Он попыхтел цигаркой и смахнул пепел в пустую консервную банку.
— Минировали скрытно?
— Да нет, на входе в лес колышки торчат.
— И то гожо, — сказал Дед размышляя. — Значит, короткая дорожка с этой стороны теперь официально закрыта.
Ждан щёлкнул зажигалкой и, добавив к сладковатому аромату самосада сигаретный дым, взглянул на Пильгуя.
— А длинные дорожки на Берлогу теперь мало кто знает. Если кто и ушёл живым, то на дно залёг. И то вряд ли. Урочище три дня зачищали.
— Слыхал, — буркнул Пильгуй, поднимаясь.
Подойдя к окну, он прикрыл форточку и раскрыл настежь обе рамы. Поглядев на двор, зашторил окно кружевной занавеской и вернулся к столу.
— А чё у нас нонче со стороны трассы? Там, аккурат после Рыжего леса, как дорога сворачивает, туды и по косенькой… — Дед завернул одной рукой по ходу трассы, а второй обозначил направление «косенькой», но Ждан печально качнул головой.
— Там нынче аномальненько. Холм и всю низину у дороги засеяло как грядку, квадратно-гнездовым, от самого разъезда и аж до соседнего урочища. Теперь выброса три будет перетасовывать ловушки с места на место, не сунешься. С другой стороны, почитай от болота и вдоль всего леса «комариные плеши» разрослись и вытянулись, что твоя пашня. А саму дорогу и окрест в полтора километра снайпер держит. Так что весь сектор перекрыт.
— Снайпер? Это ново, — Дед задумался. — Только басмаческих снайперов нам тут не хватало.
Тряхнув кисет, взялся творить вторую самокрутку, изредка ворочая кустистыми бровями.
Макар, слушая разговор краем уха, раскрыл каталог-регистр. Полистав картинки, остановился на странице с фотографиями приматов с щупальцами на морде. Прочитав знакомое название и сопроводительный текст, хмыкнул и, дождавшись паузы в разговоре старших, поинтересовался.
— А что, они правда мутанты-невидимки?
Ждан глянул на открытую страницу, неопределённо покрутил в воздухе пальцами.
— Ну они не совсем невидимки. Просто у них шкура как у каракатиц, при стрессе начинает импульсно перебирать тона окружающей среды. И когда такой мерцающий камуфляж ещё и мечется, как обкуренный сайгак — рассмотреть его действительно не просто. Если же в сумерках или в перелеске, то зрение просто не может сфокусироваться на объекте. Это как в фильме «Хищник», движется нечто, переливающееся всеми цветами фонового ландшафта…
Пильгуй поднял цигарку, лизнул край бумажки.
— Эт про долговязых что-ли? Которые с пучком на роже?
Ждан услышав странное название, обернулся к Деду.
— Ну да, про них, про кровососов…
Пильгуй хохотнул, как чему-то забавному.
— Внучка их карбафосами поначалу называла, как в мультике про колобков.
Макар оторопел.
— Внучка называла?
— Угу, называла, — подтвердил Дед. — Потом уже, когда различать начала, стала второго называть крабососом… эт, у которого одной щупальцы на морде не хватает.
Челюсть Макара отвисла. Он покосился на Ждана, не сбрендил ли старик, но Ждан молча кивнул, мол, пока ничего.
Пильгуй осёкся, заметив открытый рот Макара и настороженный взгляд Ждана. Будто оправдываясь перед гостями за то, что удивил без предупреждения, пожал плечами.
— Ну да, так и называла, Карбафос и Крабосос… А что, я разве не рассказывал?
Ждан отрицательно мотнул головой.
— Не-а.
Пильгуй растерянно почесал в затылке.
— Видать запамятовал. Хлопоты всё, хлопоты. То одно, то другое. Разве всё упомнишь?
Макар наконец справился с челюстью, и ещё раз глянув на коэффициент агрессивности, развернул каталог-регистр картинками к Деду.
— Так что, внучка этих вот видела?
— А чё ж нет? — ответил Пильгуй бесхитростно. — И видела, и слышала, и песни им пела. Я ж говорю, зверюхи как зверюхи. Ну, не пригожие, конечно, и рожи будто из старых мудей сшитые, но тут уж какие уродились.
Пильгуй обильно пыхнул самокруткой и рукой разогнал облако дыма.
— Мы ж тоже по началу думали, что они страшнее ужаса и ужаснее кошмара… Да нет, оказалось — обычные. Тут же, как и везде, своя нормальная жизнь. А все эти военные, сталкеры, стрельба и артефакты — так, побочные явления… Ты, Макарша, варежку-то закрой, а то уже борщ видать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Макар послушно захлопнул рот, а Дед, снова скрывшись в дымовой завесе, улыбнулся что-то припомнив.
— Моя «двустволка», жена то есть, как в первый раз их возле внучки увидела, у качелей на заднем дворе, так чуть в обморок не упала. Заорала так, что посуда в буфете зазвенела. Цапнула грабли и в атаку. Долговязые отпрыгнули метров на пять, пригнулись и ну мерцать как хамелеоны. А мыша наша, Варюха то есть, спрыгнула с качелей и буром на грабли. Повисла как клёщ, кричит — не пугай их, бабуля, они хорошие!
Тут я, с ружжом выскочил. Не успел прицелиться, они прочь сиганули, только пятки засверкали. Мыша в слёзы. Расстроили ребёнка.
А потом наладилось. Мы картошку окучиваем, а они с Варюхой у качелей сидят… её своими длинными клешнями раскачивают… ну чистые обезьяны. Она хохочет…
Пильгуй вздохнул.
— И «двустволка» моя к ним привыкла. Потом у них даже симбиоз сообразовался. Они им с внучкой за сгущёнку с майонезом грибы и ягоды таскали, да помно-огу.
— За что? — не понял Ждан.
— За сгущёнку или за майонез! — повторил Пильгуй. — Полюбляют они это дело. Сильно полюбляют. Причём, удивишься! Я первые грибы и ягоды дозиметром проверял — чистые! Как они их там различают не знаю, но таскают именно те, которые не фонят.
Макар со Жданом медленно переглянулись.
— Ах ты, ёлы-палы! — спохватился Дед. — Да я вам карточку щас покажу! Варюнька бабулю попросила на память щёлкнуть…
Он шагнул к пожившему комоду, выдвинул верхний ящик и, вытащив карточку, гордо положил на стол. Круглые глаза гостей остановились на фото, запечатлевшем яркий солнечный день, улыбающуюся девочку лет восьми и две фигуры, будто вклеенные из чужого фантастического мира. Чудовища настороженно сверкали глазами в объектив, отчего казалось, что они вот-вот выпрыгнут из кадра в реальный мир. Макар профессиональным взглядом художника пробежал по границам фигур, просмотрел освещение и тени, которые вполне естественно падали на качели и плечо девочки. Сопоставив глубину резкости и разрешение, понял, что фотошопом не пахло.
— Вот какую картинку надо в регистр поместить, — пробормотал он.
Ждан вздохнул.
— Ну, вы даёте…
Пильгуй бережно убрал фото в комод.
— Вот такие зверюхи у Варюхи! — он развёл руками. — Были… Потом у Ладки с Мужем командировка закончилась и увезли они нашу Мышу домой на материк. Долговязые потом только раз приходили. Пришли, посидели возле качелей, воздух понюхали и больше не появлялись. Хотя я им и сгущёнки вынес, и майонез открыл…, ан нет, без Варюхи и сгущёнка не нужна.
Макар закрыл брошюрку и помотал головой, всё ещё не веря в реальность услышанного и увиденного. Ждан, казалось, гораздо легче принял и переварил информацию. Закурив новую сигарету, подмигнул младшему.
— Эт, брат, Зона…
— Именно! — подхватил Дед. — В Зоне нет ничего, что не могло бы случиться! — он досадливо шмыгнул носом, потянулся за самокруткой. — Только родители её, как ту фотку у Мыши увидели, скандалу было… Зареклись Варюху с собой привозить. С тех пор бабуля сама к ним ездит. Фотограф, едрёныть…
Он сокрушённо махнул рукой.
— Ну Варюха-то ладно, ей на память интересно… но моя-то «двустволка» могла сообразить, что местные модели не для этой… как её… не для фотосессии! Ладка с мужем эту фотку нам взад отослали, и то хорошо. А Варюхе строго-настрого запретили даже рассказывать об этом кому-нибудь.
Пильгуй сморгнул навернувшуюся слезу, и Ждан поторопился сменить тему:
— А что у них за командировки?
— Да научные. Они ж и познакомились в группе Карпана. Поженились, Варвару родили, Мышу нашу. Вот их сюда, как местных, в командировки и присылали. Варьку они у нас оставляли, деревня-то вроде в безопасном районе… Сами — на неделю-другую в лагерь учёных или на базу у «Янтаря»… Теперь для них и командировки закончились, сына ждут.