Русы в средневековой Европе (по статье А.Г. Кузьмина «Руги и русы на Дунае» в сб. «Средневековая и новая Россия», СПб., 1996.)
Целая историческая школа возводила, как известно, русских к норманнам. Не углубляясь во многие принятые в науке доказательства неверности этих утверждений, укажем лишь на вывод антропологов: «Единственная заведомо норманнская краниологическая серия из могильника в урочище Плакун в Старой Ладоге никаких аналогий в восточнославянских сериях не обнаруживает… Весьма интересно, что и в балтийских, в непосредственном контакте с которыми находились норманны в циркумбалтийском экономическом регионе, не прослеживается никаких антропологических связей с норманнами, в то время как у славян, так и у балтов, достаточно отчетливы черты генетического взаимодействия» [11].
Ведущий отечественный лингвист О.Н. Трубачев отвергает предположения ряда славистов (например, В.Н. Топорова) о том, что славянский язык является «вторичным продуктом» наслоения западного индоевропейского этноса на западно-балтийский языковый ареал, и славяно-русский был «языком-сыном», а балтийский — «языком-отцом». Концепция балто-славянского языкового единства стала во второй половине XX в. уступать место концепции «длительного соседства и общения балтов со славянами» [166].
Многие исследователи возводят русских к варягам, тоже, по некоторым утверждениям, именовавшимся русью (это взгляд А.Л. Шлецера, которому следовали и такие русские историки, как Н. Карамзин, С. Соловьев, В. Ключевский и другие). Но поскольку этноса под названием «варяги» нигде в мире не существовало, а это были воины-наемники, в состав которых входили представители разных этносов, то трудно понять, почему бы они именовали себя русью или русами, или почему следует считать их при этом еще и норманнами, как многие думали.
Можно сделать попытку предложить здесь такую возможную интерпретацию возможного происхождения слова «варяг»: снова обратившись к санскриту, находим в нем слово «варанга» — «меч», а поэтому не исключаем мысли, что этим наемным воинам было присвоено название меченосцев (слово «варанга» могло быть и издавна известно индоевропейцам, а могло быть и заимствовано ими из языка причерноморских арьев). В контексте этого предположения не лишним будет вспомнить и о том, что в английском языке сохраняется такое название варягов, как «варангианс», что может служить подтверждением высказанной нами догадки.
Интересное соображение о слове «варяг» высказал А. Карпов [85]. Считая варягов также воинами-наймитами из разных племен, занятыми охраной товаров на сухопутных и морских торговых путях, он связывает их название со словами бодричей «вара» — «товар» и «гаичь» — «охранять», откуда производится слово «варегайче» — «охранитель товаров». Карпов указывает еще и на то, что по-кирилловски «варяю» значит «разъезжаю», а «варяг» — «разъезжающий».
Карпов подтверждает, что и призванные на княжение «варяги» тоже были «руссами», и что ряд топонимов и гидронимов южного побережья Балтийского моря содержит в себе частицу «рус-рос». А. Карпов пишет: «Руссы не были скандинавами, т. е. ни шведами, ни датчанами, ни норвежцами, ни даже готами они не были. Судя по некоторым именам князей своих, были они чисто славянского племени». И имели эти русы свою страну, свою этническую обширную территорию, за независимость которой сражались ее князья вместе со своими войсками.
К многочисленным попыткам разрешить вопрос о славяно-варяжских отношениях было сделано в первые годы XXI в. новое и очень обоснованное заключение о том, что главное лицо, вокруг которого велись споры русских исследователей со сторонниками норманнской теории, а именно — Рюрик был сыном русской княжны, вышедшей за Готлиба 12 го, вендо-ободритского короля, правившего в Мекленбурге. Эти факты проанализировал и доказательно подтвердил историк В.И. Меркулов, глубоко изучивший материалы немецких хронистов, посвященные неоднократным династическим связям прусских королей с восточнославянскими князьями. В своей книге он приводит переведенные им со средневекового немецкого языка данные из таких хроник и воспроизводит графически схемы родословий, по которым видно, что прибалтийские славяне поддерживали политические и хозяйственные связи с прибалтийскими немецкими правителями, и эти связи распространялись и на восточноевропейских славян. Доверие, вызываемое этими источниками, автор поясняет тем, что «до середины XIX века германские земли не были объединены в единое государство… Соответственно, немецкие авторы в меньшей степени находились под жестким давлением политических интересов [116, с. 19]. Адам Бременский причисляет варягов и руссов к «славянским народам» и сообщает много сведений о населении юга Балтики и о маршруте вдоль южного побережья Балтийского моря на Новгород. Называя варягов «ваграми», он как бы давал знать, что это род этнонима, и это подтверждает продолжатель хроник Гельмольд (XII в.), который писал о Вагрском графстве за рекой Травной и сообщал, что это был «передний край Славии» на границе с датчанами и саксами. Далее в цитируемой книге указывается, что «великая провинция» Русь располагалась на южном побережье Балтики, и хронисты, как и немецкие историки, сообщают, что в южной и юго-восточной Прибалтике существовали «русские земли», а Саксон Грамматик (X в.) писал, что «россияне в его веке оным Балтийским берегом владели» [116, с. 21]. Историк А.Г. Кузьмин связывал имя «Русь» с его этническим содержанием, а слово «варяги» воспринимал как географическое понятие и полагал, что оно является производным от древнего индоевропейского корня «вар» — «вода» (укажем, что такое значение этот корень имеет в санскрите). Понятие «варяги» он связывал с морями, считая, что оно равнозначно определению «поморяне», отсылая при этом к летописному упоминанию о них как о «варягах-поморянах».
Остановимся и еще на одной точке зрения. Исследователь В.И. Паранин в своей книге «Историческая география летописной Руси» (132) пишет, что этноним «Русь» образован от древнего названия Карелии, которая раньше была островом, известным под названием Рус, или Гарда. Автор считает, что именно карелы и другие финно-угорские племена, населявшие север Восточной Европы, и легли в основу образования русского этноса, сообщив ему не только свое имя, но и многие хозяйственные навыки, включая и торговлю (мехами, медом, воском) со странами Востока.
Эту гипотезу можно понять как некое теоретическое построение, опирающееся на реальный исторический факт позднего (не раньше начала I тыс. до н. э.) периода жизни северных славян, непрерывно продвигавшихся из приполярных областей, где нарастало перенаселение, в южном направлении в среде расселявшихся в эти века из-за Урала групп финно-угров. Но согласиться с ней трудно хотя бы из-за несходства славянского языка и славяно-русского язычества с финно-угорскими. Частичное физическое смешение должно было иметь место, но культурная обособленность и этническое самосознание славяно-русов, судя по всем более поздним данным, сохранялось и было пронесено ими вплоть до достижения Черного моря, получившего в свое время название Русского моря.
А поэтому не следует ли предположить, что скорее остров Рус получил свое название от славянского этнонима? Уже в те давние времена одно из славянских племен могло обрести этноним «рус», хотя точных указаний на это и нельзя обнаружить в летописях, создававшихся в гораздо более поздние века.
Обсуждая данную проблему, следует еще раз обратиться к поиску возможных аналогов слова «рус» в санскрите. В нем, например, есть корень «pyx» (ruh), фонетическим вариантом которого служит форма «рус» (rus). Он означает «расти, расширяться в пространстве». Не таятся ли здесь возможные следы не раз упоминаемой в Ригведе борьбы арьев с соседними племенами за земельные, охотничьи или пастбищные участки? (Кстати, на санскрите слово «пас» (паш) тоже означает «пасти» (скот), но это мы вспоминаем, так сказать, попутно, без прямой связи с этнонимами.)
О.Н. Трубачев указывал, что в арийско-славянском Причерноморье и Приазовье прослеживается ряд местных древних топонимов, содержащих в себе частицу «россо» — «светлый, белый», и сопоставляет ее с древнеиндийским словом «рукща» — «светлый, белый» [167].
Обращение к санскриту наводит на мысль о возможности поиска в новом направлении, дополняющем уже проведенные работы.
Так, русское слово «роса» имеет не только смысл влажного утреннего или вечернего покрова листьев и травы, но обозначает и влагу вообще, воду. В. Даль точно выделяет корень «рос» в таких словах, как «оросить» (омочить водой), «смачивать», откуда производится с расширением смысла слово «орошение». Он также дает такое толкование словам «морось, моросить», то есть сводит смысл корня к понятию дождя, что более широко, чем роса на утренней земле или испарение влаги.
