайчик, Кенгуру, Тушканчик – какая разница. Главное – прыгал хорошо, с увлечением.
А Бонифаций добавил, переходя к итогам полугодия:
– Дима, если бы я преподавал вам курс юридических наук, ты получил бы заслуженную пятерку. А вот по литературе…
От дальнейших упреков меня спас голос директора по школьной трансляции:
– Внимание! Всему личному составу нашего подразделения срочно явиться в актовый зал! Форма одежды – парадная!
В актовом зале, где собралась и шумела вся школа, стояли на сцене два подполковника – наш, школьный, и начальник нашего отделения милиции.
Это завершался наш триумф.
Директор разыскал нас глазами и скомандовал зычным голосом:
– Оболенские! На сцену – шагом марш! Оба-два!
Мы выбрались из тесных рядов нашего подразделения и встали рядом с директором, а другой подполковник начал говорить торжественную речь.
Он сообщил о том, что мы натворили, суровым служебным языком и таким же языком выразил нам благодарность и стал зачитывать почетную грамоту, которой нас наградило управление внутренних дел.
В самый разгар его речи скрипнула дверь, и зычный голос с порога «поддержал» подполковника.
– И правильно! Вылитые хулиганы! По ночам звонят, пугают. На учителей клевещут. Их надо из школы выгнать!
Это была Анна Степановна. Она пришла на нас жаловаться и угодила прямо в актовый зал. А когда увидела, что мы, смущенные, переминаемся с ноги на ногу на сцене рядом с директором и милиционером, не совсем правильно оценила ситуацию. С точностью до наоборот.
– Потерпите, гражданка, – прервал ее начальник милиции. И продолжил: – Они предотвратили не только ряд квартирных краж, но и особо опасное преступление. А именно: похищение с целью вымогательства трех несовершеннолетних граждан из вашей школы. Надеюсь, их родители найдут форму, в которую они облекут свою благодарность…
«Красиво излагает, – сказал бы бывший сержант Козлов, – послушай, Коля».
– А я что говорю! – снова загремела Анна Степановна. – Молодцы! С таких учеников надо пример брать во всем!
Особенно в учебе, грустно подумалось мне.
– Отставить разговоры! – рявкнул наш директор. – Продолжайте, пожалуйста, товарищ подполковник.
– И более того! Эти отважные хлопцы сумели задержать и доставить всю банду прямо в отделение милиции!
Бурные аплодисменты обрушились на наши головы.
А едва они стихли, в зале раздался голос невесть как оказавшейся здесь Лёвкиной бабушки из Тамбова:
– И деуку мою от гипноза вылечили. Ногти боле не кушат.
– Это не мы, – отказался Алешка.
И правильно сделал. Нам чужой славы не надо: свою девать некуда…
Когда мы уходили из школы, Милка Малышева обогнала нас, заглянула мне в глаза, распахнула ресницы и сказала:
– Димон, ты меня загипнотизировал.
Но даже это признание не исправило мне настроение. Лешка немного забеспокоился и спросил, когда мы подходили к нашему дому:
– Дим, ну ты чего? Не рад, что ли? Вся школа тобой любуется. И невеста в тебя влюбилась. Тебе мало, да?
Я вздохнул и признался:
– Все это, конечно, приятно. Но ружьишко-то опять плакало.
Алешка остановился, подумал, и лицо его озарила хитрющая улыбка:
– Дим! Что я придумал!
Ну вот, начинается. Опять он что-то придумал.
Но Лешка уже повернулся, готовый идти обратно:
– Я сейчас пойду в школу и стащу из учительской ваш классный журнал. Исправим в нем отметки и вернем на место. Годится?
Ну что бы вы ответили на такое предложение?
Добавлю в заключение. Родители спасенных нами детей сделали нам подарки. От каждой семьи мы получили по… духовому ружью.
Так что теперь их у нас четыре.
Вы догадались, почему?..
