Под деревьями я увидел двоих в кожаных пальто, это были те же следователи, что ждали Вахидова во дворе прокуратуры. Не дождавшись, они поняли, что их обманули, и переместились сюда.
– Хотите, я отвезу вас куда-нибудь, где вы сможете выспаться? – поколебавшись, спросил я. – Это единственное, что я могу еще для вас сделать.
Он вопросительно взглянул на меня.
– Видите, те, в черном. Это за вами.
– Спасибо, – он покачал головой. – Я пойду. Голова у меня, слава богу, работает. Я еще не такое расскажу! Сейчас надо кричать во весь голос. Если свиньям этим ничего не напоминать, они и вовсе от меня откажутся…
Я проехал мимо областной больницы. Напротив находилась станция «Скорой помощи». Несколько «рафиков» стояло прямо на улице.
«Где оставить кассеты с показаниями Вахидова?»
Только после этого можно было ехать домой или в прокуратуру. В который раз проезжая мимо железнодорожного вокзала, я вспомнил, что с вечера ничего не ел, оставил «Ниву» на стоянке, вышел на площадь.
Утро выдалось пасмурным, но дорога была оживлена. Шли в школу дети. На перекрестке молодая мама в туркменском национальном макси смотрела, как два ее малыша с портфелями перебегают дорогу. Видимо, дальше она их уже не провожала.
Я вошел в вокзал. Буфетов внутри не оказалось. В высоком, как собор, пустом зале под потолком свирестела цикада. Я вернулся на площадь. Ни один поезд в этот час не прибывал, не убывал. Сбоку, рядом со входом, продавали пирожки. Я купил и, отойдя в сторону, начал есть.
Ничего толкового не приходило на ум. Я вернулся в машину, положил магнитофон на колени, включил запись.
Чужой голос, совсем не мой, только напоминавший его, задавал вопросы, Вахидов на них отвечал.
«– И сколько одна лодка доставляла в сутки?
– До ста осетровых каждый раз.
– А по весу?
– Примерно по пятьсот – семьсот килограммов в день круглый год. Иной раз привозили и до тонны…»
Я вырубил магнитофон.
«Размер нанесенного ущерба – миллионы рублей с одной лодки!»
Внезапно я вспомнил человека, которому смело мог оставить на сохранение кассеты.
Я снова сел в «Ниву», проехал с километр в сторону набережной, вышел и направился к молу.
Темная, тяжелая бирюза тянулась за горизонт, сквозь облака пробивалась узкая щелочка света. Я подошел ближе, «Александр Пушкин» чуть покачивался на зыбкой воде. Сквозь стекло рубки я увидел черную курточку капитана Миши Русакова. Миша словно отбивал поклоны – фуражка его то появлялась в стекле, то вновь исчезала. Он драил необычного вида лодку, пришвартованную к борту «Пушкина».
– Миша, – позвал я.
Он не слышал.
– Миша Русаков! Капитан!
«Капитан» он сразу услышал – это было уже от профессии.
– Прошу вас, Игорь Николаевич! – смешные, как у моржа, усы затопорщились.
– Что это за агрегат у тебя там? – Я показал на лодку.
– Бесхозная. Хозяин так и не нашелся… Хотите, покажу ее в действии?
Русаков отвязал цепь, движения его были быстры и четки.
Один за другим он завел спущенные за корму лодочные моторы. Взревев и почти вертикально задрав нос, лодка выскочила в залив, оставляя за собой перистый след. Вдоль бортов лодки тянулись длинные серебристые «сигары». Сделав круг, Русаков выключил двигатели – опустив нос, лодка вернулась на место.
– Игрушка, – сказал Миша Русаков. – Ни один милицейский катер не догонит. А это дополнительные баки с горючим, – он ткнул в «сигары». – Используются в военной авиации.
Я показал Мише на причал – Русаков накрыл лодку маскировочной сеткой, поднялся ко мне.
– На судне полный порядок, – он полушутливо бросил руку к фуражке.
Мы подошли к «Ниве». Я достал завернутые в «Водный транспорт» пленки.
– Это кассеты, Миша, – сказал я. – Очень важные для нас. Положи их подальше. И помни: о них никто не должен знать. Вернешь их только мне…
Миша улыбнулся:
– Хорошо, Игорь Николаевич!
Пленки, жегшие мне руки всю вторую половину ночи и утро, были теперь в надежном месте, я мог не бояться, что у меня их выкрадут из кабинета, из дома, из машины.
Облака начинали рассеиваться. С моря приближалось небольшое судно, похожее по классу на «Александра Пушкина». Белые буруны сопровождали его с обеих сторон. Оно передвигалось словно в кипящей воде…
– Это «Спутник» рыбнадзора. – Миша подал мне руку. Он все хорошо понял. – Не беспокойтесь. Все будет в полной сохранности… Вы домой?
