Теперь он понял, что не будет стрелять в эту безлико кишащую массу гитлеровцев. Ему и его пулям нужен был один, которого они узнают в лицо и не промахнутся ни за что на свете. Человек, с которым Геня долгие недели делил постель из елового лапника и скудный партизанский паек.
Дорога на Кильдым… Кто знал, что она окажется такой долгой? Кто знал, что тракторист из Кынищ Игнат Мацюра, предав товарищей, поведет гитлеровцев по следам отряда? Кто знал?..
Геня напряг слепнущие глаза, вглядываясь в чужие небритые лица. Пальцы его снова вцепились в приклад автомата. Он считал секунды. Вот сейчас, сейчас должен мелькнуть знакомый курносый нос и темный чуб над глазами предателя. Но они все не возникали в сгущавшихся сумерках, все не появлялись перед плывущей Гениной мушкой. А секунды жизни шли… Из-под его изжеванного осколками тела расползалось по земле алое пятно. Стебли молодой травы при встрече с ним ржавели и клонились долу, как обожженные.
Он готов был встретить картины своей несуразно короткой жизни, которые, говорят, всегда посещают умирающих. Ему хотелось увидеть батю. Не так, как раньше, когда вспоминались только шершавые и черные от въевшейся угольной пыли ладони да колючие усы, а полностью. Сегодня он увидит батино лицо. Геня был в этом уверен. Иначе зачем же тогда умирать?
Дышать было все труднее. Невыносимым был терпкий запах смолы, которой залечивало свои раны дерево. Откуда-то сверху упала на ствол автомата тяжелая смоляная капля, вспыхнув на мгновение живым янтарным огнем. Гене вдруг вспомнилось, что вот так же, вспыхнув, как эта капля, падал утром в лес, потрепанный партизанский «Дуглас», посланный из Кильдыма за ранеными.
Отчаянный летчик Славка Морозов сумел поднять самолет с лесной поляны под минометным огнем. Геня глядел тогда ему вслед из-под руки. Вместе с ранеными улетала санитарка Маруся, не чужой для Гени человек.
Самолет, натужно гудя моторами, попытался скрыться в туче, которая укрыла бы его от близкого уже Кильдыма — маленькой партизанской республики, на соединение с которой шел потрепанный отряд Майбороды. Но возле этой тучи уже кружил, подкарауливая, хищный силуэт «мессера». Славка пошел напролом, и самолеты исчезли в туче, гремя пулеметами. Потом они оба рванулись к земле в столбе пламени. Страшно было подумать, что внутри этого клубка исковерканного металла — его Маруся, Маша, Машенька.
В небе долго еще звенел лопнувшей струной отголосок прошедшего боя.
Геня дождался еще одной капли и загадал на нее, как на падучую звезду: «Хочу еще раз Марусю увидеть!» Но увидел он не Марусино, а другое, усталое, потнoe лицо с набрякшими мешками под глазами и темным чубом, выбивающимся из-под кубанки. Знакомый овал стал четче, затем превратился в тяжелый профиль, потам в прицеле закачался затылок, потом скрылся и он. Выстрела не было. Холодеющие пальцы не справились с упрямством тугого спуска, тропа опустела. Лес стыл в стеклянной тишине. Только под сосной в измятых кустах молочая плакал от злого бессилия умирающий партизан.
* * *
Мало что изменилось в лесу за эти годы. Только чуть развались вширь стволы сосен, затянулись на них старые раны, да размыли дожди глиняные холмики солдатских могил. Геня Несмертный шел по лесу, узнавая знакомые места. Он искал дерево, под которым закончилась его жизнь. Но найти его было непросто. Одно место показалось ему знакомым: сосна, густые заросли молочая под ней, тропа совсем рядом… Но, подумав, он понял, что это не та сосна, не те кусты. Природа не может столько времени оставаться неизменной. Геня махнул рукой и двинулся дальше, тяжело переставляя отвыкшие от ходьбы ноги. Он искал могилы друзей, но не мог найти Только однажды увидел он в траве насквозь проржавевшую каску, взял ее в руки, но изъеденный ржавчиной металл крошился у него под пальцами. Геня положил каску обратно в траву и ушел, стараясь не оглядываться на свое прошлое.
Становилось пасмурно. Упали первые капли. Геня запрокинул голову. Водяные брызги ударяли его по широко раскрытым глазам и скатывались вниз, как слезы. Но это были не слезы. Плакать Геня Несмертный больше не умел. Он стоял и ловил глазами слезы неба. Идти ему было некуда. Нет, он знал, куда идти, хотел идти, но не мог. Там, на другом конце тропинки, стояло село Кильдым, к которому он стремился все эти годы.
Он мечтал войти в Кильдым, прогуляться по его улицам, посмотреть на людей, на дома, на небо над домами. Но не мог. Если поди не узнают его, не примут, он умрет во второй раз, теперь уже навсегда. Геня не смог себя пересилить. Он круто повернулся и побрел в глубь леса, пытаясь заглушить в себе зов тропы, зов долгой дороги на Кильдым. Он шел так до темноты, машинально обходя буреломы и глухие овраги, пока усталость не бросила его на ствол поваленной ели. Он сел скрючившись, глядя в ночь. Сейчас его фигура напоминала черную бесформенную корягу. Ему захотелось разжечь костер. Темноты он не боялся, отлично видел в самом непроглядном мраке, но огонь принадлежал его прежней, ушедшей жизни, будил воспоминания. Геня нашарил в ветхой планшетке позеленевшую зажигалку из винтовочной гильзы. Порохом полыхнула кучка сухого хвороста. Геня прикрыл свои незакрывающиеся глаза ладонями и смотрел на пламя сквозь пальцы. Между языков огня метались тени. Они мелькали по костру, взвивались вслед за искрами, сливались в трепещущие картины…
Геня вспомнил первые минуты своего второго рождения. Говорят, младенец начинает жить, двигаться, думать, еще не родившись. Геня же не ощущал до этой минуты ничего. Вспышка молнии ударила по глазам — и он понял: смерти больше нет.
Высоко над головой был потолок, а может быть, и не потолок вовсе, а просто голубоватая дымка. Геня смотрел в эту дымку, и странные, словно чужие, мысли бродили в его голове. Потом над ним сомкнулись страшные бледные лица, он разочарованно подумал: «Вот те на, черти! Значит, я все-таки кончился и не брешут попы насчет ада?»
Черти смотрели на Геню выпуклыми глазами-фарами, а по глазам этим вращались фиолетовые спирали зрачков. Морды у них, жуткие своей необычностью, были не такими уж страшными, но Гене на них смотреть не хотелось. Тошно было смотреть. Он попробовал отвернуться — не смог, хотел зажмуриться, но не сумел закрыть глаз. Вдруг одна из морд наклонилась ниже других, зрачки завертелись быстрее, и в мозгу Гени словно граната взорвалась. Он сразу понял, зачем он здесь и какие существа склонились над ним…
В костре треснула, расколовшись, толстая ветка. Взвился фонтан искр, черные тени сложились в другую картинку…
День второго рождения. Час первый.
— …Так, значит, это не «Дуглас» падал из тучи, а ваш э-э-э… корабль, когда «мессер» его обрабатывал?! — закричал мысленно Геня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
