до конца наших дней, не изменилось с его стороны трогательная, почти нежная вни мательность старшего к младшему, а с моей, восторженное преклонение перед силой его таланта; и эта взаимная связь личной и научной дружбы скрепилась еще теснее не только общностью научных интересов, не умиравших, а наоборот, возраставших с годами, но и дружескими отношениями, сло жившимися между мною и его семьею…»[366].
В данном отрывке важно подчеркнуть, что близость двух ученых базировалась не только на личной симпатии, но и на общности научных интересов, а это важная коммуникационная характеристика научной школы.
Не меньший интерес представляет и бахрушинская характеристика Веселовского. С ним у Бахрушина установились не такие тесные отношения, как с Яковлевым, да и к некоторым работам Веселовского Бахрушин относился несколько скептически. Он признавал за ним большую эрудицию и знание архивного материала, способность к тонкому источниковедческому анализу, но многие черты его исследовательского почерка Бахрушина не устраивали. «Здесь я впервые познакомился с С.Б. Веселовским, о котором я так много слышал до тех пор от А.И. Яковлева и Ю.В. Готье, и мог лично оценить этого „русского Моммсена“, как его шутливо любил называть Ю.В. Готье, сочетавшего в себе противоположные свойства крупного ученого и капризного ребенка, европейски образованного homme de lettres и подьячего московского приказа, в котором своеобразно сплетались широкое и всестороннее знание печатных и архивных источников с большой узостью исторической мысли, и мелкое тщеславие и эгоизм с радушной готовностью прийти всегда на помощь начинающим неофитам. Сибарит и неутомимый труженик, он всю жизнь посвятил кропотливой исследовательской работе. Никто, как он, не знал русских архивов; его собрание копий с архивных документов не имело себе равного. И свои знания, и свои коллекции он одинаково охотно, с искренним удовольствием, открывал и друзьям, и случайным знакомым, и молодежи; но его советы в области научных вопросов были часто пагубны, а темы, рекомендуемые им, отличались необыкновенной бесплодностью и бессодержательностью. Самого его обилие материалов захлестывало, топило; крупные вещи, как его „Сошное письмо“, были неудобочитаемы вследствие отсутствия стройности изложения, неумения широко ставить вопрос и обилия деталей технического характера; за то в небольших очерках вроде „Семь сборов запросных денег“ он был настоящий мастер. Молодежи он импонировал своими знаниями и безапелляционностью определений; среди старшего поколения его недолюбливали за самоуверенность и резкость в критических отзывах. Его слабой стороной было отсутствие исторической школы: он был юрист по образованию, юристом остался и в своих исторических трудах, и никогда не мог справиться с более широкими историческими проблемами, изучая исторические явления исключительно с юридической точки зрения, и был совершенно неспособен к постановке социальных вопросов. Эти недостатки особенно ярко отражались на его капитальном труде „Сошное письмо“… Излагая до последней мелочи всю технику сошного письма и возведя до степени вопросов первейшей важности все связанные с этой стороной дела разногласия, он совершенно не интересуется социальным смыслом „сошного письма“ и теми социально-экономическими условиями, которые его создали, пропуская мимо себя в своем грандиозном 2-х томном труде эту наиболее существенную сторону вопроса, которую затем так блестяще в несколько штрихов разрешил А. И. Яковлев в своей диссертации о „Приказе сбора ратных людей“; кстати сказать, С. Б. Веселовский так никогда и не понял, в чем суть тех полуупреков, которые долетали до него, как и не понял ценности немногих страниц в книге Яковлева, посвященных вопросу, который, по мнению его, он исчерпал до конца»[367]. Тем не менее именно Веселовский ввел Бахрушина в круги московских и петербургских историков и показал ему архивные фонды по истории Сибири, темы, ставшей главной для Бахрушина после революции.
Кстати сказать, открыто свое неодобрение указанных им выше черт работ Веселовского Бахрушин никогда не высказывал. Наоборот, он всячески, наравне с Яковлевым, оказывал свою поддержку часто хандрившему Веселовскому. Так, в дневнике последнего можно найти следующую запись: «Оба готовы оберегать меня от всего и относятся ко мне так тепло и душевно, что в тяжелые минуты это меня поддерживает»[368]. По утверждению Веселовского, во время его болезни Бахрушин не отходил от него ни на шаг[369]. Веселовский руководил первыми опытами молодого историка в архивной работе. Наиболее доверительные отношения у Веселовского сложились с Яковлевым, о чем свидетельствует их переписка и вся дальнейшая биография[370]. По поводу же Бахрушина он писал: «С.В. [Бахрушин] для меня загадка»[371]. С большой симпатией относился к Бахрушину Готье, уже в неспокойные годы революций 1917 г. он писал: «Бахрушин мне нравится все больше: это очень тонкий, умный и талантливый человек, которому предстоит большое будущее»[372].
Таким образом, между историками сложились достаточно тесные отношения, обусловленные не только возрастной близостью, но и интересом к общей тематике, близостью подходов к изучению истории. Личностная взаимосвязь способствовала взаимовлиянию трудов Готье, Веселовского, Яковлева и Бахрушина. Их темы и подходы к историческим проблемам не только совпадали, но и взаимообуславливались.
Подводя итоги анализа первых шагов представителей младшего поколения московских историков, можно смело отметить, что важной чертой формирования этой научной генерации является то, что их учителями были не только В.О. Ключевский и П.Г. Виноградов, но и более старшие коллеги, среди которых П.Н. Милюков, М.К. Любавский и Н.А. Рожков. Они не только прививали своим ученикам идеи Ключевского, но и вкладывали собственные теории. Таким образом, научным фундаментом, на котором выросло младшее поколение, было не только наследие великого Ключевского, но и новаторские и оригинальные идеи его старших учеников.
Студенческие работы Готье, Веселовского, Яковлева и Бахрушина были написаны под сильным влиянием трудов их учителей, но уже в них можно отметить стремление к самостоятельной постановке и решению многих исторических проблем.
Глава 3
Фундаментальные исследования Ю.В. Готье, С.Б. Веселовского и А.И. Яковлева (1905–1918 гг.)
1. Книга Ю.В. Готье «Замосковный край в XVII веке»
В начале XX в. российская историческая наука вступила в период, когда ее развитие определяли не обобщающие труды, а монографические исследования. В этой связи огромную роль играли диссертационные работы, которые являлись наиболее показательными историографическими источниками данного времени. Поэтому в центре анализа научной деятельности младшего поколения Московской исторической школы в начале XX в. должны быть их монографические и диссертационные работы.
Первым диссертацию защитил Готье. Его исследование основывалось на писцовых книгах, значение которых для исторической науки одним из первых оценил Ключевский. Так, еще Милюкову-студенту он предложил сочинение на тему «О землевладении в Московском государстве
XVI в.», где основной упор был сделан на привлечении данных писцовых книг[373]. Таким образом, работа