– Нет, надо проехать еще в одно место…
При свете дня Второй тупик Чапаева выглядел грязным рядовым мостком в клоаке гигантского, безбрежно раскинувшегося вокруг Нахалстроя. Грубо окрашенные заборы. Мусор вокруг единственного контейнера. Узкий цементированный тротуарчик с навечно оставленными при его создании вмятинами чьих-то сапог. Гнилостный запах напоминал, что Каспий, как ни говори, находится все-таки во впадине, где все разлагается быстрее, чем наверху.
Дважды прошел я из конца в конец, пытаясь решить, попала ли машина, которую я преследовал накануне, сюда, в тупик. Или в тупик попал я сам, а машина свернула на другую улицу.
Обе версии имели одинаковые права. Водитель мог и свернуть, и поставить машину во двор, тем более что сначала я проехал мимо Второго Чапаевского и лишь потом, не обнаружив ее впереди, вернулся.
– Помощь не требуется?
Я увидел мужчину в теплом рыбацком ватнике. Он стоял рядом с дощатым туалетом, напротив забора, – я не сразу заметил его.
Должно быть, он довольно долго наблюдал за моими передвижениями.
– Чапаевских – два тупика? – поинтересовался я.
– Целых четыре. – Он подошел ближе, лицо его показалось мне знакомым. – Смотрю и думаю, что водному прокурору понадобилось в нашем тупике?
Я узнал его.
«Баларгимов!.. Напарник Ветлугина по последней его охоте на качкалдаков…»
– Материал о самовольной застройке… – Я сам удивился собственной находчивости. – А вы? Ваш дом тут?
Он открыл калитку.
– Заходите, посмотрите, как мы живем.
Я взглянул вдоль улочки, показавшейся мне вымершей, – вокруг не было ни единой души, не доносился ни один звук.
– Ну что ж. – Я не заставил просить себя дважды.
Маленький двор под стать был каркасно-засыпному ящику, типовому жилищу самстроя. Никакой машины нигде я не обнаружил. Во дворе я увидел песок, несколько крафтпакетов с цементом – хозяин что-то строил. Еще дальше виднелся сарай.
– Сюда. – Дверь открывалась прямо в комнату, прихожей не было.
Вдоль узкого пенала стояли подряд буфет, газовая плита, две узкие, с металлическими спинками, кровати.
На полу с самодельными половиками играли два ясельного возраста малыша. В конце пенала висела занавеска, там была вторая комната.
– Знакомься, – сказал Баларгимов женщине, показавшейся из-за занавески. – Это новый водный прокурор.
– Добро пожаловать. – Жена Баларгимова была русская – с открытым, приятным лицом, пышной грудью, с русым тугим пучком на затылке. На голом предплечье я увидел синюю татуировку – «Нина». – Как вам наши хоромы?
– Уютно, хотя и тесновато, – признал я. – А зимой? Не холодно?
– Газ обогревает… Жара, хоть двери настежь! А выключишь – тепло сразу выдувает.
– Другое жилье не обещают?
– Кому мы нужны? Если сами не позаботимся, о нас кто подумает?
Она взяла с буфета маленькие, послевоенные еще часы «Звездочка», подкрутила, положила на место.
Буфет был старый – с семейными фотографиями между стекол. Фотоснимки чередовались со старыми поздравительными телеграммами. Была тут и завоевавшая мир неизвестная японская девушка, интимно мигающая с фотографии.
Разговор не получался – сзади себя я постоянно ощущал присутствие настороженно-притихшего Баларгимова.
– Что же вы пешком от самой прокуратуры? – подал он голос. – Или на автобусе ехали?
– Служебной машиной.
– Вроде я не видел ее…
– Она у парикмахерской Гарегина. Я спрашивал, где Чапаевские тупики. – На всякий случай я дал понять, что меня будут искать здесь.
– Да вы садитесь, – предложила хозяйка. – Какая правда в ногах…
– Надо ехать: дела… – сказал я.
– У всех дела. – Малыши потянулись к ней. – Да вы не
спешите! Может, чайку?
– Прокурор так не придет, чтоб чай тут с тобой пить, – подал голос Баларгимов. – Наверное, соседи что-нибудь наговорили… – Он все стоял у порога. – Богатства наши кому-то спать не дают…
Женщина подняла с пола наперсток и положила на буфет рядом с фарфоровыми рыбками и пачкой молочной смеси. Японская девушка интимно мигнула мне, не меняя выражения лица.
Рядом я увидел фотографию молодой пары – парень в белой сорочке, при галстуке, в шапке рассыпавшихся волос, прижимал к себе улыбающуюся счастливую невесту в белой фате.
– Сын? – Я кивнул на снимок.
– Нет. – Она отстранила малышей. – Это племянник мужа…
Баларгимов за моей спиной нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Я простился. Хозяйка пригласила:
